– Лично я всегда вешаю. Порядок – половина жизни! Дальше что?

– Ну, дальше мы в постель повалились и…

– Можешь не продолжать! Следствию всё ясно! – остановил физрука Степаныч и задал очередной вопрос: – Итак, когда ваша интимная встреча подошла к концу, ты встал, надел брюки и пошёл домой. Так?

– Конечно! Неужели я домой без брюк пойду?

– Итак, факт установлен! Пришёл ты к себе и, перед тем войти в квартиру, полез в карман за кольцом, а кольца-то там и нету…

– Да нет, я тогда про кольцо и не вспомнил. Зашёл тихо, чтоб не шуметь, а то Елизавета уже легла.

– Правильно, не буди лихо, пока тихо!

– Разделся, повесил брюки на стул.

– Молодец! Порядок – половина жизни! А потом?

– Потом лёг спать.

– А когда ты заметил, что кольца нет?

– Только на следующий день, в среду, когда в школу пришёл и стал переодеваться в спортивную форму. Все карманы проверил: и правый, и левый, и задний.

– А когда карманы проверял, не заметил, может где-то дырка была?

– Проверил. Все карманы целые. Брюки-то новые, а ничего, кроме носового платка, я в карманах не ношу.

– А платок проверил? Может в складках платка?

– Проверил. Пусто.

– Ну, думаю, дело такое, что колечко твоё, скорее всего, нужно у Леночки твоей искать. Может под кровать закатилось или ещё куда.

– Поверь, Степаныч, вчера весь вечер мы с Леночкой вместо страстных объятий ползали в её комнате по ковру в коленно-локтевой позе, мебель двигали, всё вдоль и поперек проверили. И даже под коврик перед входной дверью заглядывали.

– А может это она как-то незаметно для тебя кольцо взяла и куда-нибудь припрятала?

– Что ты такое говоришь! Леночка не такая, чтобы по чужим карманам шарить. Да и зачем ей?

– Ну, может она специально захотела тебя подставить? Женщины такие коварные бывают! Придёшь ты домой без кольца, Елизавета разоблачит твою измену и выгонит тебя из дому. И куда тебе деваться? Конечно, к ней, к Леночке, на остальные пять дней в неделю.

– Ну ты, Степаныч, фантазёр! У неё совсем другие жизненные планы: окончить универ, выйти замуж за олигарха или депутата, не меньше. Я для неё – так, физкультурная пауза.

– Ну, а дома-то смотрел? Может дома вывалилось?

– Сегодня утром, пока Лиза завтрак готовила, я в спальне весь пол обшарил. Нету.

– Ну, обстоятельства пропажи мы выяснили. Теперь нужно придумать, как выправить ситуацию, а то теперь ты у нас «интер сакрум саксум квэ» – между молотом и наковальней.

– Вот именно, «сакрум»! – подтвердил Анатолий.

– Ну, у тебя же какие-то мысли есть? Не зря же ты ко мне за помощью пришёл, значит, какой-то план у тебя уже был, – Степаныч методично приближался к истине.

– План мой такой, – Анатолий Петрович полез в карман и достал оттуда бордовую бархатную коробочку, в которой было новенькое обручальное кольцо ещё с ценником и пломбой, – надо это кольцо сделать похожим на потерянное.

– Ну, это просто. Нужно его только немного состарить, уж слишком оно блестящее. Давай-ка мы его шкурочкой потрём, чтоб не выглядело, как новое. Сколько, говоришь, лет вы с Лизой женаты?

– Шесть лет уже, – ответил физрук.

– Ну, тогда я его посильнее нулёвочкой потру. А можно, наоборот, сказать Елизавете, что ты попросил меня кольцо отполировать пастой ГОИ, вот оно и стало снова как новое, – предложил Степаныч, – тогда и делать ничего не нужно, только ценник оторвать. Кстати, это вполне логичное объяснение на случай, если вчера Лиза заметила, что ты без кольца. Если, конечно, она на такие мелочи внимание обращает.

– Ещё как обращает. Не дай Бог, волосок светлый на пиджаке найдёт, или запах чужой учует. Мнительная, ужас! Но дело, Степаныч, в другом. На внутренней стороне кольца у меня гравировка была, вот её-то и нужно на новом кольце сделать. Иначе, полируй-не полируй, всё равно получишь… – Анатолий тяжко вздохнул и умолк в печали.

– И что за гравировка? – поинтересовался Степаныч.

– «Толя + Лиза = любовь навсегда», – сказал Анатолий, шмыгнув носом от нахлынувших вдруг воспоминаний.

– А гарнитура и шрифт у этой гравировки какие были? – спросил Степаныч.

– Чего это?

– Буквы с засечками или без, печатные или курсив?

– Курсив, точно курсив! – довольный своей памятью Анатолий даже склонил голову на бок.

Степаныч надел на себя часовую лупу и взялся за дело, благо инструмент для гравировки у него имелся. Работа заняла около получаса. Всё это время притихший Анатолий сидел на краешке стула и, замирая от напряжения, смотрел, как его спаситель творит свой очередной шедевр.

– Готово! – сказал Степаныч, протягивая Анатолию колечко. – Ну что, похоже?

– Очень! Ты просто волшебник, Степаныч! И как ты только смог это сделать, не видя оригинала! – восторженно произнёс Анатолий, надевая кольцо на безымянный палец: – С меня пузырь. Ты какой коньяк любишь? Какого года урожая?

– Любой, но лучше французский, VSOP, а год урожая у коньяков роли не играет, только срок выдержки, – сказал Степаныч, сметая в совок золотые опилки, – не хочешь опилки забрать? Золото всё-таки…

– И чего я с этой золотой пылью делать буду?

– Лизе своей в лак для ногтей подмешаешь, красота будет.

– Нет уж, спасибо! Она, чего доброго, спросит, откуда золото. Можешь Иветте своей подмешать. Ладно, Степаныч, мне пора, Лиза ждёт. И с меня пузырь ХО! – сказал Анатолий, с чувством пожал Степанычу руку и побежал домой.

Когда Анатолий Петрович пришёл домой, его жена Елизавета уже была там. Он по касательной чмокнул её в щёчку, чтобы оценить в каком расположении духа она находится и успеть отскочить, если что.

– Мой руки, ужин готов, – сказала жена.

Он сел за стол. Елизавета поставила перед ним блюдо с антрекотом и внимательно смотрела, как он режет мясо и ест. На лице её блуждала загадочная улыбка, совсем как у Моны Лизы, только не столь благодушная.

Анатолий чуть не поперхнулся, увидев, что её взгляд устремлён на кисть его правой руки, прямо на обручальное кольцо.

Он упёр свой взгляд в тарелку, но боковым зрением продолжал следить за выражением лица жены. Несколько минут они просидели молча, пока Анатолий доедал свой антрекот.

– Давай-ка свою тарелку, – вставая из-за стола, сказала Елизавета и зачем-то добавила: – И ножик с вилкой.

Анатолий молча протянул ей тарелку с приборами, и она с деланным удивлением произнесла: – А тебя, я вижу, можно поздравить с обновкой?

– Какой обновкой? – изображая недоумение, спросил Анатолий.

– Ну, колечко это новое… – ласковым тоном произнесла Елизавета, и Анатолий сразу понял, что этот её тон не сулит ему ничего хорошего.

– Так это же старое, – стараясь говорить непринуждённо, ответил Анатолий. – Это Степаныч мне сегодня отполировал его пастой ГОИ.

– Ну да, старое… конечно, паста ГОИ, что же ещё? – всё тем же ласковым тоном сказала Елизавета и поставила тарелку в раковину.

Она зачем-то взяла с плиты здоровенную чугунную сковородку, с минуту покрутила её в руках, словно пробуя на вес. Казалось, она, покачивая головой и поджав губы, принимает какое-то решение. Вздохнув, Елизавета поставила сковородку в мойку. Затем она полезла в карман своего халатика.

– Паста ГОИ, говоришь? А это что тогда ко мне вчера в тапок закатилось? – она достала из кармана золотое колечко, поднесла к глазам и прочитала текст гравировки внутри. – «Толя + Лиза = любовь навсегда».

Анатолий сидел, не зная, сказать что-то или безопаснее молчать.

– Обычно порядочные мужья, когда жёнам изменяют и хотят вину свою загладить, покупают драгоценности им, а не себе! – сказала Елизавета. – Но, очевидно, так поступают только порядочные мужья…

В то воскресенье клёв был просто фантастический; Игорь Каламбурский просто не мог остановиться, вытаскивая рыбин буквально одну за другой. Подступал тёплый июльский вечер, и все катерки, моторки и гребные лодчонки двинулись к далёкому берегу. Но Игорь не торопился вслед за ними, потому что здесь – бешеный клёв, а там – жена, с которой он повздорил как раз перед уходом на рыбалку.