В Книге Блэквимов было пророчество о легендарном блэквиме. Защитнике слабых, спасителе, чьи сила и справедливость сумеют изменить судьбы обоих миров. В легендарном должна была возродиться душа одного из величайших героев Победоносного Трио. Кто-то напечатал то пророчество и отрывки из истории носителей деммы в самой обычной книжке – «Сказанье о блэквимах». Её мне давала читать лучшая подруга в начальной школе.
Сотый экземпляр «Сказанья о блэквимах» попал в руки двух сирот из нищей деревушки под Стратогорском – неприметным городишком Республики Вальстонии. Близнецы Кузнецовы тогда жили совсем одни в ветхой избушке на окраине деревни. С самого рождения они были не такими, как все. Соседи считали их уродцами: над необычными детьми потешалась вся деревня.
Юле, худощавой девочке с короткими волосами палево-бурого цвета, «Сказанье о блэквимах» подарил добрый путник. Пожилой незнакомец встретил Юлю в лесу, что находился рядом с деревней. Старичок не испугался рысьих ушей, что были у Юли Кузнецовой на голове, сколько та себя помнила. Юля помогла ему выбраться из леса, в благодарность дедушка дал девочке книжку. Юля поправила тёмно-зелёный сарафан в заплатках. Спрятала книжку за пазухой и со всех ног побежала домой. Она хотела скорее показать её младшему брату.
Валька, хилый мальчуган с настоящим собачьим хвостом, был младше Юльки лишь на несколько минут. Сиротам было по одиннадцать лет, но Юля с ранних лет привыкла заботиться о братике. Маленький Валентин всего боялся, сестра жалела его и всегда защищала. За бойкий нрав брат прозвал девочку Дракой.
Валька стыдился лысины и жидкой кофейной чёлки и ненавидел собачий хвост. Книжка, которую принесла сестра, помогла ему понять, кто они такие. Одни из трёх сотен блэквимов, которым выпал шанс родиться в мире людей. Из «Сказанья о блэквимах» Кузнецовы узнали о предстоящем Великом Сражении – борьбе за некий Сапфир Мирона Тихого.
– Драка, мне страшно… – сказал Валька, сидя на печи, спустив босые ноги. Он был одет в полинявшую майку и потёртые тренировочные штаны. Мальчик уронил зловещую книжку на скрипучий деревянный пол и чуть не заплакал. – Все блэквимы… все, кроме победителя, исчезнут… Я не хочу умирать!
– Не бойся, братик, ты не умрёшь! – серьёзно ответила Юля, повернувшись к нему; она готовила манную кашу. Страх в чёрных, как две маслины, глазах Валентина заставил её позабыть о каше. – Ты слышишь, никто не умрёт! Вспомни про легендарного! Он поможет всем блэквимам выжить.
– Легендарный? – Валька слегка успокоился, но тут же озадачился. – А как он нас найдёт?
– Мы сами найдём его, братик, – уверенно заявила Юля.
– Найдём и поможем всех спасти, – Валька спрыгнул с печки и приблизился к ней. – Обещаешь?
– Обещаю! – Юля улыбнулась. На этой воодушевляющей ноте сестра и брат скрестили мизинцы.
* * *
Мой жизненный путь соткан из шипов и роз. Из тридцати двух весен, что мне довелось повидать, та, в которую мы с Виталиком отправились на поиски Сапфира Мирона Тихого, была особенной. Она подарила мне настоящих друзей – блэквимов, которых я могу назвать семьёй. Научила отвечать за поступки. Соединила с самым дорогим существом и жестоко отняла его. Показала мою истинную сущность и то, как далеко я способна зайти. Однако пятнадцатого апреля 2006 года многое было закрыто туманом.
Виталик и Илья помогли эгоистичной девочке, судившей окружающих по сплетням, а не по поступкам, измениться. Но прежде я успела совершить немало плохих дел. Серьёзно ранила Илюшу, а потом из-за моей глупости он был пленён Луппом и Гиртом, «шакалами» создателя зомби. В сложившейся ситуации было одно утешение: господин Фиш, единственный, кто мог исправить нарушенные символы жизни на теле Ильи. Мы с Яриловым не знали, что наш друг – кровный сын злого учёного, но шестое чувство подсказывало: блэквим-дракон нужен злодею живым.
Мы поклялись пробраться в тайный особняк создателя упырей и вернуть друга! Положительный настрой да мудрёная карта – вот и весь наш арсенал. На путеводителе, который нам передал Лупп ещё при первой неприятнейшей встрече, были отмечены алыми точками сомнительные места. Первое из них, Безымянная улица, дом №7 на окраине научного города Саинтзбурга. В то, что там обитает великий злодей, верилось с трудом. Две другие зацепки вели в деревню Тёмный колодец. Я уже бывала в ней во время нежданного путешествия в прошлое… с Митей Фишем. Мою душу терзало нехорошее предчувствие. Словно кто-то хотел задеть меня за живое, напомнив о нарушенном обещании. О друге, которого, по словам Илюши, убил создатель зомби.
В девять часов по вальстонскому времени я, Полина Воробьёва, и мои друзья-блэквимы Виталий Ярилов и Тристан Железняк, прибыли в Лесград. Промежуточный городок, где нашему трио предстояло сесть на поезд до Саинтзбурга. Лесград не отличался живописными улицами, он был усеян типовыми девятиэтажками болотных оттенков и с первых минут вселил в меня тоску. Старые дворики, два небольших парка: Центральный и некого Лесорубова, простенькая главная площадь. Пуще унылых пейзажей меня угнетали усмешки прохожих: для них мы были тройкой чудаков.
Тристан сильно истощил запасы деммы, призвав для нас велосипеды и поддерживая их присутствие на протяжении всей дороги до Лесграда. Бледный, как смерть, Железняк шёл, будто хромой ишак. Его густые волосы, светлые, как колосья пшеницы, стриженные «шапочкой на ножке», взъерошились. Татуировка – восьмиконечная звезда на лбу потускнела, а взор янтарно-жёлтых глаз был утомлённым. Красная футболка-поло в коричневую полоску и бежевые брюки Триста пропитались потом, но тот и не думал просить передышку. Взвалил на себя, помимо собственной ноши, тяжёлый рюкзак Ярилова и мою сумку.
Самоотверженность Железняка поражала. Наш союзник, стоило кому-либо заикнуться о его состоянии, упрямо повторял:
– Я в порядке!
Мы целый час добирались до железнодорожного вокзала. Наконец зашли в долгожданное здание, болотное, как большинство строений Лесграда, но выполненное в стиле позднего классицизма. Тристану стало совсем худо. Он впал в беспамятство, едва мы миновали парадную дверь. Ему повезло, что Ярилов был рядом, иначе Железняк рухнул бы лицом на пол, выложенный из больших гранитных плит.
– О чём только думал этот Трист! – сказала я, взглянув на нашего измотанного друга. Виталик взвалил его себе на спину вместе со всем нашим багажом. Состояние Железняка удручало, но Ярилов тоже совсем себя не берёг… Я столкнулась с ним взглядом и, нахмурив брови, строго крикнула: – И ты туда же!
– Поля, не злись, – честная полуулыбка юного блэквима огня заставила меня смягчиться. А его дальнейшие слова – покраснеть: – Спасибо, что ты с нами, Свелл!
Это прозвище дал мне Илюша перед нашим расставанием, оно много значило для меня. Ярилов и Железняк знали об этом. Виталик назвал меня так впервые… Его голос звучал с новой интонацией: искренней и глубокой. Мной овладело странное чувство, а память воссоздала незнакомый образ.
Маленький мальчик в богатом одеянии, точно сказочный принц, протягивал мне руку. Я четко видела каждую деталь его наряда и тёмные вьющиеся волосы, собранные золотой лентой в густой хвост. Но не смогла разобрать черт лица. Прежде чем маленький царевич исчез, подобно неясному сну, я услышала, как с его уст сорвалось:
– Свелл!..
– Тристу нужно отдохнуть, – сказала я, опомнившись, и попыталась забыть о непонятном видении. – Ему скоро станет лучше. Я подожду с ним в зале. Виталик, купи билеты и что-нибудь поесть.
Ярилов одобрительно кивнул и понёс обессиленного друга в зал ожидания. Я поспешила следом. Мы оказались в огромном прохладном помещении, где пассажиры коротали часы до приезда поезда. Виталик кинул рюкзак, мою сумку и багаж Тристана на пол. Затем осторожно опустил друга на одну из деревянных лавок и, взяв мешочек с деньгами, которые Железняк отдал в общее пользование, отправился за билетами.
Когда он ушёл, время будто бы остановилось. Я достала из сумки для физкультурной формы зеркальце и, поправив ободок, не позволявший отросшей чёлке лезть в большие зелёные глаза, всмотрелась в собственное отражение. Мои кудри, рыжие, как спелая хурма, уже почти касались лопаток. Впрочем, у меня всегда быстро отрастала шевелюра. Вроде всё те же слегка округлый овал лица, лёгкая курносость и губы бантиком, но с той стороны стекла на меня глядел теперь не ребёнок, а подросток.
