- Все это очень заманчиво, - уныло согласился Эдриен, - но я чувствую, что сейчас она еще дальше от меня, чем при жизни Ферза.

- Так будет некоторое и даже довольно длительное время. Нов конце концов это пройдет, дядя. Честное слово!

Эдриен долго молчал, затем объявил:

- Динни, если Халлорсен согласится, я еду.

- Он согласится. Дядя, нагнитесь, я должна вас расцеловать.

Эдриен нагнулся. Поцелуй пришелся ему в нос. Привратник кашлянул...

Возвращение в Кондафорд состоялось после полудня. Отъезжающие расселись в прежнем порядке, машину снова вел Ален. Все эти сутки он держался чрезвычайно тактично, ни разу не сделал Динни предложения, и она была ему за это соответственно благодарна. Покоя хотелось не только Диане, но и ей, Ален уехал в тот же вечер, Диана с детьми - на другой день, и в Кондафорде, куда после длительного пребывания в Шотландии вернулась Клер, остались только свои. И все-таки Динни не обрела покоя. Теперь, когда забота о несчастном Ферзе свалилась с нее, девушку угнетала и мучила мысль о Хьюберте. Поразительно, каким неиссякаемым источником тревог была эта нависшая над семьей угроза! Хьюберт и Джин писали с Ист Кост жизнерадостные письма. По их словам, они нисколько не волновались. Зато Динни волновалась. И она знала, что ее мать и отец - особенно отец - тоже волнуются. Клер не столько волновалась, сколько злилась, и злость подстегивала ее энергию: по утрам она ходила с отцом охотиться на лисят, а потом, взяв машину, удирала к соседям, откуда нередко возвращалась уже после обеда. Она была самым жизнерадостным членом семьи, и ее охотно приглашали. Динни жила наедине со своими тревогами. Она написала Халлорсену насчет Эдриена и послала обещанную фотографию, которая запечатлела ее в парадном туалете два года тому назад, когда обеих сестер из соображений экономии одновременно представили ко двору. Халлорсен незамедлительно ответил:

"Фотография изумительная. Что может быть приятней для меня, чем поездка с вашим дядей? Сейчас же свяжусь с ним".

И подписался:

"Ваш неизменно покорный слуга".

Динни прочитала письмо с благодарностью, но без всякого трепета, за что и выругала себя бесчувственной скотиной. Успокоенная таким образом относительно Эдриена, - она знала, что заботу о годичном отпуске можно целиком возложить на Хилери, - девушка сосредоточила все свои мысли на Хьюберте. Ее все сильнее одолевали недобрые предчувствия. Она пыталась доказать себе, что это - следствие ее бездеятельной жизни, истории с Ферзом и постоянного нервного возбуждения, в котором тот ее держал, но все эти объяснения были неубедительны. Если уж здесь Хьюберту верят так мало, что власти готовы его выдать, то на что же рассчитывать ему там? Динни украдкой склонялась над картой Боливии, словно очертания этой страны могли помочь проникнуть в психику ее жителей. Девушка никогда не любила Кондафорд более пылко, чем в эти трудные дни. Поместье - майорат. Если Хьюберта выдадут, осудят, уморят в тюрьме или он будет убит одним из этих погонщиков мулов, а у Джин не окажется сына, Кондафорд перейдет к старшему из детей Хилери - двоюродному брату Динни, которого она видела всего несколько раз: мальчик учился в закрытой школе. Имение, правда, останется в семье, но для Динни оно будет потеряно. Судьба ее любимого дома была неотделима от судьбы Хьюберта. Девушка возмущалась тем, что думает о себе, когда над

Хьюбертом нависла бесконечно более страшная угроза, но все-таки не могла отделаться от мысли о Кондафорде.

Однажды утром она попросила Клер отвезти ее в Липпингхолл. Динни терпеть не могла сама водить машину - и не без основания: присущая ей манера замечать все, мимо чего она проезжала, нередко навлекала на нее неприятности. Сестры прибыли к завтраку. Леди Монт, садившаяся за стол, приветствовала их восклицанием:

- Мои доро'ие, как досадно! Вы же не едите морковь... Вашего дяди нет дома... Она так очищает. Блор, вз'ляните, нет ли у О'юстины жареной дичи. Да, еще! Попросите ее, Блор, приготовить те чудесные блинчики с вареньем, которых мне нельзя есть.

- Бога ради, тетя Эм, ничего такого, что вам нельзя есть!

- Мне сейчас ниче'о нельзя есть. Ваш дядя поправляется, поэтому я должна худеть. Блор, подайте поджаренный хлеб с тертым сыром и яйцами, вино и кофе.

- Но этого слишком много, тетя Эм!

- И вино'рад, Блор. И папиросы - они наверху, в комнате мистера Майкла. Ваш дядя их не курит, а я курю си'ареты с фильтром, поэтому они не убывают. Да, еще, Блор...

- Да, миледи?

- Коктейли, Блор.

- Тетя Эм, мы не пьем коктейлей.

- Нет, пьете. Я сама видела. Клер, ты плохо вы'лядишь. Ты тоже худеешь?

- Нет. Я просто была в Шотландии, тетя Эм.

- Значит, ходила на охоту и рыбную ловлю. Ну, ступайте, про'уляйтесь по дому. Я вас подожду.

Прогуливаясь по дому. Клер спросила Динни:

- Скажите на милость, где это тетя Эм приучилась глотать "г"?

- Папа как-то рассказывал, что в ее школе непроглоченное "г" считалось худшим грехом, чем проглоченное "р". Тогда ведь в моду входило все сельское - протяжный вы'овор, охотничьи ро'а и всякое дру'ое. Она чудная, правда?

Клер, подкрашивая губы, кивнула.

Возвращаясь в столовую, они услышали голос леди Монт:

- Брюки Джеймса, Блор.

- Да, миледи?

- У них такой вид, словно они сваливаются. Займитесь ими.

- Да, миледи.

- А, вот и вы! Динни, твоя тетя Уилмет собирается погостить у Хен. Они будут расходиться во мнениях на каждом у'лу. Вы получите по холодной куропатке. Динни, что ты решила насчет Алена? Он такой интересный, а завтра у не'о кончается отпуск.

- Ничего я не решила, тетя Эм.

- Вот это и плохо. Нет, Блор, мне дайте морковь. Ты не намерена выйти за не'о замуж? Я слышала, у не'о есть перспективы. Какое-то наследство в Уилтшире. Дело в верховном суде. Он является сюда и не дает мне покоя раз'оворами о тебе.

Под взглядом Клер Динни оцепенела. Вилка ее повисла в воздухе.

- Если ты не примешь мер, он добьется перевода в Китай и женится на дочке судово'о казначея. Говорят, в Гонкон'е таких полно. Да, мой портулак по'иб - Босуэл и Джонсон полили его фекальным раствором. Они совершенно лишены обоняния. Знаешь, что они однажды сделали?