Жизнь Гали в нашем мире началась обыкновенно. В роддоме. Звонкий хлопок и громкий крик «аааааа» показал всем, что малышка здорова. Её унесли. Тогда было так положено. Кем положено и куда положено, не задумывались, как врачи, так и роженицы.

Галинина мама, Зинаида Петровна, облегчённо закрыла глаза. Рожать дочь – нелёгкое дело, к тому же если она первенец и весит четыре килограмма сто одиннадцать грамм. Родилась девочка в час ночи и одиннадцать минут, когда за окном замерли машины и люди.

После трудов в ночное время Зинаида Петровна отдыхала. Ребёнок лежал отдельно, что давало возможность расслабиться и поспать.

В девять утра блаженный сон новородившей был нарушен. По графику принесли кричащее создание.

– Всю ночь орала, – бросила недовольная медсестра. – И бутылку не берёт.

Бутылку девочка, действительно, не брала ни в роддоме, ни после него. А грудь, вопреки ожиданиям персонала, взяла сразу и сосала жадно, хотя молоко ещё не пришло.

На руках у мамы ребёнок заснул быстро. Но также быстро её унесли. Заведённому порядку одна девочка не могла противостоять.

В двенадцать часов Зинка болтала с соседкой по палате, которая накануне родила мальчика. Женщины делились впечатлениями, которых было море. У кого как болело, как отреагировали мужья, где цветы… А цветов у Зинки не было, зато у соседки были. И это вызвало колющее чувство под лопаткой: «Неужели, мой Колька, хуже?!» Чёрные мысли о поварёшке и лбе ненаглядного муженька заползли в голову Зинки, которая удивительно быстро оправилась от «тяжелейших родов», как она описывала процесс новой знакомой.

О девочке, плоде трудов, Зинка уже и забыла. Но её принесли. Орущую.

– Бутылку не берёт, – буркнула другая медсестра и улыбнулась соседке по палате. – А ваш-то мальчик, прямо ангел. Всё высасывает, что дают. И спит, и спит. Какой красавчик.

Это был удар под дых Зинке. Она почувствовала себя ещё хуже и с недовольством глянула на малышку в надежде, что та не будет есть. Молодая мать уже представляла страшную болезнь и всеобщее восхищение, как она выдерживает трудности. Но…

Малышка присосалась, как пылесос марки «Ракета» к полу. Такой агрегат был у свекрови. Зине очень нравилась гудящая машина. В квартире родителей присутствовали лишь швабра, ведро, да ещё и веник. Убираться приходилось по старинке, что выдавало скромные финансы семьи Петуховых, а по мнению младшей дочери многодетной семьи – попросту бедность. Откуда она и сбежала, как только смогла.

Семья Бураковых в лице свекрови рада не была, но против живота не попрёшь, поэтому железная дверь с мягкой обивкой распахнулась, пропуская новоприбывшую с малюсеньким чемоданом. Ухмылка Алевтины Ивановны при виде этого имущества стала злее.

Супруг Алевтины и отец Коленьки, Пётр Иннокентьевич, умер в самом расцвете сил, что Алевтина всегда ставила в укор покойнику, с упоением почивая на лаврах матери-одиночки, достигшей успеха. Почти каждый день озвучивалось, как она смогла устроиться в жизни на руках с ребёнком! Теперь у неё были и пылесос марки «Ракета», и стиральная машина «Мечта», и холодильник «ЗиЛ», и ещё тридцать три пункта, которые регулярно перечислялись. То, что этому поспособствовал Григорий Семёнович осталось тайной, унесённой женщиной в могилу, так как у названного мужчины была жена.

Пока в голове молодой матери проносились нелёгкие пять месяцев совместной жизни со свекровью, малышка, которую ещё до рождения назвали Галя, жадно сосала. Назвали дитя Галей, между прочим, без участия Зины.

– Будет Галиной, – зычно утвердила Алевтина Ивановна.

– А если мальчик? – робко заикнулась Зина.

– Нет! Мальчиков не рассматриваем. Я хочу внучку назвать в честь матери. Святая женщина! – Алевтина Ивановна не спрашивала, она оповещала.

Зинка шмыгнула носом. Колька сглотнул и старательно закивал. Он и так был благодарен маменьке, которая приютила нагуленное.

Малышка продолжала жадно сосать, пока не уснула. На руках у матери она спала, как ангелок. Но её унесли.

Переживала ли Зинка? Нет. Она считала, что порядок нужен везде, и что он приносит пользу. Поэтому Зина наслаждалась заслуженным отдыхом перед нырянием в быт со свекровью, мужем и дочуркой. Молодая мать, а Зинаиде Петровне было всего лишь двадцать два года, читала детективы Агаты Кристи и махала мужу из окна. А ещё писала ему письма, где гневно требовала цветы. И пеняла супругу, что вместо цветов он с друзьями омывал сначала в гараже, а потом со свекровью её труд. «Её» было подчеркнуто три раза. Цветы водрузились на тумбучку. Но зависть к соседке по палате осталась. Ведь её мальчика так и хвалили, а Галку – ругали.

Галина же настойчиво требовала мать. Ей безразличны были соски, бутылки, чужие тёти и дяди, которых ходило к малышке множество. Её обследовали. Патологий и отклонений не находили. Персонал разводил руками. А ребёнок вопил о матери. Но в роддоме не понимали. Язык младенцев никто не знал. В возможностях медперсонала было лишь принятие родов и выявление болезней. А разбор капризов детей – никак не входил в список полномочий нормального учреждения.

Но девочка этого не знала. Она лежала в палате номер один и затихала только в одиннадцать часов одиннадцать минут два раза в сутки. На одну минуту. Но этого никто не замечал.

Даже мать не задумывалась о единицах, которые окружали её дочь. Мысли Зинки были заняты квартирой, в которой был пылесос, муж, но и свекровь. А вот соседке по палате повезло – они с мужем жили отдельно, и это не повлияло на наличие пылесоса.

С этого момента в плоском мозгу Зинки появилась цель – отдельное жильё с пылесосом. А вот наличие в нём Коленьки было не обязательно – цветы он носил плохо, в отличие от мужа идеальной мамочки с идеальным сыночком.

Выписали Галину и Зину пятого февраля с облегчением – постоянный крик здоровой малышки надоел. Вот её и выпихнули на руки участкового педиатра – пусть разбирается. Роддом, чтобы роды принимать, а не с крикливыми младенцами дело иметь.

Первый год жизни Галины Николаевны Бураковой прошёл в боевых действиях с Алевтиной Ивановной, попросту бабушкой. У боевой женщины хорошо получалось командовать покойным мужем – Петром Иннокентьевичем, а также Григорием Семёновичем, Коленькой, Зиной, тридцатью пятью мужиками в заводском цехе, который она возглавляла. Но… не Галиной.

То, что внучке не хватало воспитания, Алевтина Ивановна талдычила с утра до вечера. Конечно, в те часы, что была дома. Потому что малышка при виде бабушки орала. Врачи и обследования не помогали. Вердикт был единственным: совершенно здорова.

То, что малышке просто не нравилась бабушка, никого не интересовало. Разве может не нравиться бабушка? Тем более такая практичная и целеустремлённая, как Алевтина Ивановна. Такая мудрая, решительная, всёзнающая и любящая. Поэтому Алевтина Ивановна не верила Зине, что когда бабушка на работе, малышка не плакала. Хотя это была совершенная правда.

Как же происходило такое чудо? Почему?

Потому что Зинка была ленива, чтобы напрягаться по поводу расписаний, составленных вездесущей бабушкой.

Кормление в девять утра, в двенадцать часов… К чёрту!

«Сосу, когда хочу!» – девиз малышки напрягал молодую мать. Но ещё больше её напрягал ор, когда она не давала грудь дочке по требованию. Книги о кормлении по желанию детей появились значительно позже, как и знание о преимуществах этого. Зинка не следовала модным теориям, просто спасалась от крика. Он мешал смотреть любимые сериалы. А что ещё оставалось делать молодой женщине, запертой с дочкой дома, в то время, как подруги, более сведущие в вопросах предохранения, шастали по дискотекам.

Выходные для Зинки становились мучением. Во-первых, сериалы прерывались. Во-вторых, дома был муж, который раздражал раболепством перед маменькой. В-третьих, дома верховодила свекровь. А она пристально следила за расписанием. И от её надзора было не скрыться.