– Это какими такими местами? – поднял голову от своих сокровищ Индра. Он успел выложить содержимое сумки на стол, и теперь там в ряд лежали несколько свертков в серо-коричневых тканевых и кожаных тряпицах, пузырьки с разноцветными жидкостями, два кинжала в ножнах, один с ладонь, второй – чуть длиннее, аккуратно сложенная рубаха (цвет и покрой Алиса в полумраке не разглядела) и коробка, перевязанная тонкой веревкой.

– А такими, о которых вы в отряде во время привалов чешете друг другу по ушам с утра до вечера, вот какими, – громко загоготала кикимора

– Ничего мы не чешем! – вскинулся парень, но врать он не умел совершенно, поэтому тут же покраснел, и стало ясно: как минимум, слушал в подробностях, а может, и поддакивал. – Очень надо! Тем более, я возраста второй зрелости еще не достиг, меня бы командир за такие разговоры котлы на полевой кухне до утра драить заставил!

– Ой-ой, – фыркнула Марыся, радуясь, что заставила смутиться большого и страшного иномирца. – И девчонки тебе неинтересны, конечно, такому красавчику? И зазнобы любимой у тебя, можно подумать, нет?

Алиса замерла, навострив уши. Сердце заколотилось с удвоенной силой.

– Я тебе язык сейчас отрежу, честное слово. Надоела, мелешь и мелешь чушь хуже пьяного дворфа, – выпрямился было Индра, но тут же передумал и устало махнул в ее сторону рукой. – Я член элитного разведотряда повелителя Гаруды под командованием самого Рагнара Сильного! Какие могут быть девчонки и зазнобы, пока хотя бы совершеннолетия не достигну? Делать мне больше нечего, и так времени не хватает, еще и тратить его на глупости всякие. Ты сама не тяни, на озеро давно пора!

– Тогда готовься, – мокруха моментально приняла серьезный вид. – Надо открыть дверь. А там прямо к нему и выйдем.

**

Дверь была добротная, сплошной металл в несколько слоев, с помощью физической силы ее и слон бы не высадил. Засов, конечно, заржавел и рассохся, но сокол побрызгал на него фиолетовой жидкостью из самой большой бутылочки в сумке, и в тех местах, куда попали капли, металл тут же оплавился и рассыпался в труху.

– Разрыв-зелье, берет любые камни, металлы, древесину, открывает все замки, просто растворяя их, – прогудел он сквозь маску, прикрывающую нос и рот. Она прилегала к лицу, как вторая кожа, при этом парень дышал сквозь нее с комфортом, зато окружающим даже звука дыхания не было слышно. Голос и тот звучал, как из закрытой бочки.

Марыся только завистливо вздохнула в очередной раз. Она страдала с тех пор, как увидела это чудо, лежащее в одном из кожаных свертков, и уже протянула к нему лапку, но жадный сокол тут же стукнул ладонью по столу (по пальцам не попал, но напугал кикимору до чертиков) и заявил, что это новейшая разработка дворфов и поэтому ни за какие костюмы на свете он ее не отдаст, и нечего свои ручонки загребущие к ней тянуть. Пришлось страдалице обойтись второй половинкой разорванной арафатки.

А дальше Индра нажал плечом раз-другой, и дверь приоткрылась, натужно при этом заскрипев.

– Тяжелая, зараза, – просипел он. – Даже у меня сил не хватает до конца ее сдвинуть. Пролезем?

Ширина щели оказалась ровно такой, чтобы смог протиснуться сам сокол, правда, боком. Алиса проскользнула, как придонная рыбка между камней, о маленькой кикиморе и говорить не пришлось.

Снаружи дверь напоминала один сплошной камень, поросший со временем травой. Опознать ее, как ворота куда-либо, оказалось решительно невозможным. Перед ребятами открылась пещера длиной около полутора десятков метров, по форме подозрительно напоминающая схематическое изображение прямой кишки в разрезе. Вероятно, так думали и другие посетители укромного места, оставившие на каменных стенах выцветшие от времени, но все же различимые слова, что красочно описывали отдельные части и процессы пищеварительной системы человека. Зато пол здесь, в отличие оставшегося в катакомбах, был совершенно чистым и сухим.

В конце занятного тоннеля светило солнце.

– Если выйдем и спустимся по старым ступенькам, окажемся прямо у левого берега. Но я предлагаю пока посмотреть сверху, – сказала Марыся. Платок смешно оттопыривался на ее длинном носу.

– И что мы тут увидим? – хмыкнул сокол.

– Если повезет – все, что нужно, – ответила кикимора. – Кажется, я слышу голоса снаружи. Нам точно сегодня везет. Главное – смотрите внимательно.

Они подошли к самому выходу, а затем по команде кикиморы легли на пол в и осторожно высунули головы из укрытия.

Внизу отливало синим и золотым огромное озеро, похожее на таинственное зеркало в зеленой узорчатой раме. Тонкая рябь бежала по поверхности, солнечные лучи рассыпали сверху миллиарды «зайчиков». Был полдень, и от воды шло едва заметное дрожащее марево. Алиса, онемевшая от природной красоты, не сразу увидела людей на берегу. А когда увидела, язык от возмущения отнялся окончательно.

Прямо около воды стояла необъятных размеров тетка в мокром купальнике и, ничуть не стесняясь, чесала ягодицу, повернувшись спиной к остальной компании. Там тоже все были, как на подбор: субтильный мужичок, закапывающий прямо в чистый песок мусор и пустые бутылки, жующий лопоухий пацан, перед которым уже валялась куча разноцветных фантиков, и, что особенно возмутило Алису, девица с подвявшим букетом из редких ныне лилий Глена. Она задумчиво посмотрела на цветы, пожевала губами, как корова, сморщилась и выкинула букет в кусты.

– Вот это парад уродов! – восхищенно присвистнул в маску Индра.

– Они растения редкие сорвали и выкинули! Природу беречь надо, а эти уничтожают! – дар речи, наконец, вернулся к Алисе. – Мусор по правилам надо сложить и увезти с собой, а они закапывают! А пацан даже убирать за собой не собирается. И тетка беспардонная, разве можно при других людях задницу чесать? Это же неприлично! И вообще, что они тут забыли? Это же не речка-вонючка из прошлых времен, тут нельзя купаться, эта вода для питья всей южной части города!

Тут до нее дошло окончательно, что вода, в которой недавно ополаскивала телеса необъятная баба, потечет в городской водопровод, а оттуда – к ним в дом, и девочка одним рывком поднялась и села, зажав рот рукой. Тошнота подкатила к горлу.

– Эти еще ничего, – хмуро пробормотала кикимора сквозь платок. – Тут некоторые как припрутся – потом дорогу назад не находят, пока вся дрянь из головы не выветрится. А бывает, что и дар речи теряют. Один неделю назад стоял тут до ночи на четвереньках, мычал. К вечеру ветер поднялся, а солнце за тучи зашло, парить от воды перестало, и его попустило. Вот только обгадился за это время прямо в штаны, бедолага… Здесь же и постирал.

– И мы эту воду пьем, – побелевшими от отвращения губами прошептала девочка. – А она делает из людей…

– Дураков, – закончила фразу Марыся. – Нас травит ядом, а вам разум опутывает дурманом. Вы пьете понемногу, поэтому особо не чувствуете. Но постоянно, а значит, эффект сохраняется. А если выпьет кто бочку такой воды – и разум необратимо повредится. Белобрысые каждую неделю стабильно появляются, что-то белое сыплют в устье реки, которая сюда впадает. Что именно, не скажу, но влияет оно вот так…

Тетка тем временем повернулась к остальному семейству и жестами скомандовала одеваться и собираться домой. Уходили прямо сквозь поросли голубики, как лоси, ломая и вытаптывая низенькие кустики. Как Алиса и предполагала, никто не стал возиться с мусором, оставили его на берегу.

– Я не могу на это смотреть, – всхлипнула девочка. – Соберу и увезем с собой. У меня сумка тканевая в рюкзаке, сложу в нее, потом постираю.

– Может, не надо? – тут же запереживал сокол. – Нам к воде нельзя, если сквозь маску испарения от такого большого озера попадут – потравимся к лешему. А молока с собой нет. И вдруг тебе тоже станет плохо?

– Я быстро! – вскочила Алиса с места, пока никто не успел ее остановить. – Одна нога здесь, другая там!

На улице было тепло и хорошо, свежий воздух так и манил вдохнуть полной грудью и куда-то бежать вприпрыжку, весело танцуя…