Действительно, европейские стандарты к пониманию границ свободы выражения мнения достаточно жесткие (как утверждают американские исследователи, в Америке многие британские, германские и французские законы были бы признаны нарушающими Поправку I к Конституции США)[7]. Традиционно принято считать, что американский подход к толкованию свободы выражения мнения и ее пределов является наиболее либеральным (что отчасти соответствует действительности). Однако и в США наблюдается тренд по ограничительному толкованию абсолютной свободы слова: «Запрет на ограничение свободы слова является абсолютным: это означает, что Конгресс не может запретить людям говорить то, что они хотят. Однако действительный (курсив наш. – А.У.) язык Конституции вовсе не является абсолютным. Скорее здесь происходит упрощение проблемы. Если Конгресс не может ограничить свободу слова, он не может людям запретить говорить что-либо, на что у них есть право. Напротив, Конгресс может запретить человеку говорить то, на что у него такого права нет»[8].
Конечно, возможны ситуации, когда лицо преднамеренно прикрывается словами «я так думаю», «это всего лишь мое мнение» будто фиговым листком для формального обхода закона, при этом целенаправленно распространяя порочащие сведения. Однако если такие цели действительно будут установлены в суде, то тогда могут быть применены нормы гражданского законодательства о злоупотреблении правом (ст. 10 ГК РФ, ст. 4 Закона от 27 декабря 1991 г. № 2124-I «О средствах массовой информации» и т. д.). В связи с этим отсутствуют веские основания принимать столь репрессивный подход, изложенный в комментируемом определении ВС РФ, допускающий проверку субъективных мнений и суждений на предмет их оскорбительности.
Еще одним обстоятельством, свидетельствующим о преждевременности восприятия «новаторского» подхода, предложенного ВС РФ, является то, что сама практика ВС РФ по данной категории дел является не только неустоявшейся, но и в принципе противоречивой. В самом упоминавшемся Обзоре от 16 марта 2016 г., в п. 6 которого ВС РФ впервые допустил принципиальную возможность установления порочащего характера субъективного мнения, содержатся и прямо противоположные разъяснения. Так, в п. 5 Обзора указывается, что «суду надлежало установить, являлись ли выражения в статье, высказанные конкурсным управляющим, утверждениями о фактах либо высказывания ответчика представляли собой выражение его субъективного мнения». Также в одном из последних отказных определений ВС РФ отмечается: «В комментарии изложено мнение о принципиальной возможности отчисления студентов, что не является порочащими сведениями. Артеменко Н.А. не указывает на нарушение заявителем конкретных норм действующего законодательства, в том числе статьи 29 Конституции РФ, каких-либо фактов, которые бы порочили честь и достоинство как университета, так и его ректора, в оспариваемых фразах также не содержится, они содержат лишь оценочное мнение (курсив наш. – А.У.)»[9].
Заключительные ремарки. Можно видеть, что в настоящее время практика ВС по делам о защите чести, достоинства и деловой репутации, переживает серьезные колебания, меняя консервативный вектор на более либеральный и наоборот. Представляется, что, формируя и развивая законодательство и судебную практику в области реализации свободы выражения мнения, и законодателю, и правоприменителю необходимо исходить из абсолютного приоритета принципа личной автономии[10].
На практике оказывается, что в нормах Конституции декларируются отдельные свободы, однако они оказываются «заблокированными» действием специального законодательства и консерватизмом судов (во многом поэтому президент США Ф. Рузвельт называл конституционное право «настольной лампой без шнура»). В любом случае гражданское законодательство не должно носить карательный характер, ограничивая конституционные свободы, поэтому не может быть принят подход, в соответствии с которым нормы частного права, исторически определявшие сферу личной свободы человека (в том числе в области защиты чести, достоинства и деловой репутации), использовались бы вопреки их социальному назначению, неоправданно сужая свободу выражения мнения[11]. Остается выразить надежду, что суды будут с большой осторожностью относиться к новым веяниям в практике ВС РФ и строго соблюдать основные начала Конституции РФ и ГК РФ как главнейших выразителей либеральных ценностей российской правовой системы.
Рассмотрение споров, связанных с применением законодательства об обязательственном праве
Определение срока действия банковской гарантии, предоставленной в качестве обеспечения исполнения государственного контракта
(определение ВС РФ от 2 мая 2017 г. № 305-КГ16-20348 по делу № А40-227674/2015)
О.А. БЕЛЯЕВА,
доктор юридических наук, ведущий научный сотрудник, заведующий кафедрой частноправовых дисциплин Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации
Федеральным казенным учреждением при Федеральной службе безопасности России (далее по тексту − заказчик) был проведен электронный аукцион на право заключения государственного контракта на закупку ботинок с высокими берцами зимних и сапог комбинированных утепленных для обеспечения государственных нужд в 2015 г.
По результатам рассмотрения жалобы общества «ИНИИ в области разработки и производства военной обуви» на действия заказчика при проведении указанного аукциона комиссия Федеральной антимонопольной службы России (далее по тексту – антимонопольный орган) вынесла решение от 11 ноября 2015 г. по делу № КГОЗ-426/15, согласно которому данная жалоба признана необоснованной. Вместе с тем комиссия установила факт нарушения заказчиком ч. 3 ст. 96 Закона о контрактной системе.
Нарушения, по мнению антимонопольного органа, выразились в неправомерном установлении в документации об аукционе требования к сроку действия банковской гарантии, который должен составлять не менее 60 дней с момента окончания срока действия контракта. В то время как согласно ч. 3 ст. 96 Закона о контрактной системе срок действия банковской гарантии должен превышать срок действия контракта не менее чем на один месяц.
Не согласившись с решением и предписанием антимонопольного органа, заказчик обратился в арбитражный суд. Однако решением Арбитражного суда г. Москвы от 16 февраля 2016 г., оставленным без изменения постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 23 мая 2016 г., в удовлетворении заявленных требований отказано. Арбитражный суд Московского округа постановлением от 14 октября 2016 г. принятые по делу судебные акты также оставил без изменения.
В кассационной жалобе, направленной в ВС РФ, заказчик поставил вопрос об отмене принятых по делу судебных актов в связи с существенными нарушениями судами норм материального права.
Согласно ч. 1 ст. 29111 АПК РФ основаниями для отмены или изменения Судебной коллегией ВС РФ судебных актов в порядке кассационного производства являются существенные нарушения норм материального права и (или) норм процессуального права, которые повлияли на исход дела и без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных прав, свобод, законных интересов в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, а также защита охраняемых законом публичных интересов.
Изучив материалы дела и проверив в соответствии с положениями ст. 29114 АПК РФ законность обжалуемых судебных актов, Судебная коллегия ВС РФ пришла к выводу о том, что кассационная жалоба заказчика подлежит удовлетворению, а принятые по делу судебные акты всех трех инстанций − отмене в связи со следующим.