– Решено!.. – Харт уже было сделал шаг в сторону, но в тот же самый момент дверь перед ним распахнулась, как это частенько бывает в моменты сомнений, сама собой.

– О, господин Харт, проходите, Высший Советник уже ожидает Вас! – пролебезила одна из административных крыс, так, по крайней мере про себя, охарактеризовал своего коллегу Император, что так же внезапно, как и появилась из-за двери, скрылась в лабиринте коридоров дворца. Вполне возможно, подобное пренебрежительное отношение было вызвано отнюдь не ловкостью карьериста–приспособленца, но самими глубинными противоречиями в уме Императора, который слегка вспотевшей ладонью потянулся к ручке уже успевшей захлопнуться двери, ощущая как тик невидимых часов в его голове стучал всё громче, одновременно с тем, как сами щелчки, которые эхом разносились по его сознанию, замедлялись до тех самых пор, пока государь уже уверенно не сжал ручку, и, повернув которую, заставил раздаться последний, самый резкий звук.

По коже путешественника пробежал холодок, ведь, несмотря на этот знаменательный рокот, дверь, что была перед ним, не поддалась, напротив, она оставалась всё такой же неприступной, как и раньше.

– Но как же так?! – испуганно подумал наблюдатель, – она ведь должна была открыться! Обязательно должна отвориться! – повторил он про себя, чтобы закрепить собственную неуверенность, затем с ужасом предположив, что он каким-то образом сломал само время своей беспредельной наглостью. Оглянувшись по сторонам коридора, который как будто бы ожил и превратился в наслаивающиеся на реальность джунгли из лабиринта геометрических фигур, он все-таки смог различить те самые часы, которые, как он предполагал, сломались, и которые замерли в одном недвижимом положении.

Чуть приглядевшись и затем подойдя поближе, к своему величайшему удивлению наблюдатель заметил, как под самими стрелками происходит какое-то движение. Сосредоточившись еще немного, он различил, что круглый циферблат представляет из себя экран, по которому двигались объемные изображения. Среди прочих – переливающиеся узоры, составлявшие саму основу этого механизма, вырисовали фигуру странника, который спиной стоял к наблюдателю и, подобно ему самому, точно так же смотрел на циферблат уже собственных часов. Ощутив, как кто-то буквально испепеляет его затылок своим взглядом, наблюдатель не смог устоять и резко обернулся.

– Что-то не так? – осведомился интервьюер.

Грегори, еще некоторое время пытаясь различить нечто вполне определенное, глядя назад через свое собственное плечо, медленно повернулся обратно к своему собеседнику.

– Нет, всё так, как и должно быть.

Пока он совершал это краткое движение, студия, где проходила запись интервью с набирающим популярность писателем, превратилась в открытую площадку. Стулья исчезли, уступив место двум небольшим кочкам, располагающимся с двух противоположных сторон разделяющего их гигантского белого дерева, с которого уже готовы были сорваться на землю созревшие лиловые плоды знания.

Путник, что располагался на одной из этих кочек, соскочив с нее, в полете сорвал плод, что был настольно сочным, что чуть не лопнул в его ладони, после чего, ловко обогнув огромное древо по его крепчайшим веткам, уже свесился вниз головой по направлению к сидящему на второй кочке древнему старцу с длинными белыми дредами, заплетенными красными перьями, предложив свой дар.

– Будешь?

Тот, лишь слегка улыбнувшись, отрицательно покачал головой.

– Ну, как хочешь, – похихикала фея, открыв рот и вонзив свои маленькие зубки в плод, что тотчас же лопнул и стал прожигать своим соком само пространство, обнажая голографический скелет, на который было нанизано само время и пространство, что становились лишь дымом, рассеивающимся следом от двух сидящих друг напротив друга существ, которые отражались во все стороны обозримого пространства своими образами. Блистающие своим сознанием и энергией, эти силуэты образовывали целую сетку – самое настоящее жемчужное ожерелье на шее Богини.

Между ними горел маленький огонек, который, поднявшись чуть повыше, достиг такого угла зрения по отношению к каждому из наблюдателей, что складывалось впечатление, что эта вспышка находилась прямо меж глаз каждого из этих существ. Они будто бы сами проникли внутрь этого ярчайшего шарика, внутрь сознания своего собственного отражения, развернув предельный потенциал их фантазий, позволив тем самым уже самой сети вокруг вновь начать наслаивать на себя всевозможные образы. Оно превратилось в самое настоящее меню из переживаний, где молодой человек в компании своей подруги уже внимательно изучал эффекты блюд, которые они закажут. Остановившись на одном из них, он, к своему изумлению, уже понял, что уже не то, что даже просто заказал, но уже и употребил его в пищу, и уже несся через само пространство в прошлое, в полете выхватывая из пустоты копье и вонзая его в своего недруга под радостные возгласы и выкрики своей семьи, что приветствовала своего сына-победителя, которого они смогли спасти от самой смерти с помощью горсти монет и мастерства величайшего мастера Магии всего острова, поклоняющегося Черному Мотыльку!

Крылья этой Богини, раскрывшись над всей вселенной, впитывали своими двумя глазами, что располагались на каждом крыле, жизни всех, кто был рожден, благодаря ее же милости, и которые отдавали ей свою энергию прожитой жизни. Их смерти накапливались и в сердце владыки всего мира, на чьем плаще в районе сердца располагалась золотая бляшка с изображением бабочки. Она же кольнула острием булавки в самое сердце Императора, заставив того пасть на колени и впервые за долгий срок со времен своего детства и так называемых похорон своей сестры разрыдаться от осознания всех последствий, всех тех чудовищных убийств, из-за войн, которыми он так наивно хотел освободить все острова на планете! Он видел страдающих и умирающих от гангрен, от увечий и болезней солдат своей собственной армии, которых он поведет в неравный бой с жарой и холодом на чужой земле. Всё это ради попытки одолеть безумца, который являлся таковым в глазах Императора только лишь по той причине, что и сам Великий Освободитель, Император Арчибальд был точно таким же слепцом, таким же самоуверенным глупцом!

Вспоминая о своем новорожденном ребенке и жене, Арчибальд со с слезами на глазах, стоя на коленях перед часами, что были воплощением самого времени, рыдал и стенал о том, что уже знал наперед, как закончатся не только их, но и его собственная линия жизни! И как бессмысленны были его попытки спасти кого-то, особенно после того, как он уже видел через столетия после своей кончины и всех, кого он любит, свой собственный разрисованный захватчиками посмертный памятник посреди столицы, которая готова была пасть под натиском настоящей экспансии варваров, что безнаказанно убивали жителей его Свободной Республики!

Эти преступления будущего, а также зверства прошлого и ошибки настоящего вкупе создавали четкое ощущение бессмысленности любых попыток противостоять черным крыльям судьбы, что даровали и отбирали жизни и судьбы по своему желанию. Не в силах противостоять этой страшной силе, Император вскочил и побежал к единственному выходу, вцепившись обеими руками в ручку всё никак не поддающейся двери. Государь ощутил, что не может выйти, поскольку весь мир и был этой комнаткой, этой клеткой, где разные формы были лишь выражением чьей-то чужой воли. Эта сила была врожденным качеством Императора, который оказался отнюдь не освободителем человечества, но лишь инструментом в руках высших сил, ведь одно дело – иметь материальные успехи среди достойных мужей и быть кумиром, превознесенным вдохновенными речами и чувствами поэтов, и совсем другое – осознать, как факт, и увидеть воочию, что он был лишь податливой куклой в руках фатума.

Всё пытаясь отворить дверь, Император был уверен, что от ужаса осознания всех фактов сейчас же потеряет разум, чувствуя, как за его спиной уже выросли крылья настоящей Богини, которая, уже вспорхнув с его сердца, предстала тем неописуемым существом, на котором сам Император был точно такой же бляшкой, не более чем просто ярким украшением.