Фёдор, заметив улыбку Саши, стоящей в проёме двери и слушающей рассказ Медведя, подмигнул ей.

     – Ох, Александра. – Строго проговорила баба Лиза. – Приручила зверя. Теперь всюду за нами шастать будет.

     – Ладно тебе, Лизавета, – Медведь засмеялся. – Завидуешь ты. Так и скажи.

     Баба Лиза досадливо махнула рукой. – Хватит лясы точить. Ехать пора. Седлайте коней.

     Но неожиданно всех задержала Саша. Она вдруг заметалась по избе в поисках чего-то. Когда от неё добились ответа, то выяснилось, что ищет она лопату. Лопату, общими усилиями, нашли, и обрадованная девочка, выхватив её из рук Поля, нашедшего инструмент в углу сеней, бросилась на улицу. Там, подбежав к кусту крыжовника, она начала копать землю пытаясь выкопать молодой отросток.

     – Ты чего это? – кряхтя поинтересовалась баба Лиза.

     Девочка, не поднимая головы, ответила: – хочу.

     – Ну тогда ладно. – Лизавета хитро улыбаясь оглядела остальных путников.

     Наконец, Саша выкопала молодой куст, сбегала в избу и принеся оттуда обрывок мешковины, аккуратно завернула корни куста с землёй в ткань.

     – На острове посажу. А пока, – обратилась она к старухе, – можно я возле дома вашего прикопаю его, пока гощу у вас?

     Баба Лиза развела руками. – Как скажешь, девочка моя.

     Медведь помог Саше приторочить её приобретение к седельной сумке своего коня. Довольная девочка была посажена Фёдором на Пегаса и все тронулись в путь.

     Кони лёгким галопом шли по дороге пока Фёдор, будучи в авангарде, не поднял правую руку показывая, что останавливается. – Здесь я вас покину. – Он обнял сидящую перед ним Сашу. – Дальше поедешь с бабой Лизой. Слушайся её.

     Девочка опустила голову. – Мне нравится ехать с тобой, но я всё понимаю.

     – Не тужи. – Фёдор крепко обнял её. – Мы ещё увидимся. И не раз.

     – Саша кивнула. – Я это знаю. Но сейчас мне грустно.

     – Понимаю. – Фёдор взял Сашу за талию и пересадил на лошадь подъехавшей к ним бабы Лизы. – Береги её, Лизавета.

     – Ишь ты. – Баба Лиза хмыкнула. – Учить меня вздумал.

     Фёдор окинул своих попутчиков взглядом, тронул Пегаса и скрылся в густых зарослях елей и кустарника. Оставшиеся, на двух лошадях продолжили свой путь в сторону деревни. Остаток дороги прошёл без происшествий и засветло отряд проходил мимо аэродрома. Медведь предложил заехать к нему. У охотника всегда было вдоволь мяса, и он любил и умел его готовить. К тому же, он знал, что дети любят бывать у него дома. Баба Лизавета неохотно, но всё же согласилась. Дом Медведя стоял крайним на Нижней улице, ближе к коровникам. Большой. Сложенный из массивных брёвен. В три комнаты. Была в доме кухня, просторная тёплая веранда, и хлев, который сам охотник использовал как мастерскую. В хлеву, по поморскому обычаю, был устроен туалет. За домом располагался огород, в котором кроме картошки больше ничего и не росло, да и ту, Медведь сам никогда не выкапывал по осени. Бывало, что кто из сельчан за мясо или рыбу подряжался выкопать картошку для охотника, а если нет – оставалась она не выкопанной на зиму.

     Ребята обрадовались предложению Медведя и усталость от долгой дороги в их глазах сменилась любопытным разглядыванием домов и людей хорошо им знакомой улицы. Они крутили головами в разные стороны, здоровались с каждым проходящим и кликали всех собак, которых узнавали. Спустя несколько минут подъехали к дому. На крыльце они увидели пекаря переминающегося с ноги на ногу.

     – Михаил, добрый день! Добрый день, Лизавета! – Пекарь обрадованно махал левой рукой держа в правой свёрток. Михаилом он звал Медведя, отчего-то считая, что Михаил, это его настоящее имя. Сам же охотник никогда и никому своего имени не говорил. Над пекарем посмеивался, но позволял ему иметь в этом вопросе своё мнение. В деревне Медведя никто больше так не называл. Раньше, бывало кто, нет нет да и назовёт его одноглазым, но после такого неосторожный обзывала обязательно бывал сильно помят и до дома добирался при содействии сердобольных сельчан. Но те немногие неосторожные жертвы гнева охотника не с красного словца называли его одноглазым. Один его глаз был потерян в тайге в схватке с медведем. Животное было повержено, но успело задеть лапой лицо и сковырнуть когтем глазпобедителя. Бывало, особенно по началу, вставлял Медведь в пустую глазницу стеклянный шар вместо глаза. Эти шары-глаза сделаны были из цветного стекла по его просьбе умельцами из дальнего отсюда села. Когда та битва человека и зверя произошла, никто не помнил, но не было такого человека в деревне и ближайших к ней мест, кто бы не вспоминал в разговорах ту историю никем, впрочем, не виденную собственными глазами. Оттуда и пошло прозвище Медведь, достойно принятое и с удовольствием носимое охотником.

     Ради полноты картины стоит упомянуть и о повсеместном пьянстве среди жителей деревни. Мужчины любого возраста, от юношества до глубоких старцев не смущаясь с утра и до вечера пребывали в состоянии подпития разной степени. В этом печальном явлении охотник был редким исключением. Если он и выпивал стопку другую, то лишь в одиночестве и по значимым праздникам, оставаясь трезвым и с твёрдой походкой, что отчасти объясняло его отменное здоровье и крепкое телосложение.

     – Добрый день Валя. Ты чего порог обиваешь?

     – Да вот. – Тот сделал виноватую гримасу и пожал плечами. – Последнее сберёг для тебя. Муки нет больше в деревне, так я тебе две буханки принёс.

     – Вот за это спасибо! – Обрадовался охотник. – А то глянь, ртов сколько привёл с собой. – Он усмехнулся и весело оглянулся на Лизавету и детей.

     Баба Лиза с Полем, отставив в сторону метлу, зашли в дом, а Саша с Медведем остались рассёдлывать лошадей.

     – Дядя Медведь, а всё же, что в письме том?

     – Ты о чём? – Медведь посмотрел на засмущавшуюся вдруг девочку.

     – О письме том, что для тебя отшельник с берега передал.