Кьяра не помнила, как он купил билет. Не помнила, как в молчании дошла с ним до вагонов поданного на платформу поезда. Но помнила долгий взгляд Эфира после. Глаза в глаза. И в его собственных металось отражение её нежелания разлуки. Он не мог подобрать подходящих слов в этот момент, мечась по лицу девушки глубиной потемневшего тона зрачков, а сам от мыслей, что наполняли его голову, внезапно смутился, покрывшись бело-голубым туманом смущения, сильно заметным на костях цвета топлёного молока. И частично потому, что хотел это скрыть, а частично от невозможности держать всё в себе, Эфир притянул ее в ласковые объятия, зарываясь прохладой пальцев в шелк волос на ее затылке, а второй вжимаясь в лопатки, пока по его позвонкам за лиловой мягкостью кофты прошлась нежная рука той, кого он любил всей душой. Монстр едва сдерживался, чтобы не признаться прямо сейчас, но уехать после было бы жестоким, а потому парень терпел. Жалел об этом немыслимо, корил всем, чем можно, но терпел, позволяя лишь слабость, поцеловав ее в лоб на прощание и отстраняясь.
— Береги себя, солнышко. Ещё увидимся, обещаю, — улыбнулся он, запрыгивая в вагон и, оглянувшись, Эфир скрылся в глубине поезда.
Кьяра стояла до отбытия, глядя на любимого в окошко, через которое тот сверлил ее грустным взглядом. И когда поезд тронулся, она не смогла сдержать слёз, прижимая руки к груди, где до сих пор осталось призрачное тепло его тела… Ощущая, как бесчисленные слезинки бегут по щекам, опаляя кожу и побуждая отвернуться, уходя прочь с платформы, будучи не в силах провожать взглядом змеистое тело транспорта, уходящего вдаль. Увозящего прочь частичку ее доброй и ласковой души, что рвалась на части от тоски. В такие моменты даже жалеешь, что встретил любовь, вынуждая ощущать физическую боль от расставаний, где вокзалы и аэропорты становятся ловушкой. Местом, где каждый раз от разлуки так больно и горько, что всю дорогу до дома душат слезы, а мир, мелькающий в окнах везущего вникуда автобуса, теряет краски полностью, становясь единым пятном неразборчивой серости. Такой же, в какую превращаются дни, недели и месяцы до новой встречи с тем, кого любишь.
Кьяра попала в эту ловушку с головой, словно встреча послужила катализатором, ускорив неминуемый момент ее падения в пропасть, откуда уже не было выхода. День и ночь Кьяра думала об Эфире. Вспоминала его голос, прикосновения, шутки и бесконечно теплый взгляд, в котором навсегда поселилось раннее лето с ароматом нежных персиков и абрикосов, налитых солнечным теплом. И время измерялось для нее теперь не секундами и часами, а сообщениями и звонками, в которых она жила по-настоящему. Остальное время превратив в бессмысленное, автоматическое существование, где даже близость ее дня рождения не радовала совершенно.
И к ее полному расстройству, чем ближе был этот праздник, тем реже писал Эфир, начав отвечать односложно, а в канун пропал вовсе, отключив телефон. Кьяра почти весь день проплакала, а ночью апатично сверлила взглядом освещённую ночником и гирляндами стену своей комнаты, твердо решив, что отмечать и вовсе ничего не станет. В конце концов, не так уж и важен был этот день, сделав ее старше на год. День, в котором нет его…
Кьяра посмотрела на часы с мерно качающимся маятником, где стрелки убежали за рубеж следующего дня, фактически ознаменовав наступление дня ее рождения, сверкая блестящей позолотой стрелок и циферблата, с отраженными в нем лампочками ее маленького убежища.
— Поздравляю, Кьяра, — расстроенно прошептала девушка, роняя слезинку на согнутые колени, в которые упиралась щекой, сидя на широком подоконнике, за которым барабанил дождь, вторя ее тоске.
Мысли стёрлись неясными пятнами акварели, словно погружая создательницу в дремоту усталости от долгого стресса и огорчения, но тело крупно вздрогнуло, стоило услышать настойчивый звонок и стук в дверь. Кьяра испуганно слезла с окна, в неверии взглянув на часы вновь, а затем неуверенно подошла к двери, стараясь двигаться почти бесшумно, в страхе всматриваясь в глазок, боясь издать хоть шорох. И от увиденного и повторившегося стука, Кьяра едва не пискнула, торопливо отворяя дверь, недоуменно, неверяще и всё ещё в лёгкой панике глядя на стоявшего на пороге Эфира.
— Э… Эфир, — испуганно прошептала девушка, пока монстр оценивал ее заплаканный вид с нотками страха в глазах, который тот не мог вынести, порывисто входя в ее дом, закрывая дверь почти небрежно и сгребая ничего не понимающую малышку в объятия.
— Солнышко, прости, что не позвонил, я очень торопился, но всё равно ужасно поздно… Прости, — Эфир крепко прижал ее к себе, ощущая, как непривычно притихла девушка, а после задрожала, начав плакать, приводя монстра в чувство, близкое к панике, — хей, хей, не плачь, ты что?
— Я д… думала, что… что ты не хочешь общаться… Или… Я надоела, — стараясь успокоиться, тихо объяснила Кьяра, не веря в то, что это действительно ее монстр, стоит здесь и сейчас, прямо в прихожей, не выпуская из объятий, приехав среди ночи и ласково гладя по спине, чтобы отстраниться и взять ладонями ее лицо, касаясь прохладой пальцев нежной шеи.
— Как ты можешь надоесть, Кьяра? Маленькая глупышка… Хотя, в этом есть моя вина, прости… Я хотел сделать сюрприз, пойдем в комнату? — Эфир отпустил успокоившуюся девушку, сняв кеды и привычно дернув голым плечом, с которого снова мило сползла его любимая кофта, закрывая всю левую кисть мягким рукавом. Девушка шмыгнула носом, все ещё изумлённо рассматривая веснушки под глазницами, горевшие нескончаемым и неутомимым огнем жизни. Эфир ободряюще улыбнулся бережно беря подругу за пальцы, словно прося разрешения на касание своими всегда холодными руками, очевидно собираясь с мыслями. Монстр, наконец, решился сделать то, что уже давно хотел и мечтал, жалея лишь об одном: стоило всё сказать ещё раньше, не заставляя дорогое душе существо мучиться в неведении.
Войдя в ее комнату монстр вдруг вперился взглядом в её светильник и горящие гирлянды маленького убежища подруги, манившего уютом мягкого пледа и подушек в нем.
— А ты что, ещё не ложилась? Везде свет горит, — Эфир сел на кровать, рукой притягивая за собой девушку, рассматривая ее уставшее лицо с явным беспокойством, которое значило лишь одно: монстр не отстанет, пока не узнает правду. И раз уж Кьяра решила, что в отношениях ей успеха не светит, то хотя бы раскрыть другу свой небольшой секрет точно можно.
— Собиралась, но… Знаешь, я никогда не говорила тебе… Я боюсь темноты, Эфир. Поэтому сплю с лампочками. Только, прошу, не смейся, пожалуйста, — Кьяра недовольно сморщила носик, уловив в его взгляде сильное удивление напополам с разочарованием в себе… Душа монстра болезненно сжалась, вспомнив, как плохо спалось Кьяре в ту ночь, когда он выключил свет. И осознание, что она часто мучается одна, скрутило ее ещё сильнее, заливая его жизнь волнами сострадания и желания защитить любимую.
— Да как я могу над таким смеяться? Кьяра, если бы я только знал… Прости, — Эфир грустно потупил взгляд, доставая что-то из кармана и протягивая руки к шее удивленной подруги, что-то на нее надевая и застегивая, ласково поправив пряди мягких волос после. Кьяра опустила взгляд на блестевшую золотистым светом изящную цепочку, на конце которой висел небольшой круглый диск золотого обода, в котором навечно застыло стекло с заточенным в нем настоящим цветком ромашки.
— С днём рождения, солнышко, — прошептал он совсем близко, пуская по ее сердечному ритму неровную волну сладкого смущения.
— Спасибо, Эфир… Это… Вот это сюрприз, честно… — она пораженно усмехнулась, перехватив гладкий холод кулона пальцами, счастливо глядя в потеплевшие зрачки высокого скелета, улыбавшегося ей с невыразимой нежностью, за которым пряталось его смущение, которое та отметила, ласково ткнув его пальцем в теплую скулу с мерцающими точками персиковой магии, — кое-кто смущен?
Монстр от ее слов моментально покрылся жемчужно-голубоватым светом смятения, спешно доставая любимый вейп, чтобы отвлечься и разорвать трепетный визуальный контакт, от которого у него самого зудела каждая кость. Он спешно затянулся в полумраке ночной комнаты, выпуская облако густого тумана с мятным ароматом сладости, что так его успокаивал в моменты волнения. Вновь и вновь повторяя успокаивающее действие, давшее ему время собраться с духом… От поиска растерянных мыслей его отвлекло робкое касание пальцев подруги к его руке, вынудив посмотреть на нее с немым вопросом в глазах.
