Граф не поверил своим собственным ушам – кто мог оказаться здесь, на территории, что принадлежала его семье, да еще и без приглашения? Юный граф был уверен, что это просто невозможно, ведь, зная своих придворных, он был на сто процентов уверен, что и они не стали бы заходить так далеко в чащу, даже если бы знали, что он был в смертельной опасности.
– В опасности! – вдруг испугался своих же собственных мыслей граф, – а вдруг это разбойники, а вдруг!.. Пусть только попробуют напасть! – пытаясь хоть как-то взбодрить самого себя, отряхнулся граф, комично, ползком преодолев с выпяченным задом несколько метров, дабы выглянуть из-за кустов по направлению того самого места, откуда, как ему казалось, звучали голоса.
Как только юный граф коснулся своим взглядом источника этого странного смеха, его сердце сжалось, а всё остальное тело будто бы в секунду превратилось в каменную глыбу. Он просто не мог пошевелиться, поскольку оказалось, что прямо посреди дикого леса образовалась идеально вычищенная и подстриженная кем-то полянка, однако даже не само это чудное место заставило графа ощутить суеверный страх, но то, а, если вернее, те, кто находился на ней. Граф Арчибальд, не в силах даже пикнуть, наблюдал из-за небольшого пригорка за танцующими существами, что водили хоровод, ритмично пританцовывая, а всё окружающее их пространство, казалось, причудливо извивалось, как при очень сильной жаре, в ритм их движениям.
– Черт подери – это же эльфы! То есть самые настоящие! – вспомнив старые сказки из детства, даже слегка вспотев, размышлял граф, – но те, кто их изображали, не могли передать и тысячную долю того трепета и того мистического предвкушения, что испытывал граф, наблюдавший воочию за танцем, которой, как он сам вспомнил, нельзя было видеть посторонним, ведь тогда побеспокоенные чужаками волшебные существа могли… – не успел додумать граф, как один из этого народца бросил в его сторону небрежный взгляд, после чего Арчибальд буквально оглох от собственного истошного вопля, и, не успев даже как следует опомниться, уже обнаружил себя уносящимся прочь от этого безумного места.
– Нет, нет, нет, нет! Я этого не видел, не знаю и знать не хочу! Мне не нужна никакая музыка, никакие мифы и загадки, никакие эльфы, о, Богиня! Я даже не буду больше, никогда в жизни, трогать себя в лесу! Только прошу, пожалуйста, пусть это будет просто галлюцинация, просто наваждение… –повторял про себя граф, пока не выбежал снова на ту же самую поляну, где танцующий кружок эльфов всё так же продолжал свой ритуал.
– Ах! – чуть не задохнулся от неожиданности граф, вновь бросившись в противоположном направлении наутек. Это повторялось снова и снова. Не важно, в какую бы сторону ни бежал испуганный граф, он снова и снова возвращался в одно и то же место, раз за разом натыкаясь на пристальный взгляд одного из этих существ. Уже догадываясь, что попал под их чары, беглец заревел от ужаса и понимания, что, похоже, он обречен остаться в этом лесу навсегда, что он стал очередной жертвой, очередным «мальчиком, которого не найдут», которого похитили не какие-то там кочевые бандиты, а самые настоящие эльфы!
– Нет, я выкарабкаюсь! Я… – не успел утешить себя граф, как вдруг обнаружил себя уже в кругу этих танцующих существ, ощутив при этом покалывания в своем теле и острую боль в спине, которая буквально заставила упасть, ощущая, как из позвоночника будто бы идут какие-то теплые волны по всему телу.
– Наверное, одно из этих существ огрело меня сзади, – трясясь, как в лихорадке, подумал граф, использовав последние силы, чтобы, перевернувшись на спину, наблюдать воочию, как его зрение странным образом исказилось. Он как будто бы мог теперь видеть весь мир со всех сторон и с любой точки, по крайней мере, единственная точка восприятия, что была в круге танца, как будто бы исчезла, оставив лишь наблюдающее со стороны пространство за ритуалом. Так граф понял, что его никогда и не было вовсе тут, ведь эти эльфы не могли так просто взять и разорвать круг, остановить свой ритуал, который должен был…
– О, Богиня! – испугался граф, – они уже забрали меня домой! В страну эльфов, а я даже еще этого не понял! Но я живу здесь! Я не хочу, я не…
Вернувшись на мгновение в свое тело и попытавшись таким образом встать, граф снова ощутил странный зуд в спине, уже и думать перестав о том, что он мог хоть как-то пошевелиться. Так ему оставалось лишь с полной беспомощностью наблюдать, как мир вокруг меняется, как голубое небо становится разноцветным, как деревья вокруг начинают менять свою форму, превращаясь в странные геометрические конструкции, что начали сливаться с самими небесами, превращаясь в странный туннель, который затягивал путешественника. Еще более удивительным было то, что граф ощущал себя и внутри и снаружи живого тоннеля, который как будто сросся буквально с его позвоночником, с его собственной спиной, одарив путника неописуемой болью, что, пробив его насквозь током, заставила тут же вскочить на ноги и броситься в пляс прямо посреди круга трансформирующихся существ под звуки музыки из его собственного ума, что заставила мир измениться до неузнаваемости. Но что было на самом деле поразительно – так это то, что заставляющая графа плясать до упада музыка в итоге превращалась в те самые телодвижения, которые юный граф знал еще до того, как его родная матушка дала своему родному мальчику имя Арчибальд.
3. Сидя на спинке скамейки, юноша исподлобья оглядывал редких прохожих, которые в столь поздний час всё еще позволяли себе пройти, а точнее даже, пробежать в данном районе. Он был уже практически готов вспорхнуть хищной птицей и вонзиться в одного из них, однако этот примитивный импульс уже успел прервать подошедший друг.
– Как сам?
– Пойдет, – кивнул молодой человек в капюшоне, продолжая буравить взглядом прохожего.
– Боун, ты че, брат? – ударил по плечу его друг, далее проследив за его взглядом, – да, н*****и бы его сейчас, но пока у нас вот что есть… – ловко подбросив в руке пакетик с переливающимися лиловыми линиями, которые напоминали маленькую микросхемку.
Боун смог всё же оторвать свой взгляд от прохожих и уперся слегка блуждающим взглядом в пакетик, мгновенно почувствовав, как всё его тело заколотилось в предвкушении.
– Хорош? – продолжая глазеть, сплюнул Боун.
– Фарас сказал, что лучший товар в столице, – ну так что?
– Идем, – не вынимания рук из карманов своей куртки, спрыгнул на асфальт Боун, направившись вслед за чуть не успевшим скрыться из горизонта виденья хищника прохожим, приблизившись к которому, резко присвистнул, заставив жертву обернуться.
4. – Всё в порядке? – с легкой иронией обратился голос извне.
Девушка, несмотря на явно предназначавшийся ей оклик, продолжала смотреть назад через плечо, пытаясь прорваться сквозь узорчатую занавеску, которая отделяла их от других посетителей заведения. Вместе с этим внутренним преодолением, параллельно она также пыталась совладать и со льющейся со всех сторон музыкой, что была похожа на гул роя пчел. Подобными характеристиками своеобразного улья обладали и закрытые от ее взора посетители, которые, хотя и на первый взгляд казались хаотично разбросанными по ресторану, имели в сути своей упорядоченную структуру, где каждый участник имел свое собственное предназначение, включая и ту ячейку «сот», в которой находилась и сама путешественница, всё еще вглядывающаяся в узоры, которые танцевали на шторке. В них, казалось, наблюдательница переживала целые эпохи, и не просто была свидетелем, но живым очевидцем и, что еще более ценно – участницей всех тех событий прошлого и будущего, что отрывались ей, не просто подобно символам в книге и даже не голографическими проекциями, но целыми пластами реальности, частью которых становилась она сама, в то же самое время как ее собственное пребывание в данном заведении ставилось под вопрос, а вся ее прошлая жизнь со всеми связями и памятью становилась не более чем выдумкой, если угодно, эскапизмом от всех тех миллионов жизней, которые вопили о своей важности и неотложности, но от которых путешественница неизменно могла в любой момент с улыбкой отвернуться, дабы встретиться глазами со своим любимым, который, судя по довольному выражению лица, переживал нечто подобное.
