Ну да, их с Фрицем как раз не было в комнате, когда разговор шел об этом.

— У Хайди ведь тоже есть пятно, но, подозреваю, не совсем той формы, да, капитан?

— Нет, и насколько я понял, совсем не на том месте. — Солдат улыбнулся.

— Ну что же, это подводит черту под делами этой ночи, — радостно заявил я. — Раз уж я теперь официальный постоялец, дружок, можешь прямо сейчас подать мне меню завтрака.

— Какое пятно? — повторила Фрида.

— Да и одежда моя, должно быть, уже просохла…

Капитан Тигр сурово нахмурился.

— У Свежерозы имелось родимое пятно в форме розы, прямо над сердцем.

Ох, как не хотел я, чтобы он говорил это!

Фриц — торопливые попытки его сестры скорее мешали ему — уже расстегивал жилет.

— Но он же ведь не подкидыш какой-нибудь! — Фрида сидела рядом со мной, судя по всему, не замечая моей руки у себя на плече. — Это какая-то бессмыслица!

Фриц сидел теперь на кресле слева от камина — на почетном месте. Жилет его был все еще расстегнут, демонстрируя отчетливо видную под пышной растительностью на груди красную отметину.

Бургомистр Йоханн, хромая, отправился спать — жалкое подобие самонадеянного толстяка. Старая дама хлюпала в платочек, утешаемая капитаном Тигром. Марла продолжала маячить где-то на заднем плане. Гвилл и Тиккенпфайффер сидели в полном оцепенении.

Свечи прогорели и погасли. Узкая полоса солнечного света лилась в единственное окошко, и помещение казалось темнее, чем ночью. У меня слегка кружилась голова, как это бывает после бессонной ночи.

— Для меня это вовсе не бессмыслица, — возразил я. — Правда, некоторых подробностей все равно не хватает.

Фрида описала нам своих родителей. Она даже показала их портрет, написанный каким-то бродячим художником в уплату за обед. Это была симпатичная пара, но обычного для крестьян Фолькслянда капитального телосложения, ни капельки не похожего ни на Свежерозу, ни на Зига.

Глиняная голубка лежала в лапищах Фрица. Он остолбенело смотрел на нее, так и не произнеся ни слова с той минуты, как старая дама стала пред ним на колени. С некоторым усилием я, казалось, мог найти в его чертах определенное сходство с Зигом — может, что-то в очертаниях рта? С несколько большим усилием я мог найти даже сходство с Верном — гораздо более молодым Верном, чем тот, которого я знал когда-то. Скорее, с его изваяниями. Верн ведь умер почти двести лет назад, не так ли?

Потом Фриц оторвал наконец от нее взгляд и хмуро посмотрел на меня.

— Если это еще один из твоих халтурных трюков, рассказчик, я своими руками сверну тебе шею и втопчу в грязь.

— Какие уж тут трюки… У меня не было ни малейшего желания дарить тебе целое царство за какую-то блохастую дворнягу. Ты никогда не слышал голосов в этой комнате?

— Нет, не слышал! — В голосе его снова зазвучали опасные нотки.

— Вовсе незачем об этом кричать. Ты в этом уверен? И ты никогда не задумывался, кто охраняет твой постоялый двор от разбойников? Ну что ж, ты можешь сам очень быстро это выяснить. Унеси Верл куда-нибудь, чтобы мы не могли услышать вас. Она будет говорить с тобой, это я тебе обещаю.

Он разинул рот.

— Упроси его, — сказал солдат. — Мы все хотим знать.

Он нерешительно поднялся.

— Капитан, проследите, чтобы он не спер тут ничего, пока меня не будет?

— Ладно, парень. То есть я хотел сказать — ваше величество.

Фриц скептически хмыкнул. Продолжая держать маленькую глиняную птичку с такой опаской, словно это сырое яйцо, он направился к двери. Ветер захлопнул ее за его спиной. Его тень мелькнула за окном. С минуту мы ждали, потом услышали далекое бормотание. И ничего больше, если не считать капели и ветра в лесу… или еще нежного голубиного воркования?

— Оттепель продолжается, — прервал я затянувшееся молчание. — Вы попробуете пересечь перевал сегодня, капитан?

— Полагаю, да. Нам надо выехать по возможности скорее, пока погода не поменялась. — Солдат посмотрел на Фриду. — Но согласится ли ваш брат оставить гостиницу?

Да, об этом мы и не подумали! А вдруг Фриц не откликнется на призыв?

— Это зависит от того, что говорит ему сейчас бог, — ответил я. — Если вы успеете на корабль в Винлянде… да нет, все равно до весны вы не одолеете перевалов, чтобы попасть к Холу. Не думаю, чтобы народ принял его до тех пор, пока его не признал бог.

Тигр покосился на старуху и улыбнулся.

— Слово ее светлости тоже не лишено веса, мне кажется.

— Крав признает его для семьи, — пробормотала она, не отнимая от лица платка.

— Да, пожалуй, верно. Да у него и вид царский!

Правда? Ну, во всяком случае, роста ему хватало. Кинг сайз.

— Вид у него потрясающий! — буркнула старуха, немного приходя в себя. — Замечательный царь, и внук тоже замечательный!

Бедный Фриц!

— Но как быть с постоялым двором? — Солдат снова повернулся к Фриде.

— Есть один человек в Гильдербурге — он хотел купить его в прошлом году, когда наши родители… Майстер Тиккенпфайффер, скажите… вы собираетесь еще на юг или возвращаетесь домой?

Нотариус пробормотал что-то неразборчиво.

— Он возвращается домой, это уж точно, — вмешалась Марла. — Я уверена, Йоханн потерял всякий интерес к Великому Холу. — Она хихикнула.

— Я тоже! — заявил Гвилл, глаза которого блеснули. — В смысле, я тоже на север. Кстати, мне нужен адвокат, чтобы заявить об ограблении с применением силы. Вы еще заняты у бургомистра, советник, или готовы заняться другим клиентом?

— Мне надо еще обсудить свой статус с его честью, майстер Гвилл. Но если я и не смогу сам защищать ваши интересы, я готов порекомендовать вам других достойных юристов, кто мог бы.

— Даже на столь простое дело?

— Ну, я бы так не сказал.

— Он хочет сказать, Тангельпуппер, — пояснила Марла, — что мы с Йоханном пойдем на все, чтобы он только не появился в Бельхшлоссе, чтобы трепаться там. Верно, менестрель?

— Более или менее, сударыня.

Марла рассмеялась.

— Ну и сколько будет стоить твое молчание?

— Назовите сами.

— Это к моему благоверному. Как насчет золотой цепи, что он носит?

Гвилл зажмурился.

— Пожалуй, это убедит меня продолжить путешествие на юг.

— И остаться там?

— Разумеется.

— Тогда пойду поговорю со стариной Кошельком. — Она подошла к лестнице.

— Если он заартачится, покажу ему одну-две татуировки. — И, хихикая собственной сообразительности, она вспорхнула по ступенькам.

Мы с Гвиллом обменялись торжествующими взглядами. Даже Фрида и солдат улыбались. Похоже, наш толстый приятель, женившись, получил гораздо больше, чем ожидал. Во всяком случае, остаться снова холостяком ему явно не грозило.

За окном промелькнула тень Фрица.

Он вошел с видом человека, которого только что оглушили по голове. Надо быть выдающимся актером, чтобы так изобразить бледность. На деле не так уж просто даже изобразить дрожь в руках или идти так, словно на плечах твоих лежит невидимый мешок муки. Нет, в данном случае скорее два мешка. Или даже три. В общем, я сомневаюсь, чтобы он врал нам, рассказывая, что случилось.

Он положил фигурку обратно на каминную полку, помялся немного и на мгновение склонил перед ней голову. В глазах его блестели слезы, но, возможно, от ветра. Не будь он так массивен, он казался бы совсем еще мальчишкой.

— Омар… Мы больше-чем квиты. Я беру все свои слова обратно.

— Не беспокойтесь, ваше величество. Большая их часть вполне мною заслужена.

На мгновение в его взгляде промелькнули знакомые свирепые искорки прежнего Фрица.

— Ладно, не буду. Если честно, у меня все еще чешутся руки свернуть тебе шею, но постараюсь этого не делать. Она говорила со мной.

Мы ждали.

Он пожал плечами.

— Фрида… Мы с тобой не… Я — приемыш. Они никогда не говорили мне об этом.

— Мне тоже. — Она освободилась от моей руки и подошла к нему. Они обнялись. Не отпуская ее, он повернулся к нам.