– Эй! – вскинулась Эжени. – Мы же договорились: этот – мой! Он мне нужен. Уговор дороже денег.

– О да! Уговор дороже денег, – Стейси притворилась расстроенной.

Уже поделили нас с Хавьером? Серьёзно? Я поморщился. Что за мерзость?

Эжени, надо же, подмигнула мне! Ха, тоже мне шутница! Я подавил желание скорчить рожу и в придачу высунуть язык. Или выскочить из электрокара на полном ходу, надеясь оказаться как можно дальше от этих хищниц. Я отвернулся к окну. Стейси гнала вовсю, и город внизу и вокруг слился в сплошное золотое пятно.

Льеж состоит из районов – уровней. Их три: Нижний, Средний и Верхний. Центральная дорога делит все районы пополам, её ответвления, точно рукава реки, расходятся в разные стороны, вглубь секторов, извиваются, ветвятся в квадратах. На самом деле, Центральная дорога – понятие условное. Воздушное пространство и есть дорога. В городе разрешено передвигаться на карах, на электробусах и аэроботах. Пешком можно ходить по железобетонным площадкам жилых башен. Там, на насыпном грунте высажены деревья и разбиты цветочные клумбы, устроены игровые площадки для детей и фонтаны. Вся жизнь города сосредоточена в жилых башнях, они служат нам домами, там же расположены административные учреждения и магазины. Мы живём в башнях, работаем и проводим свободное время. Мы их узники. Говорят, раньше люди жили в сельской местности, в частных домах с окнами, выходившими на цветущие сады. У многих семей были собственные участки земли и даже целые поля, уходившие за горизонт. Поля, которые нельзя было обойти, а только объехать. В наши дни численность населения растёт из года в год, а земли катастрофически не хватает. Потому-то жилые башни в ближайшие время скроются за границей облаков. В Нижнем районе нельзя передвигаться на личных карах. Расставшись со Стейси, мы сели на электробус – длиннющий кар на воздушной подушке, который опустил нас на одну из площадок. Далее спуск вниз по электролестнице. Сотни таких лестниц связывают промежуточные площадки и сектора Нижнего района. Эта сложная система затрудняет передвижение, и поэтому жители Нижнего оказались едва ли не запертыми в трущобах, придавленными к земле.

В пятницу рабочие смены заканчиваются раньше обычного, поэтому улицы района всегда кишат людьми, спешащими домой или за покупками. Чтобы добраться до Школы, нам пришлось продираться сквозь толпу. Эжени все глаза проглядела, рассматривая прохожих.

– Не пялься. Они сразу поймут, что ты не местная.

– И? Что они сделают? Разорвут в клочья?

– Может, и не разорвут. Кто-то, разумеется, и внимания не обратит, но есть и такие, кто сразу поймёт: ты ротозейка, район не знаешь, всё здесь тебе в диковинку. А значит, тебя можно облапошить, обокрасть или того хуже. Так что не зевай, не крути головой, настрой скучающий режим и держись поближе ко мне.

– Думаешь, твой значок гвардейца поможет, строгий, правильный мальчик?

Пфф!

– Нет.

– Тогда, может, твоя хмурая физиономия распугает подонков? Ха, она даже меня не тревожит. Страшным или грозным тебя не назовёшь, – заявила она.

– У меня, помимо шокера, есть лазерный пистолет, знаешь ли. И право стрелять без предупреждения.

–Потому-то я и выбрала тебя, – да уж! Выбрала, чёрт её дери. – Посмотрим, оправдаешь ли ты свою репутацию. Но, увы, пока я разочарована. Я не доверяю парням с девчачьими ресницами.

Пфф!

– Ха! А я всё думал, что с тобой не так! Это так же глупо, как не доверять рыжим или тем, кто красит волосы в зелёный.

Эжени улыбнулась. Из потока её слов ни одно не было серьёзным. Она просто потешалась надо мной, посмеивалась, сознавая собственное социальное превосходство. Очевидно, она презирала меня. Заносчивая, богатенькая пигалица! Считающая себя лучше других.

Проклятье! Не то чтобы я презирал богатых. Да, порой я делал вид, что они мне отвратительны, но на самом деле мне хотелось стать одним из них. Мне не были нужны пропуск в высшее общество или слава, только деньги. Для парня из бедного района они означают свободу, возможность жить, как нравится, увидеть мир. Я вырос не в трущобах, не голодал, но всё равно чувствовал себя неудовлетворённым. Моя семья ютилась в маленькой квартирке, где не могло быть и намёка на личное пространство, всё-таки четыре человека в двух смежных комнатах. У нас не было мощного электрокара и дорогих дроидов. Да, это не делало нас несчастными или обездоленными, не умаляло любви родителей друг к другу или ко мне. Но я видел, как им было трудно, как они изо всех сил пытались дать мне образование, обеспечить моё будущее. Я хотел и хочу, чтобы мать ни в чём не нуждалась, ни о ком и ни о чём не беспокоилась. Родителям всегда приходилось много работать и мне тоже, а вот у Эжени всё было с самого начала. И это бесило!

– Мне кажется, тебя нелегко вывести из себя. Это интересно. И, как по мне, очень даже привлекательно.

– Хочешь меня разозлить? Из спортивного интереса? Попробуй. Но предупреждаю: будет непросто. Я работаю с детьми. Если покажешь слабину, они распилят твои нервы и завяжут в узел кишки. Не показывай, что они тебя рассердили, заставь их уважать себя.

– Оу! Да ты большой специалист! Ну а я могу взбесить любого, так и знай. Главное в этом деле – методичность и терпение.

– Вызов принят! Ещё посмотрим, кто кого.

Мы почти опаздывали, до начала занятий оставалось не более десяти минут. Я тащил Эжени сквозь толпу жителей Нижнего в тёмно-зелёных робах. Девушка то и дело спотыкалась, фыркала и чертыхалась.

– Чего приуныла, барышня? Неужели никогда не поступала, как непослушная девочка, и не была в Нижнем районе Москвы?

– Была, и не раз, – Эжени запыхалась, но это не мешало ей трещать. – В Москве всё иначе. Жилые башни не такие высокие, как в Льеже. Часть населения живёт под землёй. Раньше под городом ходили поезда, и те туннели, что не были затоплены, были расширены и превратились в жилые кварталы. Их обитатели годами не видят солнца, но там не так жарко и сыро, как здесь. Раньше я проводила в Нижнем районе много времени.

– Чего ради?

– Тратила сначала деньги отца, а потом свои. Их слишком много.

– Денег много не бывает.

– Но у моего отца их много, – настаивала Эжени. – Подчёркиваю, слишком много. Я спускалась под землю едва ли не каждый день, а по субботам и вовсе проводила там целые сутки. Суббота предназначена для благотворительных акций.

– Скажи честно: есть ли какой-нибудь толк в твоей социальной рекламе? Помогает привлечь внимание на насущные проблемы, или это просто красивые картинки?

Эжени задохнулась от возмущения, зазевалась и чуть было не провалилась в открытый люк. Я поймал её и, обхватив поперёк талии, отволок в сторону. Хрупкая, очень легкая, а глаза горели, как у дикой кошки. Того и гляди, попытается укусить.

– Лететь пришлось бы долго. Смотри под ноги. Всего один поворот остался, ты просто обязана дотянуть.

Школа – отдельное пятиэтажное здание, примостившееся между двумя жилыми башнями. Стены отштукатурены и выкрашены в синий цвет, но от сырости краска неизменно слоится и сползает большими кусками. Зато все окна и двери целы, с этим здесь строго. За последние годы узкие коридоры, большие зеркала, скрипучие половицы и распухшие от сырости, плохо закрывающиеся двери – эти стены стали для меня родными. Как и дети, которые здесь учатся. В тот день классная комната была переполнена: тридцать девять взволнованных учеников, администрация Школы, пятеро учителей, с десяток родителей и Эжени. Последняя, к слову, не занимала много места, зато привлекала внимание. Стоило только девушке снять капюшон накидки, как все, начиная с директора и заканчивая самым отвязным учеником, ахнули и начали хлопотать вокруг неё. Разумеется, кто бы сомневался! Не каждый день в эту сырую и зловонную дыру заглядывает знаменитость. Я, хоть убей, не мог вспомнить, ведущей какого именно шоу она являлась (стоило пошарить в Сети), но, похоже, многие были от него в восторге, задавали вопросы, просили автограф. В итоге, презентацию проектов отложили на полчаса. Эжени нравилось внимание, она премило улыбалась, расписывалась на обложках синтетических тетрадей, задавала вежливые вопросы, позволяла фотографироваться рядом с собой.