– А Ваш прапрадед был ранен, наверное?

– Да в том-то и дело, что нет! В этом и кроется сила материнского благословения, переданная сыну с вот этой иконой. – Юрий Михайлович поднялся, отягощенный памятью веков, и благоговейно снял икону, поцеловал ее и протянул Ивану. – Аристарх Ильич в противовес многим вольнодумцам нашего времени… – Он быстро бросил взгляд на Ивана. – …Был человеком православным и глубоко верующим. Понимаете, Иван?

Иван кивнул.

– Мама, провожая его на войну, надела ему на грудь вот эту икону, и он всю войну молитвенно носил ее на груди. Вот она, смотрите. Двусторонняя икона. С одной стороны – «Спас Вседержитель», а с другой, – Богоматерь «Благословенное чрево». Икона из дерева, с золотым тиснением, в серебряном окладе, размер ее 7,6 на 8,8 см. вот, можете подержать.

Иван с волнением взял в руки реликвию, а затем осторожно передал своему отцу.

– А когда война окончилась, Аристарх Ильич велел выгравировать на окладе благодарственную надпись… – Галама нацепил на нос очки. Пётр Федорович вернул ему икону. – «В походе и в генеральных сражениях находилась на груди Аристарха Галамы: при Березине 2, Дрезденом 1, Лейпцигом 3, Труа 1, Ферт – Шампенуаз 1, Парижем 1 и вышед невредим».

– А что значат цифры?

– Иван, каждая цифра – это дни сражений. Так, например, надпись «Лейпцигом 3» означает, что под Лейпцигом бои шли три дня. А вы представляете, что это такое? Если под Бородино только один день…

– Да-а-а… – Иван почесал свой кудрявый затылок и посмотрел на отца.

– Ну, скажи, Ваня, разве не чудо? – Пётр Федорович внимательно наблюдал за сыном.

Тут в гостиную вбежала маленькая хозяйка большого дома.

– Юрочка. – обратилась она к широкоплечему Юрию Михайловичу. – А у нас гости-то не кормленные?

– Так сейчас будет праздничный обед…

– И с мороза.

– Так…

– Никаких так. Вот борщец горячий поедят, тогда и к обеду праздничному готовы будут… Наливай.

– Я?

– Нет, я. И детей спать тоже я буду укладывать. – строго сказала она. К беспредельному удивлению Ивана, дети поняли намек и дважды им повторять не пришлось. Они молча, понурив головы, повылазили из-под стола и поплелись в спальню. Только младшенькая, любимица Настенька, бросила вопрошающий взгляд из-под густых ресниц: «Эх, вы, гости, гости дорогие…» – и закрыла за собой дверь. Татьяна Николаевна пошла вслед за ней уверенными шагом.

– Так, о чем это я? – Галама встал из-за стола.

– О Вашем предке, Аристархе Юрьевиче…

– Нет, Аристархе Ильиче… Но я не об этом… Ах, да. Борщ.

Он ловко разлил по тарелкам горячий густой борщ. В гостиной повисло ароматное облако.

– Так вот… – продолжил он, когда гости ловко опустошили свои тарелки. – Так вот, главное чудо в том, что все эти бои Аристарх Ильич прошел без единого ранения. Но главное чудо сегодняшнего дня – как эта икона вернулась обратно, в наш род…

– Юрий Михайлович, – обратился Купцов к другу. – А разве она недавно здесь?

– Позавчера…

– Что «позавчера»?

– Позавчера я залез на сайт, куда захожу смотреть всякие реликвии, и вдруг увидел, что наша семейная икона, утерянная в годы революции, выставляется через два дня на аукционе. А у меня дома как раз отец гостил. Мы с ним достаём нашу родовую книгу, сверяем еще раз с изображением на сайте. Она. Глазам своим не верим – она. Вот так рождественское чудо. Я пока соображал, ходил, звонил, выхожу из кабинета, а Татьяна и говорит: «Отец собрался и уехал.». Я расстроился, думал, что он с нами на праздник останется, с детьми поиграет. А вечером… Отец приезжает прямо в храм, на службу, да прямиком с родовой иконой к алтарю… У меня ноги подкосились: откуда? «Выкупил» – говорит.

– Выкупил?

– И я о том. Он собирал, как и все старики, деньги «на черный день», и прямо со своей этой банковской карточкой поехал по указанному адресу аукциона. Там тоже история разыгралась, – оживился Юрий Михайлович. – Охранник смотрит, видит, что отец мой не на «Роллс-ройсе» приехал, и не пускает его. Только взглядом его смеряет, но стоит на своем. А отец требует:

– Пустите меня, я готов выкупить…

– Вы?

– Я.

– А вы знаете, что она стоит…

– Что «она стоит»? Она стоит 130 тысяч, а на моей банковской карте 143 тысячи. Я беру.

Его пропустили дальше.

– Разрешите посмотреть икону Аристарха Галамы?

– Но она уже упакована для аукциона…

– Аукциона для нее не будет. Я ее беру прямо сейчас.

– На кого оформлять покупку?

– На Галаму Михаила Георгиевича… – Юрий Михайлович рассмеялся. – Видели бы вы, какими глазами они провожали отца.

– Какими? – Ваня смотрел уже совершенно влюбленно на рыжеволосого казака.

– Вот такими. – Юрий Михайлович поднял со стола две тарелки.

– Да, Иван, знать не случайно нас с тобой так сегодня манило в эти края, и все двери перед нами раскрылись. – выдохнул отец, для которого все чудеса, случающиеся под Рождество, были объективной реальностью, «данной в ощущениях и независимые от обстоятельств».

– А кто еще из Вашего рода имеет отношение к двенадцатому году?

– Я должен вам сказать, что род Галама, по семейным преданиям, византийского происхождения. Ближайшие наши предки в 1453 году, после падения Константинополя, перебрались в Россию…

– Ну и ну! – С уважением поглядел Иван на Юрия Михайловича.

– Да. И вот тут-то как раз уместно сказать о женской части рода… Особо примечательна была Вера Ивановна Галама, правнучка генерала Синельникова.

– Ничего себе у вас межведомственные контактики.

– Вере Ивановне по наследству досталось имение Николаевка, пожалованное императрицей Екатериной II ее прадеду. Имение это находилось на берегу Днепра у Ненасытицких порогов. Императрица Екатерина II, проездом в Херсон, посетила это имение и останавливалась в специально выстроенном в том же имении временном дворце. Со скалы Монастырек она любовалась порогами и тем, как лоцманы проводят через пороги царскую флотилию. Скала эта в честь Императрицы названа теперь Екатерининской. В этом имении сохранилось много вещей, принадлежавших гетману Даниилу Апостолу: две булавы слоновой кости и черного дерева, гетманское седло, оружие, и очень много фамильных портретов…

– Ну, ничего себе! И все это теперь находится в вашем пользовании? Ваня окинул взглядом уютное жилище Галамов. Но, несмотря на всю добротность, этот коттедж нельзя было назвать дворцом.

– Вы думаете, что я стал наследником всего рода? – засмеялся Галама, и плечи его мелко затряслись. – Да мы с Татьяной до сих пор с долгами расплатиться не можем за этот дом. До революции семнадцатого года дворец благополучно дожил, а потом…

– Что потом?

– Как всегда. Причем Вере Ивановне удалось покинуть Россию и вывезти с собой многие реликвии во Францию…

– Реликвии… во Францию? – глаза Ивана округлились и на миг он почувствовал себя Глебом.

– И там они благополучно пропали. Так что, молодой человек, сокровища Российской империи навечно канули в недрах земли, рождающей революции, бунты и захватнические войны.

В гостиную быстрым шагом вошла Татьяна Николаевна.

– Так, молодые люди, часы пробили трижды…

– И что? – Михаил Юрьевич даже снял очки и посмотрел на жену так, словно бы впервые ее увидел.

– Гости приглашены к трем.

– И что?

– Нужно накрывать столы, господа.

Ваня с восхищением думал, ворочая столы, как этой маленькой женщине удавалось так легко двигать тремя огромными мужиками. И тут, как горох, посыпались из спальни выспавшиеся дети. Они быстро, по указке матери, расставляли посуду, и уже через десять минут, к приходу гостей, столы были идеально накрыты. И чего только на этих столах не было. У Вани слюнки побежали… «Всё. – решил он. – Жениться. Срочно.» И вдруг понял, отчего так залюбовался этими рыжими детками. Это его ожившая мечта. И зачем только он отпустил Майку в санаторий с мамой? Да на все праздники. Вот после Галамы бы и поехали…