– Алгарви при ближайшем рассмотрении неудобно, – засомневался Ваутер. – Туда придется лететь, а тогда дамы, возможно, пожелают проводить нас до аэропорта Схипхол.

– А может, скажем, что едем в Южную Германию? – предложил я. – Тогда мы сможем с дороги отправить домой фото.

Поскольку мы предпочли ехать через Францию, то сошлись на юге Франции.

– И кормят там лучше.

Недалеко от Авиньона знакомые Йоста, французская супружеская пара, хозяева мотеля типа «постель и завтрак», сдают отличные номера.

– Пошлем оттуда фото с видом на знаменитый мост.

Мы выпили по стаканчику за успех нашего прекрасного предприятия. Потом еще по стаканчику.

– Так. Ну, опять повеселились?

Афра сидела на диване в пижаме, с чашкой травяного чая в руках.

– В общем, да.

Я решил немного подождать с объявлением о нашем гольф-туре.

Мой тесть высморкался и внимательно изучил результат в своем носовом платке. Он всегда так делает.

– Надо следить, нет ли там крови.

– ПАПА!

Афра терпеть этого не может, вот уже сорок лет.

– В точности, как тот тренер немецкой сборной, который всегда совал руку в штаны, ощупывал яйца, а потом обнюхивал руку. Проверял, не нужно ли срочно принять душ, – с усмешкой прошептала теща.

– МАМА!

– Извини, дорогая, это очень забавно.

Герда может говорить только шепотом. Она держится на болеутоляющих, уже не встает с постели, но остается такой же, как всегда, остроумной, душевной и сердечной женщиной. Искренней и все понимающей.

На прошлой неделе она решила, что настрадалась достаточно, и попросила доктора дать ей спокойно умереть. Дочь и муж приняли это с трудом. Я тоже. Когда дело заходит так далеко, решение понятно, но примириться с ним нелегко.

– Буду считать, что вы все поступите благородно, если не станете возражать, а поддержите меня в моем решении, – сказала Герда тихо, но убедительно.

Теща понравилась мне с первого взгляда, с той минуты, когда я увидел ее впервые.

Если хочешь знать, кем окажется твоя подруга, присмотрись к ее матери – таково было мое убеждение, когда я познакомился с Афрой. Я дал маху. Надо было хорошенько присмотреться к ее отцу. Но мне это и в голову не пришло, он был для меня чем-то вроде пустого места. А теперь лежащая при смерти мать мне ближе и дороже, чем женщина, с которой я состою в законном браке. Надеюсь, я не должен испытывать по этому поводу слишком сильного чувства вины, ведь если бы Афра могла безнаказанно обменять меня на щенка лабрадора, она бы сделала это не задумываясь. Муж и щенок несовместимы, так как у меня аллергия на собак. Точнее, на кошек, но тесть весьма настойчиво уверял меня, что если ты сверхчувствителен к кошкам, то не переносишь и собак. Я не стал возражать. Прав он или несет чепуху – я уже много лет не спорю. А в данном случае я только выиграл. Поэтому мы не держим ни кошки, ни собаки, ни морской свинки и никакого другого волосатого зверя.

– Он очень хорошо относится к рыбкам, дорогая, – весело заметила однажды Герда, когда Афра в сотый раз пожаловалась, что из-за меня не может взять собаку.

– Перестань, мама! – оборвала ее Афра.

В любом случае, если она и сможет о ком-нибудь заботиться, то о животном. Золотая рыбка вполне бы сгодилась.

Домашний врач – человек либеральный, широко мыслящий. Несколько месяцев назад он, по просьбе моей тещи, начал процедуру оформления эвтаназии. Теперь все улажено, в том числе и консультация второго врача.

Была достигнута договоренность, что когда Герда об этом попросит, то, прежде чем ее просьба будет исполнена, она обязательно возьмет еще несколько дней на размышление. Эти дни истекли, и Герда снова попросила врача положить конец ее мучениям.

Он сделал приготовления. Завтра все кончится. Такое чувство, что внутри у меня огромный бетонный блок.

В палате было душновато. Тесть поставил термостат на 23 градуса.

– Не хочу, чтобы ей было холодно умирать.

– Такая жара, наверно, тоже ни к чему, – осторожно возразил я. Возражение было оставлено без внимания.

Герда с закрытыми глазами лежала на высокой больничной койке, которую по этому случаю отодвинули от окна на середину палаты. Чтобы мы могли сесть вокруг. Мы – это ее муж Пит, Афра, сестра Пита, врач и я. Медсестра держалась на почтительном расстоянии.

Я знаю, сестра Пита не любит Герду. Она никогда ничего не понимала в любви, юморе и иронии, а Герда из них состояла.

Однажды я слышал, как она внушала Питу:

– Твоя жена ничего не уважает. – Она сказала это, как раз когда я входил на кухню, но, увидев меня, быстро добавила: – Я ее не обвиняю, упаси бог.

– Надо бы ее спросить, – сказал я. – По-моему, она очень даже уважает все, что заслуживает уважения.

Нет-нет, не нужно спрашивать, она совсем не то имела в виду.

Что до Пита, то мне кажется, доведись ему выбирать между возвращением на ТВ игры «Линго» и выздоровлением жены, он бы надолго и глубоко задумался. С годами Пит превратился в самого большого эгоиста из всех, кого я знал. И даже не пытается это скрывать.

А Герда, тем не менее, почти до самого конца жила радостно и весело, была в ней некая первобытная сила натуры. Я слышал однажды, как она сказала мужу: «Никому не отнять у меня удовольствия и счастья, и уж конечно, не тебе». С тех пор я смакую эту мысль и стараюсь осуществлять ее на практике.

Вокруг койки царила гнетущая тишина. Сестра Пита то и дело покашливала.

– Пожалуй, здесь все-таки слишком жарко, – сказал я. – Положу ей на лоб влажную салфетку.

– Возьми да положи, – буркнул Пит.

– Вот так, мамочка, сейчас я тебя умою, – тихо шепнул я ей на ухо.

По ее лицу скользнула едва заметная улыбка, казалось, она хотела что-то сказать, но с губ не слетело ни звука.

Доктор повернул вентиль капельницы, и мы смотрели, как по трубке стекает жидкость.

– Теперь уже недолго, – сказал он. – Сердце останавливается.

– Избавьте меня от подробностей, доктор, – сказал Пит.

Немногим позже по телу Герды пробежала короткая дрожь, рот открылся.

– Ваша мать скончалась, – тихо произнес доктор.

– И моя жена, – сказал Пит.

– Прошу прощенья, и ваша жена, разумеется.

Афра рыдала в моих объятиях. Ее плечи вздрагивали.

Даже Питу пришлось энергично промокнуть глаза носовым платком. Но сперва он проверил, достаточно ли платок чистый.

Я поцеловал Герду, прикоснулся щекой к ее щеке.

– Пока, мама.

Сестра Пита отвернулась.

Мне стоило труда добиться, чтобы Пит и Афра не связывались с «Бюджетными похоронами». В результате, отказавшись от услуг «Оффертеконинга», они выбрали «Нумату». Это похоронное бюро, если верить рекламе, гарантировало хороший сервис, заботу и сочувствие.

– И недорого, – сказал Пит.

Разговор с дамой-похоронщицей шел на повышенных тонах. И не совсем по вине дамы.

– Вы заказываете одну машину или кортеж? – спросила она.

– А это обязательно, кортеж? – спросил Пит.

Подозреваю, что из соображений экономии он предпочел бы отправить гроб на кладбище в малолитражке «рено-твинго». Не беда, что гроб туда не поместится, на малой скорости можно ехать и с открытым багажником.

Похоронщица любезно заверила его, что вовсе не обязательно. Но и в дальнейшем ее терпение многократно подвергалось испытаниям.

– У нас в «Нумате» служат только дипломированные специалисты, – сообщила она, когда Пит вдруг усомнился в ее компетентности. А незадолго до этого она спросила, какой он желает гроб: простой, эксклюзивный или эко?

– Какой-какой?

– Экологичный.

– Еще какая-то современная дурь? Сами-то вы знаете, в чем тут разница?

– Да пусть будет простой, – вмешалась Афра.

В понедельник утром, когда я писал адреса на траурных извещениях, раздался звонок, и велокурьер вручил мне заказное письмо фирмы «Хертог АО. Оптовая торговля сантехническим оборудованием и чистящими средствами». Из «великодушия» мне не предложили отработать положенный срок. С 1 марта я уволен. Об условиях увольнения, включая выходное пособие, меня поставят в известность в ближайшее время.