- А что удержало?- спросил я, забирая снимок.

   Генка не ответил и только пожал плечами.

   Я посмотрел на фотографию.

   Вот и я на снимке- второй слева во втором ряду. Сижу вполоборота на валике дивана. И, судя по приоткрытым губам, пытаюсь сказать что-то, как всегда, остроумное. Рядом располо-жился Сева, на другом валике восседает Радик. А между нами Филиппок, Бондарь и Маринка со Светкой. В первом ряду сидят девчонки и затесавшийся между ними Коровин рядом со своей Леночкой- они с первого класса дружили. А в самом центре сидит Наталья Соколова. Сидит,

   улыбается.

   Фотография, надо сказать, получилась нечеткая и только Соколова, единственная из нас, получилась более или менее в фокусе. Это потому, что Сережка Крестов, снимавший нас в тот день, был безнадежно по-юношески влюблен в нее, и, естественно, Наталья у него всегда оказывалась в центре кадра, остальные же одноклассники на его снимках в основном служили фоном для нее.

   А ведь где-то дома у меня самого есть точно такая фотография. Крестов мне сам подарил ее на память о той вечеринке. Хотя, памятна она мне совсем по другому поводу, а именно тем, что на этой тусовке я впервые осознанно, как взрослый, попытался поцеловать девушку. И как раз Наташку Соколову. Не очень-то дружеский поступок по отношению к нашему классному фото-графу, но, видит бог, для такого нахального поступка у меня были кое-какие основания. Ведь это была своеобразная проверка чувств, если можно так сказать.

   Тут надо пояснить, что с Соколовой мы близко познакомились только в девятом классе. До этого целых восемь лет мы с ней учились хотя и в одной школе, но в параллельных классах,- у нас была большая параллель, от "А" до "Г". Конечно же за столько лет хождения по одним и тем же коридорам и кабинетам мы догадывались о существовании друг друга, но при случайных встречах даже не здоровались. По крайней мере я особого внимания на нее не обращал- в

   нашем классе и своих девчонок хватало, а объект для платонического обожания в лице В. Любимовой у меня уже был. Но вот когда после восьмилетки отсеяли слабых учеников и стали набирать лишь два девятых класса мы с ней оба попали в 9-й "А". И только тут я основательно ее заметил.

   Ну во-первых, почему-то так получилось, что на всех уроках Наталья занимала соседнюю со мной парту. А во-вторых, всего через месяц после начала учебы она вдруг спросила: "Виталик, а ты можешь мне честно сказать, как ты ко мне относишься?"

   Тут до меня дошло, что я ей отнюдь не безразличен. Все-таки за пятнадцать лет моей жизни мне впервые задали такой вопрос. Наверное, именно поэтому я, обычно не лезущий за словом в карман, примолк.

   Как я к ней отношусь? Трудно сказать. Внешне Наташа была достаточно симпатичной и привлекательной: светлые стриженные волосы, серые глаза, вздернутый носик. Насколько я был тогда наслышан, она считалась хорошей спортсменкой, неплохо училась и посещала музыкаль-ную школу. В принципе с ней запросто можно было дружить. И при других обстоятельствах я наверняка бы не упустил такого шанса, но как я уже говорил, в те годы для меня был только

   один свет в окошке- Верочка Любимова. Школу Вера, правда, уже закончила, но в тот год в институт не поступила и вернулась в Реченск. Так что я иногда встречал ее на нашей улице. И, видит Бог, мне и этого тогда было достаточно для того, чтобы чувствовать себя влюбленным и счастливым.

   Так что Наташке я ответил что-то неопределенно- уклончивое, не желая ее обидеть, и не желая ей врать.

   Но и оставить такую благоприятную для меня новость без последствий я тоже не мог. Это сейчас, понимая, что нравлюсь женщине, я могу остаться к ней равнодушным. Для этого мне пришлось пройти через два брака и с полдюжины полнокровных романов, не считая легких увлечений. А тогда мне было всего шестнадцать, все было внове, и я, естественно, не мог упустить такой шанс.

   Будучи от природы мальчиком рациональным и склонным к просчитыванию всех своих шагов, я по наивности думал, что также можно просчитать и поведение девочек. Как жестоко я ошибался! Сейчас-то я точно знаю, что женская логика "немножко" отличается от мужской, а в те годы мне и в голову не могло прийти, чем окончится этот мой эксперимент по приручению гордой одноклассницы.

   Ну а поскольку мне не хотелось разыгрывать из себя влюбленного, я, вместо того, чтобы самому сделать первый шаг к дружбе, почему-то попытался вынудить к этому Наталью. Для этого я стал не очень осторожно играть ее чувствами. Там были и попытки вызвать у нее ревность, когда в ее присутствии я оказывал знаки внимания другим девочкам, и колкие замечания в ее адрес за то, что она в некоторых случаях поступала не так, как мне бы хотелось, и в этом же ряду был и этот глупый поцелуй.

   И нельзя сказать, чтобы я был пьян на той вечеринке у Хмелько. Генка абсолютно прав, с той его бутылки вина, что он разлил по десятку дружно подставленных парнями чайных чашек, опьянеть было уж очень проблематично. Но, тем не менее, я, обычно всегда спокойный, в тот вечер почему-то разгорячился. И в самый разгар танцев я молча подхватил скромно стоявшую в сторонке Соколову и, ни слова не говоря, вытащил ее на середину комнаты.

   Наташка от неожиданности сердито зашептала мне на ухо: "Ты, Виталя, хотя бы сначала спросил. А вдруг я не хочу с тобой танцевать"?

   Я на минуту задумался над таким предположением и чуть было не остановился в танце. Но потом все же решил на эту ее реплику не обращать никакого внимания. Ведь в этом решении меня укрепляло то обстоятельство, что Наталья вовсе не пыталась вырваться из моих объятий. Наоборот, она покорно сложила свои ладошки на мои плечи и совсем не возражала против того, что обе мои руки покоились на ее талии.

   Про Верочку Любимову я в тот момент не вспоминал. Вера была прекрасным, но аб-страктным и недостижимым идеалом. О ней можно было мечтать, посвящать ей стихи, думать все ночи напролет, но к ней нельзя было прикоснуться. А Наташка- вот она, она была рядом- в кольце моих рук. Теплая, осязаемая и нежная. Уже полгода мы каждый день встречались с ней в школе, и, если бы она сейчас спросила, как я к ней отношусь, я мог бы, не кривя душой, честно сказать, что она мне нравится.

   "Ты помнишь, плыли в вышине и вдруг погасли две звезды?.." - горестно спрашивал с пластинки певец популярного в те годы ансамбля, а я, тем временем, молчком завоевывал новые позиции. Наташенька больше не отстранялась от меня. Мало того, между нами больше не было пустого пространства: я своей грудью уже явственно ощущал пуговки ее кофточки и нежную упругость ее девичьей груди, ее волосы приятно щекотали мою правую щеку, а прямо перед собой я видел ее белую шею с маленькой темной родинкой чуть ниже уха и тоненькую ключицу. Я согревал их своим дыханьем...