С застывшими слезами на глазах Энн представляла собой сейчас лишь призрак, пустую оболочку, в которой обнаруживший себя наблюдатель задавался раз за разом, казалось бы, простейшими вопросами, на которые не находил ответов. Он видел эту картину прямо сейчас, как будто бы это даже не было почти два десятилетия назад: мать девушки, уже пожилая, но при этом сохранившая свою силу и ум женщина с острова Утконоса, унижаясь, стоя на коленях, умоляет людей в форме пропустить их через транзитную зону аэродрома, где совершил жесткую посадку их вертолет, один из немногих, что успел каким-то чудом ускользнуть с их острова во время проведения Мировых Игр, после которых границы были закрыты окончательно. Этот же наблюдатель ощущал всю безысходность, всё унизительное положение гордого человека, чей род Шаманов был всегда уважаем на родном острове. Однако, из-за предательства Вождя, за последние полвека шаманы стали изгоями, и настал роковой час, когда было принято решение истребить всех, даже самых дальних их родственников по крови. Так женщина, заклейменная «шаманом», спасаясь от ужасов, учиненных собственным народом, унижалась уже на чужой земле, куда она сама никогда не стремилась, но только для того, чтобы спасти свою дочь, которая еще не особенно понимала, что происходит, но, тем не менее, любознательно смотрела по сторонам, то и дело натыкаясь то на рыдающее лицо матери, то на дула автоматов, что были направлены в ее сторону.
С другой стороны, спустя пару декад лет, когда Энн была уже повзрослевшей девушкой, она уже наблюдала видение иного рода. Заключалось оно, с одной стороны, в ее насилуемом теле, со стоящей рядом с ней на коленях матерью, образом прошлого, с другой же стороны, был виден целый поток здоровых соплеменников, которые беспрепятственно выбегали на улицы столицы, что приняла их. Оружие же, которым угрожали в свою очередь ее миролюбивой матери, было как-то постыдно опущено охранителями порядка, в то время как ее «братья», среди которых Энн не заметила ни одной женщины, с грязными криками и пошлыми лозунгами прыгали, гогоча, на камеры снимающих их репортеров с обещанием дословно: «в*****ь» приютивший их остров как следует.
Унижение старой женщины острова Утконоса, которая оставила львиную часть здоровья в лагерях для беженцев, а также безнаказанность целого потока молодых зверей, которых и людьми-то можно было назвать с натяжкой, – потерянного современного поколения ее острова, представляли собой вопиющий контраст, высвечивающий тотальную несправедливость, которую Энн не могла никак принять! Почему она, что стала успешным человеком, и ее мать, что работала как проклятая, чтобы ее дочь смогла стать достойной частью цивилизации, должны были проходить через ад неизвестности с угрозой быть депортированы назад и там быть убитыми Вождем и его приспешниками? И даже это Энн могла принять и жить спокойно дальше! Но почему те, кого она при всем своем желании не смогла бы никогда назвать своими «братьями», сейчас наводняли ее новый дом?! Чтобы и здесь устроить тот кошмар, что сейчас творился на ее родном острове?! Это просто немыслимо! Это было выше ее сил! Энн ощущала испепеляющую ярость, которая клокотала внутри, в то время как она хотела схватить за голову этого зверя, что измывался и над ней, и над ее матерью, и над ее островом, а теперь над ее новой родиной и расколоть надвое, как пустую ореховую скорлупу. Энн готова была голыми руками разорвать на части эту уродливую физиономию с бессмысленным взглядом, но она физически пока не могла этого сделать. Девушка ощутила, как ее внутренности будто бы начинают сгорать и, плавясь, превращают ее саму в спящий вулкан, который должен был вот-вот извергнуться. И вот, когда морда зверя, который похотливо высунул свой белый язык, вновь оказалась напротив лица Энн, она будто бы превратилась в гигантское жерло, что неумолимо исторгло из себя черную вязкую жидкость, настоящую магму, выражение ее чувств и переживаний, окатив зверя с головы до ног. Тот же, в ужасе отпрянув, стал судорожно тереть морду, которая, как показалось Энн, начала таять на глазах, но, в чем она была точно уверена, так это в том страхе, что выражали его глаза, которыми он более не смел взглянуть на свою «сестру» без полного осознания того, что сделал, и что она придет за ним, рано или поздно, хочет он того или нет.
33. Император, облокотившись, пытался унять свой желудок, который, казалось, был бездонным, и что уже на протяжении получаса извергал из себя потоки мутной жидкости.
– Вот ты где! – похлопав по плечу своего «друга», расхохоталась «маска», появившись так же внезапно, как и исчезла ранее из поля зрения императора.
Один этот маленький, но весьма характерный и показательный жест с фамильярным обращением всколыхнул целую волну эмоций в императоре, которые он еще не испытывал, казалось, никогда в своей жизни. Даже когда он сам шел в битву, даже к самому заклятому врагу и противнику, он не испытывал столько ненависти, как к этому тщедушному человечишке, который из-за всего лишь одного сказанного лишнего слова рисковал тем, что Арчибальд просто бы задушил его прямо здесь и сейчас.
– Неважно выглядите, хотя, полно уже!.. Главное, что вы так и не ответили на мое предложение! – рассмеялась «маска», не обращая совершенно никакого внимания на то, что его так называемый «друг» даже и слова не успел вставить, – я хотел поделиться с вами своими соображениями насчет наших островов, и как можно было бы использовать варваров Змея в наших общих целях…
Арчибальд ощутил, как подходит к кульминации как сам вечер, так и непосредственно этот разговор, от результата которого будет зависеть не только его собственная жизнь и возможность физически покинуть стены особняка, но и судьба всей цивилизации.
– И какие же это цели? – пытаясь изо всех сил собраться, спросил император.
– О, ничего серьезного! Просто мы с партнерами решили, что можно было бы использовать этот народец для решения некоторых накопившихся… ммм… вопросов.
– Могу я узнать, что это за вопросы? – уже понимая, к чему ведет его собеседник, всё же решил уточнить политик.
– Например, для решения вопроса о… так скажем, урегулировании местных конфликтов, а также для разрешения кризисных ситуаций, связанных с рабочей силой, тем более, что можно еще использовать…
– Это слишком опасно, – отрезал Арчибальд.
– Опасно?.. Опасно?! – рассмеялась «маска», сотрясаясь всеми складками своего несуразного тела на тоненьких ножках, – да брось! Нет ничего опасного в том, чтобы использовать этих дикарей, этих животных!
– Как раз в этом-то и скрывается угроза, – решив всё же воззвать к здравомыслию собеседника, продолжил император, – ты хочешь нарушить все те естественные условия, в которых развивалось это сообщество на протяжении многих веков, если не тысячелетий! Ты осознаешь, к чему может привести подобная неразумная экспансия?
– О! Вот тут-то ты и недооцениваешь силу прогресса, хотя и сам являешься реформатором! Мы дадим им оружие! Мы дадим им наше знание! Мы не просто используем их, но дадим им то, в чем они нуждаются, то, за что они сами отдадут нам свою свободу! Мы покажем им мир! И скрепит их лояльность наша величайшая религия! Колесо Арчибальда будет установлено в каждой хижине, каждого племени, а их бессмысленные идолы… Все эти бабочки будут…
– То, что ты предлагаешь, – не дослушал его Арчибальд, – то, что вы хотите начать, – это безумие. Дав им на данном этапе развития все современные разработки и достижения науки и… даже культуру, вы просто нарушите микрофлору этого острова. Вы сами еще не до конца представляете, с какими последствиями столкнетесь в будущем, если, не раздумывая, решите использовать необузданную, природную силу трайбов в своих интересах.
– Господи! Да ты слишком много думаешь, Арчи, – снова положив свою тоненькую ручку в недвусмысленном жесте на плечо своего «сердечного брата», потрясла головой «маска», – даже если какие-то потрясения и начнутся, и даже если начнется обратная экспансия, а я думаю, ты боишься именно этого, то нам – сынам Великого алхимика Арчибальда, что даровал всем нам божественную власть над островами, не будет ничего угрожать! Ну, а народ… Народ должен будет принять в себя своих новых гостей!
