Были они одеты нарочито просто. Белые футболки и джинсы. Но вот если на Льве, высоком и вальяжном, все сидело как с иголочки, то Артур выглядел помятым. И белая футболка странно контрастировала с его несвежим лицом.

У-у-у-у… Печаль какая.

– Я попросил Ивана не портить сюрприз, – кивнул им Олег Викторович. – И соблюсти трудовую дисциплину. И, кстати, о ней, родной. Вы опоздали на семь минут.

– Это наша новая экономка? – спросил Лев, срывая очки и одаривая меня взглядом, от которого я – ну, по его мнению – должна была затрепетать. Это как минимум. А лучше упасть в обморок. Я широко улыбнулась и посмотрела прямо в злые зеленые глаза.

– Познакомьтесь, – спокойно ответил бизнесмен. – Это Олеся Владимировна, руководитель проекта «Крещендо».

– До сих пор, – Лев даже побелел от гнева, – мы прекрасно справлялись сами.

Ой, как искрит. Того и гляди вспыхнет.

– До сих пор вы не позволяли себе петь мимо. Так часто.

Голос Томбасова был нарочито безразличен. Похоже, он злит Льва. И делает это с удовольствием и абсолютно намеренно.

– А где Никита? – спросил Артур.

До этого он стоял поодаль и внимательно нас разглядывал. Был он небрит и выглядел измученным и невыспавшимся. Вот у него если и была энергетика какая-то, то не сегодня. Не сегодня.

– Никита уволен. Еще в пятницу.

Я ожидала возмущения, протестующих возгласов, но… все трое просто посмотрели друг на друга, потом – расцепили взгляды. И еще раз. Потом – плавные, словно взмахи птичьих крыльев, движения рук. Это было так красиво, так выразительно… И я поняла, что, даже не сказав ни слова, они уже не только матом охарактеризовали решение господина Томбасова, но и прикопали его самого, предварительно расчленив.

И все это исключительно эстетично.

– Но почему же он не позвонил, не предупредил? – спросил вдруг Иван.

– Потому что он очень хотел ту работу, которую я ему предложил. Но он ее получал только при условии радиомолчания на этих выходных.

– Значит, мы будем петь втроем? – спросил Артур.

А Иван подался вперед, глаза зажглись азартом. И я была готова поклясться чем угодно, что он что-то считал.

Интересно, что?

– Нет, вы будете петь вчетвером, – ответил Олег Владимирович.

– С кем? – вот теперь воскликнули все трое.

И словно в ответ на их вопросы ворота стали открываться. Показался мотоциклист. Весь в черном. Ну реально Дарт Вейдер на отдыхе в Подмосковье! Только плаща не хватает. И световой меч припрятал, чтобы с российской полицией проблем не было.

Судя по тому, как изменились лица тройки исполнителей, приехало что-то им родное и известное.

Вот любопытно, это постановка? Сергей с господином Томбасовым столь удачно подгадали? Или же случайность?

Мотоцикл перестает сыто урчать. Дарт Вейдер снимает шлем. И широко улыбается всем.

– Утро доброе, – рокочет его голос.

– Да вы шутите! – в интонациях Льва слышался гнев, слышалась ярость.

Вот что они с Сергеем могли настолько не поделить?

– Вы дурака проваляли год, – был ответ самого дипломатичного из людей – Томбасова Олега Викторовича. – Он отдохнул. А теперь – вперед. Работать.

– Я не буду…

– Отлично, – хищно улыбнулся господин бизнесмен, глаза которого язвительно заблистали. – Я вас больше не задерживаю. Какую внести сумму за неустойку и срыв концертов, вам сообщит мой адвокат. Самуил Абрамович свяжется с каждым из вас. Да, и сумму за аренду «Крокуса» со штрафами на троих раскидайте. Думаю, это не составит вам труда.

Певцы снова переглянулись. Пообщались.

– А какие еще предложения? – осторожно спросил Артур.

– Год вы работаете, как на заре туманной юности. Самоотверженно, словно герои капиталистического труда. Организовываете всем нам сверхприбыль, закрываете долги по вашему проекту. Сами. Зарабатываете деньги. Много. Все честно делим. И тогда – через год – будем договариваться. Уже без штрафных санкций. Захотите на волю – отпущу.

Снова – глаза в глаза. Руки как крылья… Сергей не с ними, стоит поодаль и смотрит. С жадностью.

– Мы согласны, – ответил Лев.

А я выдохнула с облегчением – услышав, какой тон выбрал Томбасов для беседы, я была уверена, что певцы откажутся.

Бывший солист сделал несколько шагов вперед.

– Здравствуй, Сергей, – холодно проронил Лев.

И в его зеленых глазах расстилается какая-то бесконечная тьма.

– Здравствуй, – с той же интонацией ответил Сергей.

– Привет, – Иван улыбнулся широко и счастливо.

На мгновение смутился, потом снова улыбнулся.

Артур выглядел скорее довольным, чем раздосадованным.

– Работаем, – скомандовал господин Томбасов. – Все вопросы – через Олесю Владимировну. Вадим, поехали.

Бизнесмен удалился, а мы остались, ошарашенно глядя вслед ему.

– А разговор на крыльце был, видимо, чтобы полы не пачкать, если не договоримся, – вздохнул Лев уже не яростно, а как-то обреченно.

– Пошли работать, чего тут стоять?

И Иван первым пошел к двери.

– Вы собираетесь работать, после того как… – попытался завестись Лев, но уже как-то без азарта.

– Томбасов, конечно, тот еще, но… – начал Артур.

– Мы реально пели позорно на последнем концерте. И в записи рекламной разошлись. Это просто не вокал, – Иван огорченно покачал головой.

– Пошли, – принял решение Лев. – Год так год. А там посмотрим.

Сергей, по-видимому, что-то хотел сказать, но… опять же промолчал.

Мы пересекли холл с лестницей, что вела на второй этаж в гостевые комнаты, повернули и оказались в эдаком концертном мини-зале. На небольшой сцене притаился черный красавец-рояль, вокруг были расставлены аппаратура и стойки с микрофонами.

Лев привычно сел за рояль, пальцы легко и ласково пробежались по клавишам. Повелительный кивок – и начались эти бесконечные нудные ми-ми-ми. Но… Я закрыла глаза и поняла, что это – красиво. И даже на уровне распевки – музыка.

– А что вы любите, Олеся Владимировна? – вдруг обратился ко мне Артур.

Кстати, выглядел он по-прежнему погано, но голос уже зазвучал.

– Я? – Я улыбнулась. – Бардов. Рок. Я много чего люблю.

– А что для вас спеть?

Ой, он обаяние включает, ты ж моя прелесть. Как говорит моя подруга: «Не люблю мужиков, которые глазки строят лучше, чем я!»

А этот… тенор… явно в этом деле профи. Вон как сверкает глазами, поганец.

– Так что?

Я задавила в себе грубость: «Вашу концертную программу чисто». Пожалуй, одной выволочки от Томбасова им на сегодня хватит.

Лев что-то наигрывал на рояле, Иван выдал Сергею распечатки с нотами, и они что-то увлеченно обсуждали. Безмолвно, тыкая пальцами в листы и переговариваясь взглядами.

– А нормальную партию можно? – Сергей пытался говорить тихо, но его было хорошо слышно. – Без вот этого «ла-ла» на одной ноте.

– Можно! – Иван, просияв, начал быстро писать по нотной бумаге, что-то напевая.

– Назовите песни, которые первые приходят вам в голову.

Настырный Артур никак не мог угомониться.

– «Аве Мария», «Марш юных нахимовцев», «Вместе весело шагать». И… «Крылатые качели».

– Вы пели в хоре! – радостно завопили все четверо разом.

– Вы меня раскрыли, – улыбнулась я. – По мнению моей мамы, хорошая девочка из хорошей семьи должна окончить музыкальную школу. Без этого никак.

– И вы?..

Лев поднял голову от рояля, не переставая наигрывать. Его лицо закрыто длинной гривой, но от вида длинных сильных пальцев, что нежно касаются клавиш, можно просто захлебнуться слюной. Хорош… Как хорош!

– А? – Я поняла, что у меня спрашивают. – Я? Нет. Я бросила.

– Почему?

– Бунт.

– И вам позволили? – с таким ужасом в голосе сказал Иван, словно ему безжалостно сообщили, что Бузову приняли на хоровое пение в консерваторию.

– Да, – с удивлением посмотрела я на него.

Нет, мы с мамой, конечно, не разговаривали какое-то время, она обижалась. И злилась. Но мое решение приняла.

Снова взгляды.