– Я заеду домой ближе к вечеру, – повторил мужчина. – Нам есть что обсудить.

Вот и познакомились с родственником. Я легонько кивнула, будто аристократка, и развернула ребенка к выходу. Хочешь оскорбить кого-то – оскорби его вежливостью. Она многих бесит похлеще хамства. Обернулась и увидела его, опиравшегося на трость и шедшего в сторону пламени. А ведь его не было в той толпе. Тогда кто ж на меня так смотрел, что я вздрогнула?

***

Мы подошли к нашей карете с единорогами. Те стояли, ржали и топали копытами.

– Им не нравятся кладбища. Они чувствуют смерть и горе, – трагически заметил Густав, поглядывая на единорогов. – И трава тут невкусная.

Я глянула на кладбищенскую поросль, которая в тон настроению была серой, а местами и черной. Да, будь я конем, тоже бы не жевала такую.

– А пегасы?

– Кто? – недоуменно уставился Густав.

– Единороги без рога, но с крыльями, – объяснила, как смогла.

– Нет, таких нет, – отмахнулся он. – У нас драконы, фениксы летают и иногда люди, правда, только с обрыва.

Вскоре показался Юстас, а позади него другие люди. Или нелюди.

– Мы бы хотели выразить соболезнования юному Николаю, – сказал высокий и худой мужчина. На гладковыбритом, слегка вытянутом лице светились янтарные глаза, и создавалось ощущение, что они вот-вот зажгутся. На его черном пиджаке висел значок с огненной птицей. И нет. Не было в его взгляде того мороза, что я испытала на кладбище.

– Благодарю, – ответила, а ребенок вновь спрятался за моей спиной. – Николай, что надо сказать?

Что ж он всех так боится?

– Спасибо, – пропищал мальчик.

– Меня зовут Фейтон Айкоз. Если у вас возникнут финансовые трудности, вы всегда можете обратиться к нам в банк «Возрождение», – он протянул мне маленький свиток, перевязанный узкой атласной ленточкой. – Мы поможем в любое время и любой суммой. Думаю, в скором времени вам это пригодится.

Он легонько улыбнулся. А вот Юстас аж выдохнул, когда Фейтон отошел от нас.

Мы втроем сели в карету, причем секретарь так спешил, будто за ним гнались зомби. Я бы не удивилась, если бы тут и нежить существовала.

– Юстас, а насколько у нас все плохо? – спросила, читая свиток. Обычная визитка – вклады, кредиты, семейное ведение финансов…

– Отец Николая владел землей, на которой изначально выращивали розовых пони, потом единорогов.

Что-то я не припомню никаких животных хотя бы рядом с домом.

– Они в другом месте?

– Нет-нет. Они все в фамильном поместье… Раньше были.

– Насколько раньше? – спросила, прикидывая масштаб катастрофы.

Дом-то огромный. И если и тут надо платить налоги и коммуналку, то нам, прямо говоря, мягкое заднее место.

Юстас скривился, поглядывая на Николая.

– Единорожки пропали, когда мне было столько, – Николай показал пять пальцев. – Пони я не помню.

– Юстас?

– Отец Николая – банкрот, – ответил юрист.

Чудесно! Нам еще и жить не на что.

– Как? А я тогда здесь зачем?

– Дом. Пока жива мать, дом никто не заберет… – Юстас замешкался.

– Продолжайте, – я нервно улыбнулась.

– Но тут такая ситуация… Дом заложен в банк за долги.

У меня медленно поползли брови на лоб. Размер нашей катастрофы становился сравнимым с черной дырой.

– А дядя?

– Клейтона Даффа не было здесь около семи лет, насколько я знаю. Мы с Терри Клейтоном – отцом Николая, не знали, вернется он или нет. И я не думал, что вернется сейчас. В любом случае вы можете с ним договориться.

С этим морозильником? Ладно – с сексуальным морозильником, но все равно!

– Так. Я согласилась съездить с Николаем на кладбище, но я не подписывалась на отработку чужих долгов. Напомню – я даже не мать ему, – прошипела.

– Нет-нет, что вы! Я краем уха слышал, что господин Клейтон Дафф хочет остаться в Визарии – это город-столица, где мы сейчас находимся. По закону Николай – наследник дома, если жив один из родителей. Но если оба мертвы – наследство переходит по ближайшему родству. Точнее, к дяде. Но вы можете попробовать договориться с господином Клейтоном на выкуп дома с долгами.

Сомневаюсь, что он согласится после нашего разговора на кладбище.

– Предлагаете обмануть его и продать дом с долгами?

– Нет, ни в коем случае! Я поставлю в известность господина Даффа. Проблема в том, что сумма долга составляет стоимость дома…

– Стойте! – я выставила руку вперед. – Вы хотите сказать, что ребенок остается на улице?

– Я не хочу на улицу, – всхлипнул Коля.

– Теоретически я бы могла забрать его в свой мир.

– Но фактически мы не можем в нем жить. Только взаимодействовать, – тут же отметил Юстас. – Есть еще вариант – отправить мальчика в приют.

То есть у нас ничего нет, семья в долгах, и Николая отдать в приют – единственный вариант. Пожалуй, некоторые вещи не стоит говорить при ребенке, но тут уже выбора просто нет. Я могла его бросить вот прямо сейчас, пока не привязалась.

Да, цинично. Но стоп. У нас есть крыша над головой, пусть она и не совсем наша. Так, придумать, что делать, можно. Устроюсь на работу, делов-то. Может, оставим этот дом, возьмем какую-нибудь квартиру поменьше в городе…

Коля улегся мне на колени, обняв двумя руками. Я провела рукой по его слегка вьющимся волосам, выпрямляя их. Нет, я же не совсем сволочь, чтобы оставить ребенка одного, когда он попросил о помощи. Вот если бы это было не нахрапом… Хотя не поверила бы я ему, заявись он ко мне домой и расскажи о своем мертвом отце и о том, что он дракон. И вообще, у Коли есть дядя. Родной, между прочим. Что, он бросит ребенка на произвол судьбы? Или отдаст в приют?

Я действительно колебалась. Мне было жалко мальчика, но, с другой стороны, я понимала, что не смогу помочь. Это как поехать в другую страну и провернуть там подобное. Так что придется с дядей поговорить. Попробую договориться! Я вообще не знала, как работают законы в этой стране. Но тоже разберемся.

– А банк пока не требует нас выселить?

– По закону, пока есть мать, то дается срок, оговоренный с отцом. У господина Даффа был оговорен срок в пять лет. Четыре уже прошло. У вас есть всего лишь год, чтобы вернуть банку золото.

Час от часу не легче. То есть получается, что Колин папа даже и не думал возвращать долг. Раз за четыре года сумма так и не поменялась.

– Продлить срок?

– Вряд ли женщине разрешат, – Юстас вновь скривился. – Я-то ничего против не имею, но женщины меньше получают на любой из работ. Сами поймите, ваша задача – рожать детей, воспитывать их, следить за кровом и слугами. А добыча целиком и полностью лежит на плечах мужчины. Разве что вы можете удачно выйти замуж или пойти работать прислугой. Но даже прислуге требуются рекомендации, репутация…

– Ясно, ясно. Я поняла, – остановила его.

Все сложней, чем я думала.

– А ребенку еще в школу надо ходить, – добил секретарь.

– Надо дом с долгами продать. Или как-то с Клейтоном решить, что делать. Все-таки он его родной дядя, – прошептала.

– Понимаете, – Юстас покосился на Николая, развесившего уши. – Кто ж знает, что хочет Клейтон? Его не было здесь семь лет…

Дом казался удивительно оживленным по сравнению с тем, когда мы уезжали. В нем, будто муравьи-трудоголики, сновали слуги. По крайней мере, я за них приняла людей в чепчиках и коричневых платьях из грубой ткани с метлами в руках. Каждая порхала из комнаты в комнату, наводя порядок. Мужчины выносили старую мебель. Еще при входе мы заметили целую груду наваленного хлама.

– Это еще что происходит? – я уставилась на Юстаса.

– Без понятия, – толстяк почесал лысину.

Ладно. Я двинулась вперед и остановила первого мужчину, который выносил стул.

– Что здесь происходит?

– Так это. Хозяин умер, мы мебель выносим. Приказ у нас.

– От кого?

– Так это. От нового хозяина – Клейтона Даффа.

Какого?.. Мы же на похоронах были всего лишь пару часов, а тут… Тут уже все выносят.