Галина говорила лучше день ото дня, да ещё отличалась прекрасной памятью. И свобода Зины уменьшалась прямо пропорционально росту словарного запаса.

Победа Гали в отношении Витьки стала безоговорочной. Больше противного мальчишки девочка не видела. Ведь Витя тоже начал говорить. Пока его понимала только мама, которая и узнала о неправильном приземлении гири. Страх за здоровье сына оказался сильнее дружеских уз. К тому же мать Вити напрягали двусмысленные взгляды подруги в сторону её мужа. Семьи прекратили всяческие отношения к огромному недовольству мальчика. Но первая любовь не пережила разлуки. Через несколько месяцев Витя забыл о Галке, встретив в саду Инночку.

Но Галку не заботил Витька. У неё были свои дела, которых день ото дня становилось больше. Во-первых, дома девочке было скучно. Она любила гулять. Но не чинно прохаживаясь по аллеям, а залезая, куда только можно. Но в виду ноги Галка не могла залезать сама – её должна была катить мама в коляске. А мама не катила. Девочка объясняла, что хочет, и получала нелюбимое слово «нельзя». Но она-то знала, что можно! Просто взрослые не хотели выполнять её прихоти.

Недовольство Галка вымещала докладыванием маминых дел, разбиранием запретных полок, вываливанием круп на пол, оставлением луж и другими «невинными» делами трёхлетнего ребёнка. Её наказывали. Но хулиганку ничего не брало – ведь всё уже было сделано словом «нельзя», которым раз за разом подрезали неоперившиеся крыльям.

От безысходности девочка начала читать, практически сама. Потому что от занятой обдумыванием семейных проблем мамы, дождаться внятных объяснений было нереально. Галка напряглась немного и зачитала. И вот тогда-то Зинаида впервые посмотрела на дочь, как на человека. До этого она воспринимала её сильно обременительным предметом интерьера или домашним любимцем, который был скорее «нелюбимец». Сейчас же всё изменилось.

Заслугу дочери Зинаида моментально записала на свой счёт и рассказывала каждому встречному о гениальном ребёнке.

К тому же разумная дочь могла стать союзником в войне против свекрови, не зря же она звала её «бабка». Но объединиться не получилось по одной простой причине: общаться с детьми Зинаида не умела. Она хотела только получить от дочки желаемого. Но в отношении Галки, чтобы что-то получить, нужно было что-то дать. А давать Зинаида не умела.

Такой глупой мамы Галка не заказывала. «Надо было скрывать, что читаю», – думала девочка, скрипя зубами читая на бис «Колобка». Путешествия шаровидного чудака надоели, как и скрывание, что она может ходить и даже бегать.

Но выбор был беден: садик, где ждала встреча с ненавистным Витькой, или чтение «Колобка», как подтверждение Зининого героизма. Ведь это мать научила больного ребенка читать! В три года!

Но время стремительно летело. И года приближались к четырём. А дом, мама, баба и папа оставались прежними.

Мама – думающей только о себе.

Баба – любящей говорить «нельзя».

Папа – редко проявляющийся хоть каким-то. Галке он казался ненастоящим.

И дом… Здесь должна была жить свобода по разумению девочки. Но её не оказалось. Почти год ушло у Галины, чтобы убедиться в этом окончательно. Тут правило слово «нельзя» и нотации бабки Али, на которых Галя, к сожалению, засыпать перестала.

Девочка была умной и быстро научилась соглашаться с бабой, а потом опять делать, как хочется. Но вот это «хочется» семья, неожиданно сплотившись, изживала всеми силами.

Только это их и объединяло, Зинаиду, Алевтину Ивановну и Коленьку, – девочка, которую требовалось сделать человеком. Великая цель обыкновенной семьи. Ради этой цели были отложены боевые действия на войне «свекровь-невестка». Ведь «ребёнку скоро четыре года, а она вести себя не умеет!» То, что девочка умела читать, отходило на второй план и меркло под поведением, считавшимся безобразным.

Теперь семья занималась главным, и всё время уделялось ребёнку. По часам. С утра – свекровь до ухода на работу. Потом мать. А вечером наступала очередь Коленьки. И даже дневные часы, приносившие ранее Галке уединение и возможность исследований, перестали радовать – мать занялась-таки её воспитанием.

Педагогическая наука в семье Бураковых воспринималась по простому – как можно больше следить за ребёнком и одёргивать, а также читать нотации, чем длиннее, тем лучше. Ещё хорошим методом считалось довести ребёнка до слёз. Но здесь редко удавалось одержать победу – Галка плакать не любила, как шоколад, мультики и прочее фуфло, считавшееся взрослыми в почёте у детей. Галка любила свободу. А этого её уже лишили. Но и здесь она не плакала, а думала.

Непосильный труд в осмыслении сложившейся ситуации подошёл к концу зимой, когда Галка выбрала сад в надежде на возвращение хоть какой-то свободы.

И девочка побежала!

Взрослые радовались часа два окончанию эпопеи с ногой, а потом вернулись к одёргиванию. Мысли о саде им пришли быстро. Галка вздохнула с облегчением – хоть подсказывать не пришлось.

Вместе с думами о саде к Зинаиде вернулись мысли о работе и восстановлении своих котировок в семье, которые до этого момента только падали – вся зарплата Коленьки давно перекочевала к маменьке.

Но на завод Зина не хотела – бригадир оставил на сердце чёрное пятно. И женщина устремила взор в сторону продмага. Продавщицы там были королевами, которые вертели, как хотели, телячьими окороками и подвыпившими мужиками, а ещё очень внушительными бёдрами, сливавшимися с талией. Зина хотела также. Она жаждала власти, как дома, так и на работе. Но попасть в продмаг без блата в те времена не представлялось возможным. Блата не было. Зато были талия и бёдра, каких у продавщиц не наблюдалось – их больно хорошо кормили. Зинаида ловко пустила в ход единственное оружие и наконец-то наставила рогов Коленьке, который так вероломно отдавал все деньги маменьке.

Чёрная дыра от бригадира быстро затянулась с завхозом, благодаря доступу к продуктам, не доходившим до прилавков. А до прилавков тогда не доходило многое. Прилавки в те времена вообще часто пустовали.

Галку же это всё не интересовало. Изменения она отметила только в том, что реже стала видеть маму, а чаще бабу или папу, но куриных крылышек хватало при любом раскладе. Заморские же ликёры, конфеты и колбасы девочку не интересовали.

В жизнь Галины вошёл сад. Но не тот, где был Витька. В тот её не взяли, сославшись, что все места заняты. И это было триумфом.

В новом саду Галина, уже научившаяся лицемерить, развернулась. Не со злого умысла или потому что была плохой, нет. И ещё раз нет! Просто девочке, как воздух, необходима была свобода. А её в те времена не давали детям, как куриные крылышки. Впрочем, её и взрослым не давали. Но взрослые привыкли обходиться без неё, а Галка – нет. И чтобы добиться малой толики свободного времени, когда на тебя не смотрят и не одёргивают, приходилось идти на массу ухищрений, которым бы позавидовал не один полководец.

Например, чтобы не есть ненавистную капусту, Галке приходилось сочинять легенду для легковерных «сокамерников», что капуста отгоняет злых духов, и тогда воспитательница не станет ругаться за разговоры во время дневного сна. После этого за капусту особо суеверные мальчишки были готовы отдать даже машинки. Но машинки Галке были ни к чему – ей было достаточно прикрытия во время дневного сна, когда она улепётывала из сада на улицу. А для этого Боря с Гошей устраивали показную драку – воспитательница отвлекалась, а девочка уже мирно сопела в кровати. Ещё один любитель капусты, Мишка, умалял всех не будить бедного ребёнка. Но ребёнка как раз в кровати не было – его замещала подушка.

Галка на улице ничего такого не делала: залезала на дерево, а потом на другое или смотрела на птиц. Но почему-то воспитательницы считали иначе и во время легальных прогулок детей на деревья не пускали. Баба Аля была с ними солидарна, считая, что на деревьях делать нечего. Коленька, конечно, был согласен с маменькой. А Зина зарабатывала заграничные продукты. Чем больше их становилось в доме, тем хуже обстояло дело с талией. Но Зинку уже это не волновало – оказывается, завхоз любил фигуристых.