Степаныч не очень хорошо понимал, что здесь происходит, но, чтобы успокоиться, на всякий случай взял с верстака самый крупный рашпиль. Разумеется, лом успокоил бы его гораздо лучше, но лома в мастерской не водилось.

У Степаныча мелькнула мысль, что это всё голограммы, но тут стоявший впереди высоченный мужчина с волосами до плеч и небольшими усиками сделал шаг ему навстречу и протянул Степанычу руку. Роман Степаныч автоматически пожал её и ощутил крепкое рукопожатие.

«Значит, это не голограмма!» – мелькнула в его голове вполне рациональная догадка.

– Други мои! Хозяин пришёл! Виват Роману Степановичу! Это очень кстати, что он вернулся, ибо надлежит ему посильную помощь оказать нам в наших испытаниях, – произнёс высоченный мужчина и спросил: – Согласен помогать, Роман Степаныч?

Трудовик, узнав в призраке Петра Первого, или Великого, изумился про себя, что первый император российский знает его по имени-отчеству.

– Ничего удивительного, – сказал император, – имя твоё на табличке на двери напечатано.

«Так они ещё и мысли мои читают, вот ведь неловко…» – подумал про себя Степаныч и отложил рашпиль.

– Согласен, – сказал он вслух, потому что не в правилах Степаныча было отказывать тем, кто нуждался в его помощи.

– Так он ведь живой ещё, – с сомнением в голосе произнёс стройный мужчина c пробором и усиками.

– Ничего страшного, Никола. Подумаешь, живой! «Мементо мори» – сегодня живой, а завтра уж нет… – философски заметил круглолицый призрак в парике. – Придёт его время, и он станет действительным членом нашей академии. А пока что пусть будет членом-корреспондентом.

– Позвольте мне, синьор Мастерков, представить Вам участников нашего турнира, – продолжил длинноволосый и густобородый мужчина в бархатном берете, в котором Степаныч без труда узнал Леонардо да Винчи.

– С Его Императорским Величеством Вы уже познакомились. Вот этот господин в парике – Ломоносов Михаил Васильевич. Тот молодой, который выразил сомнение в Вашей пригодности для нашего дела, – Никола Тесла. А вот эти двое – братья Черепановы…

– Вовсе мы не братья, – возразил старший, – я Ефим Алексеевич, а это сын мой, Мирон.

– Ну, вам виднее, кто кому сын. Вон того, с седыми усами, зовут Томас Альва Эдисон, – продолжал Леонардо, – а того, что в мундире с эполетами, – Можайский Александр Фёдорович.

Эдисон кивнул, а Можайский, не опускаясь на пол, прямо в воздухе по-военному щелкнул каблуками, будто стоял на плацу или на палубе фрегата.

– А этого все кличут Левшой. А как его на самом деле зовут, я и не знаю, – Леонардо указал на косоглазого мужичка в сермяжной поддёвке с косматой головой и нечёсаной бородой.

Тот посмотрел на Степаныча, кося одним глазом.

– К чёрту формальности! – вышел вперёд Пётр Алексеевич. – Видишь ли, Роман Степаныч, у нас тут свой клуб, что-то типа масонской ложи. Все мы люди умелые, причём умеем не только оды сочинять или фрески расписывать, но и прожекты строить, и изобретения всякие своими руками сооружать. Каждый високосный год, в аккурат 29 февраля, мы собираемся на каком-нибудь заводе или мануфактуре и состязаемся, кто лучше сработает.

– Испытания у нас каждый раз новые, – продолжал император, – но вот только беда: правитель ваш нынешний, Сергей Семёнович, заводы в первопрестольной почти все позакрывал, а на их месте домов и контор понастроил. Нормальных станков у вас теперь днём с огнём не найдёшь. Вот мы и решили к тебе в мастерскую явиться, уж не прогневайся.

– А как вы сюда попали – ключи же на вахте были? – с сомнением спросил трудовик.

– Для нас это пустяки, – сказал Томас Эдисон и демонстративно прошёл сквозь стену прямо на улицу, а через пару секунд вернулся, смахивая снежинки со своих седых волос.

– Ну да, ну да, это я как-то не смекнул. А какое у вас испытание сегодня? – спросил Степаныч.

– Это мы скоро узнаем. В полночь явится наш предводитель и выдаст задание, он же будет и нашим арбитром, – ответил Пётр I.

– А предводителем у нас – Архимед, он ведь самый старший. До него был ещё один, который колесо изобрёл, но он уже давно куда-то укатил и к нам больше не является и членских взносов не платит, так что мы имени его решили не упоминать, – пояснил Ломоносов.

– В прошлом високосном году задание было изготовить мясорубку, – прошептал зловещим шёпотом на ухо Степанычу контр-адмирал Можайский, – уж очень старик Архимед спирали всякие любит.

– Соревноваться будем командами по трое, – сказал Пётр Алексеевич. В первой тройке – я с Михаилом Васильевичем и Александром Фёдоровичем. Во второй тройке – мастера иностранные: Леонардо, Томас Альва и Никола. А в третьей – крестьяне-умельцы братья Черепановы и Левша.

– Не братья мы! И почему это вы, Пётр Алексеевич, опять в первой тройке? – поинтересовался Мирон Ефимович.

– А потому, что меня так и зовут – Первый, – не без гордости ответил император, – а Архимед будет наши шедевры оценивать. Так что, пока покажи нам, где твои станки включить.

Роман Степаныч подошел к распределительному щитку и поднял рубильник. Зажглось освещение над каждым станком. Загудели насосы, подающие смазочно-охлаждающую жидкость. Привычные звуки мастерской совершенно успокоили Романа Степаныча.

– Перед тем, как допустить вас до работы на станках, я должен провести с вами инструктаж первичный на рабочем месте, – не терпящим возражений тоном произнёс Степаныч и коротенько перечислил правила безопасной работы на станках, после чего сказал: – А теперь распишитесь в журнале, что получили инструктаж.

Призраки по очереди подходили или подлетали к его письменному столу и безропотно расписывались в соответствующей графе шариковой ручкой.

Электронные часы пропиликали полночь. Вдруг в мастерской повеяло могильным холодом и в середине её прямо из воздуха материализовался старик в хитоне со свитком в руках. Это был Архимед.

– Начинаем! – торжественно произнёс он и развернул свой свиток: – Сегодня заданием вам будет сделать поплавок для рыбной ловли.

Первая команда взялась за дело. Начал император. Он засучил рукава, выбрал заготовку, зажал её в шпинделе токарного станка и, как заправский токарь, стал её обтачивать. Ломоносов смешал какие-то жидкости и порошки, которые у него имелись при себе, и покрыл заготовку получившимся лаком. А контр-адмирал приделал к заготовке хвостовые стабилизаторы. Поплавок в форме ракеты «Восток» был готов.

За дело принялась вторая команда. Леонардо выбрал заготовку и передал её Николе. Тот ловко обточил её на токарном станке, потом перешёл на сверлильный. Эстафету у него принял Эдисон, который вмонтировал в заготовку мигающий светодиод. И в завершение да Винчи тонкой кисточкой изобразил на поплавке лицо загадочно улыбающейся женщины.

«Где-то я уже видел эту улыбку», – подумал Степаныч и тут же вспомнил: в Лувре, где же ещё?

За дело взялась рабоче-крестьянская команда. Черепановы соорудили из двух полых половинок поплавок, по форме напоминающий то ли паровозный котёл, то ли яйцо от киндер-сюрприза. Левша сощурил свой косой глаз и крошечным керном и молотком, зажатым в левой руке, вычеканил на поплавке причудливую надпись: «Ловись рыбка большая да маленькая».

– Неплохо, – сказал старик Архимед, оглядев все три поплавка, – внешне всё красиво, гармонично. А вот сейчас мы попросим нашего хозяина провести испытания. Давай-ка, Роман Степаныч, прикрепи к ним лески и грузила, испробуем в деле.

«Вот ведь мудрый старик! Знает, что я в мастерской свои снасти держу», – подумал про себя Степаныч, который был завзятым рыбаком и сам мастерил всякие там блёсны и мормышки.

Ловкими движениями Степаныч закрепил каждый из трёх поплавков на леске, приделал крючки и грузила и подошёл к большому аквариуму, стоявшему в углу мастерской, в основном, для фен-шуя и успокоения нервов.

– Давай! – скомандовал Арихимед, зависнув над аквариумом. А остальные призраки образовали вокруг аквариума полупрозрачное кольцо: всем было интересно.