– Что? Гвардия? – пропел хор голосов будто бы под самым ухом Энн, хотя их источник находился, как она успела заметить, на противоположном конце комнаты, – эти псы не посмеют войти сюда, иначе будут е*****и расистами! Расслабься и сделай погромче!
Вибрация, которая сотрясала стены, стала еще сильнее ударять по телу девушки, которая, тем не менее, практически ее не чувствовала, как, впрочем, и все процессы, что протекали в ее теле. Девушка даже не могла уловить того, дышит она или нет, но всё же, поскольку она была всё еще в сознании, она могла предположить, что легкие ее работают как надо, однако это даже не беспокоило ее так сильно, ведь куда более опасными были два глаза хищного шакала, который, похоже, дождался нужного момента. Среди всеобщего хаоса он уже целенаправленно вышагивал через джунгли разгоряченных тел к своей добыче, а приблизившись вплотную, оскалился, обдав девушку своим зловонным дыханием падальщика.
Ощущения Энн были притуплены, и она прекрасно понимала, что это состояние было далеко не обычным. Так, она начинала припоминать, как ее чем-то накачали, хотя и не могла точно вспомнить, сколько времени прошло с тех пор. Да и в текущей обстановке это определить точно не представлялось возможным. Энн смогла кое-как обратить свой единственный рабочий глаз на руку, в надежде, что это именно она, эта зловещая рука, привязанная к какому-то тяжелому предмету, мешает ей пошевелиться. К своему ужасу она обнаружила, что была полностью «свободна» от какого-либо физического воздействия, однако ее тело просто не слушалось, будто бы все нервы были отключены, и ни одна из частей тела не получала команд от мозга.
В то же самое время зверь уже прильнул к ней, и жертва уже угадала его намерения наперед.
– Не… надо, – вот всё, что смогла выдавить Энн, наблюдая за тем, как разноцветные огни вокруг практически мгновенно сменились на ядовито-зеленый свет, который целиком окрасил это чудовище, что лишь потешалось над ее мольбой. Уже через мгновение Энн ощутила, как ее низ буквально разорвался от резкого движения, которое она ощутила, несмотря на общую анестезию ее тела. Она даже не смогла позвать на помощь или даже заплакать, а лишь в безумии, выпучив оба глаза, стала свидетелем того, как всё ее существо буквально стало биться со всей силой о стену, будто бы та попыталась выбить из и так полуживого тела остатки сознания.
– О, – раздался в метре от места насилия пьяный хохоток, – походу, Боун себе подружку наконец нашел!
– А, чувак, посмотри на нее, она же полностью обдолбана! – взорвался смехом второй голос – Эй, Боун, а тебе, случаем, помощь не нужна ?..
Образы, как и слова, расплывались в сознании Энн, крупицы восприятия бились всё сильнее и сильнее о стену позади нее, пока не раздался громкий щелчок, который ознаменовал собой то ли, что стена сзади не выдержала и просто разлетелась на части, то ли, что это череп самой Энн не справился с нагрузками и дал трещину. В любом случае, пространство вокруг уже было совсем не тем, чем представлялось и мгновение назад. Вся эта оргия вокруг мгновенно свернулась в поле битвы, где это уже не Энн была тем, кого беспощадно вбивали в стену, но, напротив, она сама стала воином, который раз за разом засаживал копье в поверженного врага, что, хлюпая ртом, задыхаясь от собственно крови и выпучив слезящиеся глаза, беспомощно смотрел с земли прямо на своего убийцу.
В то же самое время эту картину будущего наблюдал и отец воина-победителя, который со слезами на глазах радовался тому, что его умирающий ребенок выживет и станет таким сильным, и что тот послушник культа Черной Богини-Бабочки не обманул! Этот колдун действительно излечил его больное дитя, чтобы то позаботилось о своих родителях, когда они станут немощными!
– Это и есть то, за что ты сражаешься? – как будто бы прочитав мысли отца, обратился послушник Черной Богини-Матери Бабочки, возникнув прямо позади сцены убийства.
Отец семейства поднял глаза, и уже смотрел на своего волшебного спасителя из-под маски великого Императора Арчибальда. Только теперь перед ним была не сцена убийства его взрослым сыном некоего «врага», а, наоборот, его выросший сын, корчась в муках, сам был жертвой, только не другого вооруженного палача, но мучительной болезни, которая медленно разъедала его здоровое молодое тело изнутри.
– Это и есть то, за что ты сражаешься? – повторил голос, в то время как Арчибальд, протянув дрожащие руки к сыну, понимал, что не в силах спасти его. Все его звания, регалии и умения, как политические, так и публицистические дарования, были абсолютно, даже преступно, бесполезны. Император понимал, как никто другой, что единственным виновником был только он сам. Ни на какую Богиню нельзя было списать факт того, что он родил наследника для себя, чтобы показать ему мир своими глазами пророка прогресса, который, позабыв напрочь, что он идет в реальности не так быстро, как в его фантазиях, упустил простой факт того, что его сыну не хватит всего каких-то пары десятилетий до того момента, как будет изобретено лекарство, чтобы излечить этот простейший вирус.
Император хотел разорвать само пространство вокруг, чтобы вырвать из будущего это лекарство и дать его своему ребенку, прямо сейчас, чтобы излечить его. Он уже видел, как заветный бутылек с антидотом уже появился прямо у его глаз, но что-то удержало его руку буквально в паре миллиметрах от него. Путник успел остановить себя, не коснувшись, будто бы увидев, как перед его глазами вспыхнула переливающаяся надпись на всех языках, которая была выражением его собственных опасений, ведь если так просто можно взять что-то из другого времени и пространства, если вообще убрать эти условности, то в чем вообще смысл всего того, что я делал?..
– Просто распаковывал во времени потенцию пространства? – непонятно откуда взявшимися терминами стал рассуждать император, – за что же тогда я…
– Что вы хотите сказать этим? – повторил интервьюер, глядя прямо на спасителя, который, в свою очередь, сам всматривался прямо в зеленоватый дым, что заменил собой всё пространство вокруг. Среди его клубов проступал сверкающий лиловыми молниями фиолетовый рисунок, сформировавший образ вопрошающего, который терпеливо повторил вновь, – что вы хотите сказать этим? В чем смысл вашего высказывания?
Грегори сидел в кресле и не находил адекватного ответа. То, что он так заранее подготовил в качестве заявления и своей речи, и так хотел всем сердцем выразить, на самом деле не имело никакого значения и было фактически неважно в контексте всего процесса познания, который разворачивался прямо сейчас. Всё и так уже существовало, а говорить, что он просто заново открывал уже существующие вечные истины, было глупо, поскольку не сам он делал это, но кто-то другой.
– А кто же тогда? – улыбнулся с хитрецой в глазах интервьюер, который тем самым заставил Грегори впасть в подобие паники, а затем точно так же быстро и расслабил его, ведь Грегори вспомнил, с кем говорит на самом деле. После этого он, закрыв глаза, уже перенесся из кресла на ковровую дорожку, на которую он всё еще не решался ступить, боясь физически за свою жизнь, ведь мозг только и кричал о том, что у него еще есть пара часов до конца, до премьеры, и он может еще сбежать из страны, улететь с этого северного острова, но он, пропустив себя через этот удивительный опыт, открыв глаза, лишь улыбнулся своим страхам буквально в лицо и безбоязненно переступил через красную черту в своем уме, что отделяла его от собственного выдуманного образа, который долго мялся перед тем как войти, еще не понимая, что его выбор давно сделан той, что, хохоча, сидя напротив, по-доброму потешалась над выдуманными дилеммами писателя.
29. Харт стоял у двери в кабинет, но, еще на подходе, не дойдя до него всего пару метров, уже успел ощутить такой страх и напряжение, что, казалось, стоит ему войти в эту дверь, обратно он уже выйти не сможет. У него даже возникло желание просто развернуться и убежать, даже несмотря на то, что весь коридор был усеян камерами, и кое-кому подобное поведение ох как не понравится.
