Именно тогда у меня и появилась эта идея- поцеловать Соколову. А надо сказать, что я всегда был целеустремленным парнем и уже в то время старался все свои замыслы воплощать в жизнь. Не долго думая, я чуть наклонил голову и бережно коснулся губами того места, где девичья шейка плавно переходила в плечо. Кожа у Натальи оказалась теплая и шелковистая...
С некоторых пор я без нужды даже не улыбаюсь молоденьким девушкам. Во-первых, некоторые мои студентки не совсем правильно толковали мое хорошее к ним отношение, считая, видимо, что я с ними заигрываю и, благодаря их внешним данным, у них есть возможность сдать мне экзамен, не особо заглядывая в конспекты и минуя учебную аудиторию. Могу вам сообщить, что все они были не правы.
А во-вторых, однажды прогуливаясь по университетскому скверу, я как-то имел неосторожность ласково улыбнуться хорошенькой девице, сидевшей на лавочке и пристально разглядывавшей меня.
Неожиданно ее нежные алые уста разомкнулись и я услышал: "Для тебя всего стольник, милый. Обычно я беру двести, но ты не старый и очень даже симпатичный. Ты какой способ предпочитаешь? Я умею по-всякому".
Голос у нее был хрипловатый, но не от волнения, а, скорее, от частого употребления спиртного и никотина. И этот ее грубый голос, и эта ее откровенная фраза удивительнейшим образом не гармонировали с ее юным, почти ангельским, обликом. Пораженный этим обстоятельством до глубины души, я ничего ей не ответил и быстро- быстро ретировался.
Тогда я еще не знал, что некоторые тропинки в университетском сквере облюбовали представительницы древнейшей профессии. Сейчас я уже не прогуливаюсь по этим аллеям.
А вот двадцать лет назад скромных девушек было гораздо больше, чем в настоящее время. По крайней мере, в нашем маленьком Реченске. Наталья в ответ на мой наглый поцелуй возмущенно фыркнула и движением плеча и шеи вытолкнула мою голову со столь удобной и приятной позиции. В то же время, я, видимо, был действительно ей небезразличен, поскольку она только этим и ограничилась. А ведь могла запросто съездить мне по физиономии. До сих пор помню, как она как-то "наградила" пощечиной Филиппка - Шурку Филиппова, когда он в ее присутствии сказал что-то похабное. Мне же повезло, она не только не перестала со мной танцевать, но даже не отстранилась. А еще через некоторое время как-то само собой так получилось, что ее точеная шея с маленькой родинкой под правым ушком опять оказалась перед моим лицом. И у меня вдруг появилась уверенность, что если я снова повторю свой эксперимент, Наталья не будет возражать...
Но я так и не проверил этой своей догадки. Сначала кончилась музыка и Игорь Бонда-ренко, обеспечивавший музыкальную программу вечера, поставил на проигрыватель одну за другой несколько пластинок с бодрой музыкой, под которую тогда не полагалось танцевать парами. А потом когда снова зазвучало что-то медленное, Соколова, не дождавшись, пока я подойду к ней, приняла предложение к танцу от стоявшего рядом с ней Сережки Крестова.
"Ах, так!"- мысленно возмутился я и пригласил танцевать ближайшую подругу Натальи- Ольгу Федорову.
Что делать, мне было всего шестнадцать, а в этом возрасте мы часто бываем максималистами и порой совершаем необдуманные поступки.
Ольга тоже отнюдь не возражала против того, что обе мои руки обвивали ее талию. Наоборот, в ответ она спокойно положила свои ладошки мне на плечи, и я прямо через рубашку ощутил, как они горячи. Потом Оля сама придвинулась ко мне еще плотнее, и руки ее теплым кольцом сомкнулись вокруг моей шеи. При этом наши щеки соприкоснулись, но Ольга не отстранилась, я- тоже. Так, весьма откровенно обнявшись, мы и продолжили этот танец.
Ах, молодость, молодость- горячая пора! Мне кажется, что я до сих пор помню, какие жаркие у нее были руки и щечки. Хотя Ольгу я и не целовал, между нами довольно быстро возникло некоторое взаимопонимание. Настолько сильное, что во время следующего танца Ольга прошептала мне на ухо: "Когда вечеринка закончится и мы пойдем домой, то, если хочешь, можем отколоться от всех и пойти погулять вдвоем. Хочешь?"
Я был не против. Но в этот вечер мне больше хотелось прогуляться с Соколовой, а Наталья почему-то мне подобного предложения не делала, то ли из скромности, то ли потому, что видела, как плотно мы с Федоровой обнимаемся во время танца. А еще я на Наташку был сердит за то, что она танцует с другими, а не со мной. Но сам я ее не приглашал, ибо мне очень хотелось, чтобы она первая ко мне подошла. Ну, в общем, полная юношеская ерунда.
С тех пор мы с Соколовой так и не смогли найти общего языка. Хотя, пожалуй, у нас был еще один шанс стать друзьями.
Уже в марте месяце, накануне весенних каникул, отправляясь в клуб молокозавода на новую кинокомедию, я вдруг подумал, что было бы совсем неплохо взять с собой какую-нибудь девчонку. Идея эта посетила меня, когда на полпути до очага культуры я встретил Федорову, выходившую из магазина хозтоваров с каким-то большим пакетом в руках. Я поздоровался с одноклассницей и, как истинный джентльмен помог ей донести сверток до дома. По дороге я и пригласил ее в кино. Ольга готова была согласиться, если бы не одно "но". В свертке у нее были обои, которые именно в эти выходные ее родители собирались клеить на стенку. Одним словом, ремонт, и родители ее никуда не отпустят. Но заботливая Ольга подсказала мне другой вариант: а почему, собственно, мне не пригласить в клуб Наташку Соколову, она точно пойдет.
Я так и не узнал, пошла бы Наталья со мной в кино или не пошла, поскольку ее не оказалось дома. В этот, как оказалось, неудачный для меня день она была в музыкальной школе. Об этом мне сообщила ее мать. Правда, она еще говорила, что Наташа должна вот- вот придти, но время сеанса стремительно приближалось, и, прождав бесполезно двадцать минут, я пошел в кино один...
Я до сих пор не знаю, правильно ли я поступил тогда, не дождавшись ее. Может, если бы наша встреча в тот день состоялась, мы бы, наконец, объяснились и в наших отношениях произо-шли бы коренные перемены? А может, изменились бы даже наши судьбы? Не знаю.
Хотя, если честно, пока я своей судьбой доволен.
Фильм- комедия прибалтийского производства- был отвратительный. Настроение у меня было испорчено: весна, понимаешь, а я, как перст, один. Возраст переходный. Короче, в понедельник я опять наговорил Наташке колкостей, как будто она в чем-то была виновата. Соколова не сдержалась, ответила. Слово за слово и дошло до того, что на последней перемене я вручил ей записку, в которой просил прощение за свое поведение на том памятном нам вечере. Казалось, что здесь такого, но все дело в том, как я это написал!
