Ваня почувствовал, что атмосфера в поезде вдруг стала парижской. И вдруг впервые явственно осознал, что хочет в Париж. Он повернул голову – отец смотрел на него и улыбался:

– Вы заказывали музыку, месье?..

Ванька ответил ему на улыбку.

– А кто заказывает, тот и платит… – закончил фразу отец, доставая из кошелька полтинник.

Ваня вздохнул, и когда баянист подошел к ним, благодарно протянул:

– Силь ву пле, месье.

И только за баянистом закрылась дверь вагона, как шелестящий голос машиниста исправно доложил: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Кутузовская».

– Как? – Ванька посмотрел на отца.

– Чудеса продолжаются… – уже открыто засмеялся тот и попытался продолжить прерванный сон, но… В этот момент дверь распахнулась и вошел контроль.

– Оба-на, папуля. – сказал сын.

На Каланчевке они влетели в уже отходящий поезд. У Ивана был студенческий проездной, но в этот маршрут не входил город Чехов, а отец заранее взял себе правильный билет, и теперь лишь продолжал как-то загадочно улыбаться, поглядывая на контроль.

Ваня сразу понял: батя был в рождественском настроении. Вздохнув, юный бонапартист приготовил студенческий. Контролер, милая улыбчивая дама средних лет, посмотрела на них, кивнула и прошла дальше.

– Пап, что это было?

– Не знаю, Вань… – сказал отец. – Может, все-таки Рождество бывает, а, сынок? – обратился он к вечной теме.

– Да, и Дед Мороз тоже. Я знаю…

Отец и сын подмигнули друг другу и продолжали оставшийся путь с молчаливой улыбкой. Спать уже не хотелось. И вот, наконец, город Чехов.

Они вышли на станции, подошли к турникетам и стали озираться в поисках кассы на выход. Касс не было, а возле распахнутых турникетов стояли люди в форменной одежде. Увидев их замешательство, молодая женщина сказала:

– Да вы проходите, турникеты не работают, видите? Проходите, проходите…

Отец и сын, удивленные всеми этими совпадениями, вышли в город.

А там их уже ждали.

– Вань, нас, похоже, здесь встречают…

– Да уж, с музыкой и распахнутыми объятиями… турникетов.

– Нет, просто, может быть, кому-то здесь очень нужно быть?

– Что ли мне? – указав на себя вязаным пальцем варежки, воскликнул Иван.

– Пётр Федорович! – раскатистое и гостеприимное приветствие обогнуло пару раз Землю и вернулось в Чехов.

Отец обернулся. Около машины стоял его друг – коренастый, с огненно-рыжей бородой потомственный казак Юрий Михайлович Галама.

– Как доехали?

– Чудесно! – Выдохнул Иван.

– Ваня? Вот и увиделись. А то я столько слышал о Вас… Рад знакомству. Юрий Михайлович. – представился крепыш.

Они сели в красную машину большого яркого человека и поехали.

Дом удивил не меньше, чем дорога к нему: красивый особняк на краю леса.

– Прямо-таки дворянское гнездо.

– Какое там… – ответил Юрий Михайлович и вздохнул.

Набежали дети, уйма детей, Ваня со счета сбился: три, четыре, шесть… Точно, три мальчика и три девочки.

– Вот, знакомьтесь, это Илья, Саша, Андрюша, Юля и Настя, – Юрий Михайлович представил детей, успевая каждого погладить по голове.

– А это моя супруга – Татьяна Николаевна, – громко и гордо представил он невысокую женщину с острыми девичьими чертами лица.

– А это мой сын, Иван, – представил Купцов своего почти двухметрового «отпрыска». Отпрыск был явно смущен количеством детских глаз, с любопытством разглядывающих его.

Пока дети бегали, Татьяна Николаевна хлопотала по хозяйству, а Галама с отцом обсуждали свои дела, Ваня разглядывал стены, картины, иконы, фотографии. Вот календарь: царская семья в госпитале, императрица и великие княжны возле какого-то раненого.

– А, – раздалось за спиной у Ивана. – это мой прапрадед…

– А-а… – Ваня пригляделся к фотографии.

– Дмитрий Яковлевич, штабс-ротмистр лейб-гвардии Ее Императорского Величества уланского полка, – отрекомендовал Юрий Михайлович своего прапрадеда так, словно тот должен был войти в распахнутые двери его гостиной. – В 1913 году он победил в стоверстном конном пробеге…

– У-у. Настоящий гусар.

– Улан, молодой человек, он был настоящий улан.

– А в чем разница? – Заинтересовался Иван.

– Уланы имели на вооружении пики и часто использовались, в отличии от гусар, для прорыва линий противника. Хотя и относились к легкой кавалерии. Так вот, Дмитрий Яковлевич в первые дни первой мировой войны был тяжело ранен в ногу, но поля боя не покинул, – делал акцент чуть ли не на каждом слове Юрий Михайлович. – За этот бой он был награжден Георгиевским оружием – золотой саблей с надписью «За храбрость», которую получил из рук самой императрицы Александры Федоровны. Включен в число героев, чьи фотографии поместил на своей обложке первый после начала войны номер журнала «Огонек».

– А у вас есть этот номер? – живо поинтересовался Ваня.

– Да, вот, тут много документов и фотографий… – Галама не торопясь снял со старого комода толстенную книгу в твердом переплете. – Это родословная нашего рода.

Иван с еле сдерживаемым волнением открыл книгу. Это была… качественная ксерокопия. Он удивленно поднял глаза к хозяину дома, боясь показать ему свое разочарование.

– Я сделал копию в Ленинке…

– А подлинник?

– Родословная вышла всего в ста экземплярах, а революцию пережили только два: одна – в Румянцевском музее, вторая – в Париже. Но мы сочли за счастье иметь хотя бы эту копию.

– А это кто?

– Дмитрий Яковлевич. Вот, послушайте, из Высочайшего приказа о награждении его Георгиевским оружием. Михаил Юрьевич раскрыл книгу на закладке «В бою 5-го августа во главе взвода атаковал неприятельскую пехоту и, будучи тяжело ранен, остался в строю и продолжал обстреливать противника, чем значительно способствовал успеху. Эвакуирован в Царскосельский госпиталь, где пробыл на излечении до декабря 1914 года».

– Как он пережил расстрел царской семьи? – непривычно разволновался Иван.

– Он его не пережил… После большевистского переворота пробрался на Юг, в Белую Армию, и командовал в составе Сводно-Горской дивизии эскадроном своего полка. После известий о расстреле царской семьи он стал отличаться отчаянной храбростью, явно искал смерти. И погиб под городом Царицыным. По некоторым сведениям, похоронен в Екатеринодаре.

– Да… – тяжело выдохнул Иван.

– Но у меня и радостные сообщения есть. Фёдорыч! – позвал Юрий Михайлович. – Поди – ка сюда, пока живой. У меня настоящее рождественское чудо вчера после службы случилось…

– Чудо? – из детской комнаты вышел Пётр Федорович, увешанный детьми, как рождественская елка.

– Самое настоящее. – И он торжественно указал на висящую на стене маленькую икону. – Но… прежде чем дать вам к ней приложиться, я хочу вам кое – что рассказать.

Ваня с отцом по приглашению хозяина сели к столу. Юрий Михайлович положил свои крепкие руки на стол и продолжил:

– Дмитрий Яковлевич, о котором я вам только что рассказывал, – из моих двоюродных прадедов, а вот прапрадед по прямой линии… – Он глубоко вздохнул. – Аристарх Ильич Галама, штабс-ротмистр Астраханского кирасирского полка, участник войны восемьсот двенадцатого года…

В наступившей тишине даже дети под столом перестали возиться. Ваня и отец переглянулись.

– Вы ведь, наверное, знаете, что в Бородинской битве особенно отличился Астраханский полк. Он сражался на одном из самых опасных участков, защищая Багратионовы флеши и Семеновский овраг. Кстати, кирасиры относились к тяжелой кавалерии и получили своё название от слова «кираса», – это металлический нагрудник, защищающий грудь от ударов холодным оружием. Им поручали самые сложные участки для прорыва линий обороны или контратаки. Вот, посмотрите… – Он открыл свою генеалогическую книгу на заложенных местах. – Вот, смотрите, это он: какое лицо, какие руки. Да нет, это просто ручищи. Конечно же, чтобы такой палаш в руках держать и отмахиваться им. – Ваня посмотрел на волевое, строгое лицо офицера и перевел взгляд на его руки, достойные ратного подвига. – Вот как рапортовал генерал – майор Бороздин своему начальнику Барклаю де Толли о действиях своих кирасир: «Неустрашимость их столь была сильна, что и большая убыль людей и лошадей убитыми и ранеными не в состоянии была расстроить их рядов, смыкающихся каждый раз в порядке. Справедливость требует засвидетельствовать также и то, что все они, поименованные в наградном списке, равно и нижние чины, в сие жестокое сражение столь были мужественны, что, казалось, решились жертвовать жизнию… Геройские контратаки астраханских кирасир против тяжелой французской кавалерии привели к тому, что оными французы были отброшены за овраг. О том, какой ценой дались эти атаки и каково было сопротивление противника в этой схватке, говорят потери, которые понес Астраханский кирасирский полк: из пятисот шестидесяти трех человек в живых после сражения осталось девяносто пять». А? Каково мужество? Галама горел, словно бы сам только что вышел из огня сражений. За «отличную храбрость» Аристарх Ильич был награжден Анненским оружием и орденом Св. Анны 4-й степени с мечами.