Четверка разошлась по своим микрофонам.

Машка подняла руку.

– Что? – спросил у нее Лев, уже успевший опустить руки на клавиатуру.

– Можно я записывать буду?

Ребенок вытащил телефон.

– Ну, во-первых, репетиции пишутся, мы потом материал отсматриваем и отслушиваем, что понаработали. А во-вторых… – Он взглядом посоветовался с остальными. – Можно, только без разрешения в сеть не выкладывать.

Ребенок закивал.

Раздались переливы нот. Я в наслаждении закрыла глаза.

– В юном месяце апреле в старом парке тает снег…

Вот как в нотах можно было передать полет, надежду, тревогу… И какую-то мольбу? Я не анализировала, кто какую партию из этих четверых вел, я не смотрела, кто как пел, кто дирижировал, как летали пальцы Льва над роялем, как держал основу Сергей, как звенели нежными колокольчиками Иван и Артур.

Я наслаждалась.

И когда стихли последние ноты, то тихо вытерла глаза и сказала:

– Спасибо.

Не знаю отчего, но смутились все четверо. По логике они должны были привыкнуть к подобному.

Дальше они работали, пели, расписывали партии, разучивали вокализы. И, кстати говоря, если бы я не знала, что Сергей не работал с ними год, ни за что не догадалась бы, что он уходил.

Отработали они, на мой взгляд, замечательно, мы с Машкой так и вовсе были в восторге. Потом послушали Машу – ей пришлось распеваться. По этим бесконечным ми-ми-ми то вверх, то вниз.

Ребенок старался, Артур руководил, Лев играл, Иван и Сергей снова шуршали нотными листами.

– Дышать ребенка научите, – посоветовал Иван. – Голос – рабочий, дыхание – никуда.

Время летело. Потом парни с аппетитом поели – каждого ждал упакованный паек. Суп, второе и салат. Все разложено по мисочкам и подписано.

– Вот приедет Инна Львовна – будет нам счастье, – поморщился Артур, с неприязнью глядя на еду.

– Вот с осени зарядим по гастролям – будешь это с наслаждением вспоминать, – отозвался Лев.

Сергей просто сосредоточенно ел, Иван, похоже, был не с нами.

И я как-то задумалась: хорошо это или плохо, что сейчас мы наблюдаем такую идиллию? Словно ничего не произошло. Не было бунта Сергея, не было работы с другим солистом, не было целого года порознь… Ни ультиматума хозяина балагана, ни меня как… кого? Помощницы? Контролера? Дрессировщика?

Они вот реально делали вид, что все как обычно и как надо? Или просто пели с той же цифры, на которой остановились, пока ни о чем не думая и ничего не анализируя?

И, самое главное, как мне себя вести, чтобы им помочь?

К концу обеда я так ничего и не надумала. Решила просто понаблюдать и посмотреть, что будет получаться. Так что, как и Иван, я толком не поняла, что ела.

Мы вернулись в репетиционный зал, я села, приготовилась слушать. Машка унеслась учиться дышать. Я расслабилась и приготовилась наслаждаться.

– Под запись прогоним старый альбом, посмотрим, что отберем на концерт, – скомандовал Лев.

Все кивнули. Микрофоны установили по одной линии, выстроились. Иван, потом Артур, Лев и на другом конце – Сергей.

Я вспомнила, что программа в тот год, когда Сергей ушел, была романсовая. И мысленно тяжко вздохнула. Вот романсы я любила. Но когда их громыхали великолепными голосами – совершенно нет. Посмотрим, что получится…

– Ехали на тройке с бубенцами… – начал Сергей.

И я снова вздохнула. Пожалуй, его голос мне нравился больше всех. Ничего личного, просто именно такой тембр, низкий, глубокий, богатый, я люблю. Но вот тут он стал показывать и красоту, и мощь, и силу, и переливы. И цыганщину.

И к тому же они грохотали, демонстрируя всю красоту голосов. Дело хорошее, но романсы.

Не люблю такое, вот правда. Не надо отчаяние громыхать. Его проживать надо по-другому.

– Если ты еще раз повернешься ко мне спиной, когда я пою, и начнешь смеяться – я развернусь и просто уйду, – тихо проговорил Сергей, внезапно прекратив петь.

Не знаю, как остальные, а я вздрогнула от неожиданности.

Пение оборвалось, сбилось и погасло. Музыка продолжала играть что-то сложно-симфоническое, но разом осиротевшее.

Ну надо же. Ждала-ждала, а взрыв пропустила. Сергей замер у микрофона, Лев стоял к нему спиной. Злой, напряженной спиной.

Иван торопливо щелкнул мышкой – вырубил минусовку. Артур потер глаза и щетинистый подбородок. Теноры переглянулись удивленно и встревоженно. Лев, к которому и была обращена данная тирада, только зло усмехнулся.

А Сергея прорвало.

– Меня позвала Зоя четырнадцать лет назад – проект надо было спасать, все было готово, только Вадик от вас отказался. Я согласился, хотя… и работа имелась, и проект собственный. Ладно, я не жалею. Много лет – и все просто замечательно. Но… Я ушел. Вчера меня позвал Олег. Потому что… проект снова надо спасать. И вот что я вам скажу – я могу это сделать. Но взамен я требую уважения. Потому что… невозможно по стольку часов работать, петь, жить бок о бок – и встречать такое откровенное хамство.

Он обвел всех бешеным взглядом – и замолчал! Ты ж моя умница! Высказался наконец! Выпустил ярость и обиду. Хорошо, потому что иначе нельзя. Просто задушит.

– Уважения, говоришь? – Лев медленно развернулся к нему. Взгляд совершенно бешеный, глаза просто черная пропасть, даже зелень исчезла. – Какого уважения ты хочешь, если решил развалить группу? И упорно, целый год над этим успешно работал? Если действовал только всем во вред?

– Что? Ты придурок конченый.

– Ты хотел уйти из группы, – упрямо повторил Лев.

И я поняла, что он свято в это верит.

– Ты совсем на голову не здоров? Да?! Я… Я – во вред?

– И Ваньку хотел с собой прихватить, чтоб он тебе партии расписывал. Правда же, с ним на бэк-вокале работать не просто комфортно, а вообще божественно.

– Ты совсем спятил? Я что – чемодан с ручкой, чтобы меня «прихватывали»? – возмутился блондин. – И, Лев, я тебе могу сказать, что ни одного подобного разговора со мной Сергей не заводил.

– Ты его покрываешь!

– Зачем?

– Я точно знаю, что он хотел сделать. И работать с ним после этого…

– Ну да, конечно! – зарычал Сергей. – Я и против десяти лет своей жизни пойду, и против вас всех, и против Томбасова, с которым мы друзья… И против памяти Зои. И Ваньку за собой потащу. И всех подставлю.

– Да ты о сольнике договаривался у нас за спинами!

– И что ж его не провел, а? У меня ж год на это был.

– Погодите, мужики! – Артур наигрывал на колене какую-то мелодию. – Жаль, что сразу не поговорили еще год назад. Но… Лев, вот я не в курсе совершенно. А у нас с Ванькой друг от друга секретов нет.

– Да ты весь прошлый год такой был, что ничего не видел вокруг из-за своего развода. Только страдал да бухал.

– А в морду? – тихо-тихо спросил Артур.

– Так правда же.

– Откуда инфа пошла-то? – Иван смотрел расстроенно.

– Да вы вообще вокруг себя ничего не видите!

– Один ты бдишь, – взорвался Сергей. – Сам хрень придумал, сам застрадал, сам группу развалил.

– Да пошел ты!

И Лев выскочил, громко хлопнув дверью.

– Мама, а они помирятся?

Мы сидели втроем на террасе, рассматривая золотистый закат, ласкающий липы и дубы, что окружили особняк. Клео подумала – и забралась к Маше поближе, поближе к теплу. Уткнулась мордой в живот и тихонечко муркнула: «Не расстраивайся, не надо!»

После того как Лев выскочил, раздался рев мотора, завизжали колеса.

– Твою ж, – подвел итог репетиции Артур.

– Парни, я правда… – растерянно проговорил Сергей. – Вот правда, чем хотите, клянусь. Я не…

– Может, он подумал, что ты хочешь переметнуться к Туру в его проект с драконами? – предположил Артур. – Тебя же туда звали.

– Ну, спел я за всех драконов, – нахмурился Сергей. – Кстати, сначала предполагалось, что за них будет петь наша группа в полном составе. Я же договорился.