С самого утра день не заладился. Поначалу выяснилось, что Настя постирала его единственный парадный костюм. Затем последовали проблемы с носками… Мало того, что он не мог найти два одинаковых, так они к тому же все без исключения были дырявыми. Умаявшись с поисками, он наконец–то принял решение (благодаря совету Насти) – Давид Александрович Громов встречал гостей в уютном домашнем халате и мягких тапочках.

Довольно вышагивая взад и вперёд по комнате, и приводя разбросанные по углам вещи в порядок, он нарочито громко напевал издавна засевшую в голове песню:

Сердце, тебе не хочется покоя!

Сердце, как хорошо на свете жить!

Сердце, как хорошо, что ты такое!

Спасибо, се-е-е-.р-д-ц-е…

Последняя строчка была пропета растянуто и фальшиво, чтобы побесить Настю. Жена терпеть не могла, когда он начинал себя вести подобным образом. Исключением не был и этот случай.

– Ты поёшь хорошо, но долго! – Отозвалась она, запустив в него подушкой.

Давид с лёгкостью уклонился от летящего в него снаряда, и зашагал к дверям, в которые вовсю колотили нетерпеливые гости.

– Дьявол! – Ругнулся он, едва не грохнувшись на пол из–за вездесущего, вечно снующего под ногами, кота.

– Не обижай Меховушку! – Закричала Настя, защищая любимого питомца.

Раздражённо махнув рукой, он поспешил распахнуть гремящую от ударов дверь.

Герой со своими друзьями и женой Настей, отмечали его двадцать пятый день рождения. По этому поводу он вместе с женой взял по отгулу. В энергоблоке людей хватало, да и он сам никогда не надоедал начальству с просьбами. Поэтому этот день ему выделили без проблем. Насте было тяжелей договориться. Она работала на птицеферме, где царила постоянная нехватка кадров. Но Давид и там умудрился замолвить за супругу словечко, так как его по–настоящему уважали. Мужики, рабочие – за трудолюбие и выносливость, начальство же – за спокойный и не пакостный характер.

Компания близких собралась в небольшой комнатушке, в которой проживали супруги вот уже три года. Здесь присутствовали друзья семьи: Рудневы, Дима и Аня. Также на именины пришёл Виктор Маслопузый – коллега Насти. Обсуждали немыслимые события, произошедшие буквально одно за другим. События эти были жуткими убийствами людей на свиноферме и жителей в отсеке. В первом случае погиб пожилой мужчина – ветеринар, во втором – женщина психиатр. В обоих случаях жертвам были свёрнуты шеи, да так, что ни у одного из людей в общине на это не хватило бы дури.

– Да как это вообще возможно? – Вот уже четверть часа не унимался Дима Руднев. – Я десять лет в медицине! Десять лет! И знаете, я за годы работы хирургом всякого навидался! Чего только стоит прошлогодний случай с крысами. Я лицо того пацанёнка буквально по кусочкам собирал, правда тогда мы ушей и носа недосчитались… но это надо же напиться до такого состояния чтобы не почувствовать, что тебя едят…

– Или вспомни тот случай, когда наш кочегар Васильевич рехнулся! – Перебил Руднева Витя Маслопузый. – Ворвался в столовую, схватил нож и порезал двух дружинников и повариху, а потом сам себе этим ножом горло вскрыл. Я тогда в столовой находился, да и много народу сидело за столами – обед был. Крики, кто под стол, кто в двери. А я, значит, стою как истукан, шелохнуться боюсь, да что там, даже дар речи пропал. Я ведь возле раздачи стоял, когда Васильевич нож выхватил. Он, когда троих порезал, обернулся ко мне и смотрит мне прямо в глаза, а у самого лицо гримасой безумной перекошено и глаза чёрные, так что даже зрачков не видно. Я раньше думал, что Васильевича хорошо знал, он друг моего отца был. Спокойный мужик, ни одного мата от него не услышишь. – Тут Виктор ненадолго замолчал, и в комнате повисла минутная тишина.

– А дальше–то что было? – Не выдержала Аня.

Виктор зябко одёрнул своими узкими плечами, словно в этих бетонных стенах на него мог подуть холодный ветер, но, пересилив себя, продолжил:

– Смотрит он мне в глаза и будто время вокруг нас замерло, на заднем плане кто–то истошно по–девичьи визжит, кто–то басовито матерится. А этот душегуб стоит и начинает мне ухмыляться, подносит себе руку с ножом к горлу и медленно режет свою кожу, вот так. – Витя как бы в подтверждение проводит своим большим пальцем правой руки от уха до уха. – Мне до сих пор этот вот оскал снится, будто и не человеческий вовсе, а какой–то звериный.

– Было дело. – Подтвердил Дима. – Мы тогда с врачами этих двоих дружинников с того света вытянули. Женщину спасти не успели, кровью стекла, да и в годах она была. Но это дело прошлое, да и понятно здесь все. В первом случае самогон виноват, где они только его берут, правильно наша администрация с алкоголем борется. Все это от сатаны. Не пил бы – и уши, и нос целы были. Во втором случае тоже все понятно. Опять самогон! Алкашом был твой кочегар, вот к нему пушистая и пришла, белая горячка, то есть. А сейчас хрен знает, что творится! Вы хоть представляете, сколько сил надо иметь, чтобы человеку шейные позвонки выломать? Я проводил вскрытие перед тем, как эти тела в кочегарку увезли, и я вам могу сказать, что…

– Да хватит вам уже о покойниках! – Очаровательно улыбаясь, заявила Настя. – Давайте торт кушать.

– И вправду, давайте поговорим о чём–то другом. – Поддержал жену Давид. – Милая, отрежь мне кусочек, а мы пока с мужиками бутылку допьём.

Настя вместе с Аней ушли хлопотать на общую кухню, расположенную в конце длинного коридора жилых помещений. А мужики остались одни, где под нехитрую закуску – жареную курицу с яичницей докончили литру самогона, который принёс с собой Дима.

– Ух! Хороший самогон, почти не мутный. Ты из чего его гонишь, а, Димон? – Поинтересовался именинник.

– Секрет фирмы! Ты лучше скажи, когда Насте рожать? Она скоро будет похожа на Колобка.

Давид ухмыльнулся, шутку оценил и ответил:

– Только шесть месяцев, не раньше ноября.

– А кого ждёте – мальчика или девочку? Как ребёнка назовёте? – На этот раз поинтересовался Витя.

Улыбка именинника поползла ещё шире.

– Пацан будет, а с именем ещё не определились. Времени ещё ого-го, что–нибудь придумаем. Меня больше беспокоит "квартирный" вопрос. Как мы в этой комнатушке втроём поместимся? Буду завтра хлопотать у начальства, чтобы выделили площадь побольше. Буду хоть в три смены работать, но своего добьюсь!

– Почему только в три? Иди, договаривайся, чтобы тебе в энергоблоке раскладушку поставили. – Перебил разгорячившегося от обильно выпитого спиртного именинника, его отчим Александр Семёныч Громов. Отчим зашёл в комнату незамеченным, в принципе, как и всегда – привычки профессии давали о себе знать, и поэтому застал только конец разговора. Зайдя в комнату и присев на застеленную металлическую кровать, продолжил:

– Все равно ты скоро будешь, как "новогодняя ёлка", светиться от радиации. Ты смотри – другому в энергоблоке надо пару месяцев поработать, и все, приехали! Собирай выпавшие волосы, зубы, отпавшие ногти, до своей быстрой кончины. А тебе хоть бы хны. Вот уже третий год пошёл, как ты на этой каторге спину гнёшь, у меня такое впечатление, что ты ещё здоровее стал!

– Дядь Саш, что вы такое говорите? – Вмешалась Настенька, занося порезанный на куски торт.

– Давидик после работы еле живой приходит, иной раз, как есть, в одежде засыпает.

– Да это я шучу, Настёна, радость ты наша! – Хохоча приговаривает Александр Семёныч. – Мы тут дурачимся и шутки у нас, Настёна, дурацкие. А я ведь с хорошими новостями! Не надо тебе, сынок, в три смены пахать, я за вас договорился. Через пару месяцев выделят вам новые апартаменты, поболее этих. Наверху, точнее, на низу, даже своя кухня имеется.

Собравшаяся компания не могла удержать вырвавшегося восторженного крика. Многие знали: для того, чтобы иметь право поживать на пятом уровне, мало быть простым смертным либо усердным работягой. На пятом уровне проживает начальство и люди наиболее угодные ему. Пятый уровень считался в простонародье зоной полного комфорта, иногда ходили слухи о нелепых и антиморальных поступках, на которые некоторые жильцы шли, чтобы там оказаться.