Лада открыла окно шире, уселась на подоконник, вздохнула: было жаль ведьмочку до невозможности. Жаль Сгиреля. Как может Дейра с ним так?
– Руз…
"Да?"– послышался шелест.
– Почему Дейра не любит розы?
"Во-первых, потому, что нас посадил Сгирель, во-вторых мы блокируем её арджазийскую магию."
– Что за арджазийская магия, Руз?
"Ну, обыкновенная магия, потом узнаешь… А Дейра никогда нас не любила, не заботилась.... Я так рада, что ты появилась. Сгирель тоже поливал нас речной водой, но редко, – ты же знаешь, какой он забывчивый. Если бы не Жехард, я б не выжила". – Руз вытянулась к Ладе, она погладила зелёные листики.
– А Жехард поливал?
– Нет, – удивилась Руз её вопросу, – насылал дождь.
Лада вспомнила появление Жехарда во время грозы. Оказывается, не шутил тогда.
– Руз, покажись Дейре, а? – Лада нашла палочку, оставленную под кустом, принялась рыхлить в вазоне грунт.
"Соглашусь, если пообещаешь, что останусь с тобой и ты заберёшь меня, куда бы ни пошла. Больше не хочу погибать от безразличия," – прошептала Руз трогательно.
– Обещаю. Ты не погибнешь от безразличия.
– Ты опять шепчешь! – Лада не заметила, как Дейра перестала плакать, подошла ближе. – Это тоже предсказание, да? В лабораторию уже заглядывает солнце. Теперь ты шепчешь, что я не погибну от безразличия? То есть я буду любимой?
"Ну Дейра! Ей ведь только что линс признавался в любви!"
– Конечно, будешь, – улыбнулась Лада. Только это не предсказание, скорее умозаключение.
Дейра вздохнула и прислонилась к оконной раме.
– Я не знаю, что теперь будет. Не знаю, что мне делать.
"Страшная женщина" склонила голову и шмыгнула носом, такая уязвимая, растерянная.
– Будет чудо. Много разных больших и маленьких чудес. Одно – прямо сейчас! Руз, появись, – отодвинула веточки гордого растения. Дейра проследила за ней:
– Ты разговаривала с цветком! – догадалась и отвернулась, опершись о стену снаружи чисто гранитной пещеры: – Терпеть не могу розы. Воняют.
– Ничего они не воняют. Подумаешь, одна сладкая нота среди многих других ароматов. Забыла, как от лаборатории разит сушенными травами и не только ими? – посуровела Лада. – Руз?!
"Я ей воняю… Не слышала?" – донеслось из-под листьев.
– Руз, мы же договорились!
Роза вынырнула выше всех цветов тугим бутоном, как девочка, плотно сжавшая губы. Даже листики показались руками, сложенными на груди.
Лада представила её широким жестом:
– Знакомься, Дейра. Это Руз, волшебный живой цветок. Думаю, она и есть настоящей причиной, по которой тебя окружили розами. Не гневайся на Сгиреля.
"Очень неприятно, Дейра." – Руз вытянулась на стебельке поближе к её носу. Ведьмочка отклонилась назад от изумления; цветок вернулся в горшок.
– Руз! – укорила Лада.
Дейра распахнула зеленые глаза:
– Она живая…
"Да, я живая! – опять вытянулась Руз, распустилась на глазах и опять свернулась в бутон. – Хотя ты не поливала, пыталась выкопать наши кусты, а только что чуть не заморозила своим льдом! Посмотри – трава почернела!"
Дейра посмотрела. Затем крутанулась и убежала, села среди роз, склонила голову и опять заплакала.
Ладе вздохнула:
– Руз, иди мириться. Не видишь – плохо ей.
Руз повернула к ведьме цветочную головку, вздохнула: "Вижу, иду…"
Лада забралась с ногами на подоконник, обняла колени, немного посидела. С лужайки шепота не слышно, но было видно, как Дейра подняла голову, общаясь с розочкой; на душе стало спокойнее, Лада спрыгнула с окна, направилась к линсу.
В приемную вели лабиринты коридоров, лестницы наверх. Агат менял свои цвета, всё чаще в него вклинивался обыкновенный гранит, чем дальше, тем стены становились неровней, топорной работы.
В самой пещере, как и говорила Дейра, громоздились огромные гранитные валуны, в нависающем своде с внушительным отверстием для дыма только местами проглядывались вставки серого и зелёного агата. В высеченных нишах виднелись сосуды разной формы, мешочки с травами; внизу аккуратно сложены кучи светлокорых дров, шкура волка за бортиком из выложенных камней. Через наружный вход просматривались озеро и вершины Буйного далеко за ним.
Здесь царила контрастная первобытность, но изящный линс на её фоне смотрелся гармонично. Может потому, что был дома. Он сидел у разожженного костра с каменным лицом, подперев подбородок руками, согнутыми в локтях. Лето вокруг, белый день, а он – у огня. И не жарко ни капельки. Наверное, таким образом странный линс успокаивался. Лада присела рядом. Помолчали.
Пламя затрещало, поднялось выше.
– Знаешь, что делает сейчас Дейра?
– Не знаю, – подвинул сучком недогоревшие поленья линс, – она не любит, чтобы за ней наблюдали. Чтобы я наблюдал. Как вор, смотрю украдкой, пока она спит. – Его голос звучал почти бесстрастно. Но все равно дрогнул.
– Дейра разговаривает с розами.
– Не может быть, – Сгирель окинул Ладу быстрым пустым взглядом и сказал сухо: – Она их не любит. Она и меня отталкивает каждый раз.
Линс подбросил мелких веток в огонь. Он разгорелся ярче.
– Сгирель, все не так, – проговорила укоризненно–насмешливо.
– Да? – удивился её тону, окинул пристальным взглядом.
– На самом деле, – Лада стишила голос, – ты Дейре нравишься. И твои сны ей приятны. Она их видит.
Линс медленно отвернулся к огню; Лада заметила, как он ошарашен её словами.
Конечно, Сгирель видел, как менялись отношения с любимой ведьмочкой, замечал уважение в её глазах, ревность к Ладе. Он помнил поцелуй во время налёта кегретов. А слова Лады окончательно подтвердили: Сгирель приятен Дейре, как мужчина женщине. Линс остался сидеть неподвижно, но, казалось, начал лучиться тихой радостью, и Ладе тоже передавалось настроение долгожданных перемен, предчувствие счастья. Прекрасно, когда побеждает любовь.
– Я не нарушила кодекс линсов, передавая информацию третьим лицам? – прервала молчание Лада.
Линс вынырнул из своих раздумий и улыбнулся.
– Нарушила. Но это очень хорошие вести и мы, твой народ в лице меня, великодушно тебя прощаем. И благодарим, – добавил серьезно.
Лада, тоже улыбнувшись, кивнула, поднялась: поняла, что ему надо побыть одному – не зря ведь говорят, что счастье любит тишину.
"Прям дежавю," – думала, застыв перед открытым шкафчиком в кухне. Там обнаружился только макарон в пакете, соль и сахар. В хрустальнике, слава Богу, еще нашёлся сыр, творог и грудка сливочного масла. Хлеба не было.
Пришлось готовить из того, что было. Дейра пришла, когда Лада пыталась передвинуть стол поближе к окну: коричневые стены делали помещение мрачноватым, несмотря на почти белую мебель. Один пас ведьмочки – и стол сам поплыл куда надо. Тут же взметнулась в воздух скатерть, приборы: в дверях появился линс, решил поучаствовать.
С южной стороны перед Агатовой пещерой тоже располагалась небольшая, заросшая травой площадка в цветущих розах по бокам. Слева близко подходил лес, справа вилась тропинка, ведущая вниз, а впереди – высокий обрыв и Жемчужное. Лада любовалась широкой гладкой поверхностью уже спокойного, как зеркало, озера, Сгирель – Дейрой, а Дейра – узором на скатерти. Никто даже не задумался о том, что можно перенести еще что-нибудь из еды и, казалось, даже не замечал, что поглощает. А макарон с творогом, сдобренный маслом и присыпанный расплавленным тертым сыром к крепкому черному чаю нормально так так шел. Не зря некоторые художники пишут в ограниченной палитре недурные картины, а композиторы умудряются создать хиты, играя на гитаре с порванной струной.
– Сгирель, можешь, пожалуйста, создать портал в Степное? – Лада первой нарушила молчание.
– Куда портал? – перестала смотреть в одну точку Дейра.
– В то село, где мы… ты сожгла тройку кегретов. Помнишь, Данз со спиной маялся? Я сварила ему зелье.