– Ваше Высочество, этого явно недостаточно, чтобы вытеснить Фароальда. Ранее мы полагали, Сполето выставит вдвое больше.

– Что поделать, мессер Теофилакт, нам стало известно о мятеже Майнфреда Миланского, который единственный в Италии принял руку Арнульфа, несмотря на то, что его сын с младенчества воспитывался вместе с моим Ламбертом. Мы блокировали графа в Милане, чтобы он не мог соединиться с армией Арнульфа. В противном случае, даже болезнь каринтийца не стала бы препятствием для похода германцев на Рим. Но фортуна переменчива, всем, наверное, понятно, что мы не можем долго ждать. Фароальд должен быть уничтожен, – герцогиня закончила свою речь в стиле Катона⁶¹, вдохновителя последнего похода на Карфаген.

– Прямая атака на Рим была бы безумием. В свое время двести тысяч готов Витигеса не смогли одолеть семитысячный гарнизон Велизария. На долгую осаду у нас также нет ни сил, ни средств, – слова Адальберта про отсутствие средств вызвали тяжелый вздох собравшихся. Основной спонсор недвусмысленно, что было для него делом редким, высказал отсутствие намерения продолжать сорить деньгами, не имея видимого результата.

– Если мы не можем опрокинуть неприятеля в открытом бою, значит надо постараться лишить его руководства, – сказал Теофилакт.

– Весьма мудро, мессер Теофилакт, но пусть ваш хитрый греческий ум придумает, как вынудить Ратольда и Фароальда покинуть свои лагеря. С некоторых пор они не выходят за их пределы, поручая декархам⁶² объезд сторожевых постов.

– Что касается Ратольда, то это не такая уж неразрешимая задача, – весело защебетала Теодора, традиционно вызвав недовольную гримасу Агельтруды, – Ратольд молод, красив и… грешен.

– И на что вы такое намекаете, обворожительная Теодора? – умильно взглянув на нее, сказал Адальберт.

– Я хочу сказать, милый граф, что Ратольд живет не таким уж и затворником и периодически покидает лагерь для встречи с нашим подарком, – к концу фразы Теодора и вовсе залилась смехом. По форме это, быть может, выглядело, как минимум, бестактно, а скорее даже и глуповато, если бы не содержание ее слов.

– Что? Что за подарок, Теодора? Объяснитесь, – спросила Агельтруда. «И перестань же, наконец, скалиться», – вдобавок подумала она.

– Мой супруг не так давно лишил меня любимой служанки Миу, лишь бы только наш горячий Ратольд не скучал среди своих варваров и не начал бы от безысходности засматриваться на их бороды. Разумеется, Миу живет не в германском лагере, а в одном милом домике в садах Мецената. Моя служанка говорит, что он очень добр и нежен, – Теодора внутренне издевалась над этой ханжой Агельтрудой и поэтому не преминула добавить эту никому не нужную фразу.

– Варвар есть варвар, пусть он напялит на себя хоть десять патрицианских тог! – возвел глаза к небу Сергий, в душе также ухмыляясь при наблюдении за собранием.

– Так или иначе, но это прекрасный шанс расправиться с ним, – сказала герцогиня.

– Это, конечно, будет потеря для германцев, но скорее для Арнульфа, как отца, чем для его римского войска. Римом управляет Фароальд, а он не столь легкомыслен, – сказал Теофилакт, но был перебит Агельтрудой, воспользовавшейся шансом для маленького женского реванша:

– Фароальд тоже мужчина. Разве вы, прекрасная Теодора, не попытались его прельстить ….вашим умом?

– Я для него слишком молода и…незнатна, – ответила та и пристально взглянула герцогине в глаза. Герцогине пришлось впиться ногтями себе в ладонь лишь бы только не взорваться от ярости.

«Оставь их наедине, эти стервы непременно вцепятся друг другу в волосы, – подумал Сергий, – Увы, но рано или поздно дружбе Сполето и Тосканы также придет конец, причем, благодаря этим кралям, вероятность ранней ссоры только возрастает. А ведь есть еще и Берта Тосканская, которая не уступит в стервозности им обеим».

– Убийство Ратольда ничего не даст, кроме того, что эта весть развяжет Фароальду руки, а каринтийца заставит в любом состоянии встать с постели. И тогда горе Риму! – начал было Адальберт, но был прерван Сергием:

– Начинать надо с Фароальда. И есть только один способ выманить его из лагеря. Папа.

Эпизод 9.

1650-й год с даты основания Рима, 10-й год правления базилевса Льва Мудрого, 5-й год правления франкского императора Ламберта (5 августа 896 года от Рождества Христова)

Спустя несколько дней Фароальд получил приглашение от папы римского Стефана пожаловать в Латеранский дворец, дабы обсудить вопросы, связанные с пребыванием и полномочиями германского гарнизона, ввиду появившихся вестей об очередной высадке сарацин вблизи Рима, и, что особенно взволновало Фароальда, принять к сведению свежую оценку со стороны нового главы Вселенской Церкви относительно состоявшихся ранее императорских коронаций Арнульфа и Ламберта. Естественно, что, как официальный наместник Арнульфа, аналогичное приглашение получил и Ратольд. Скрепя сердце и с большой неохотой, осознавая весь риск своего нахождения вне лагеря, 5 августа 896 г., Фароальд выехал в послеобеденный зной в направлении Латеранского дворца.

Этот день был выбран не случайно. Накануне Теодора от своей служанки получила информацию, что ее возлюбленный Ратольд твердо намерен следующим вечером посетить ее дом и остаться по возможности на всю ночь. И если в свите Ратольда, направлявшейся в Латеран, находились пятнадцать человек (как, кстати, и в свите Фароальда), то к своей пассии молодой германец обычно уезжал только в компании двух оруженосцев, таких же молодых, как и он сам, и также не слишком осмотрительных.

Проезжая по римским улицам, наблюдательный Фароальд отметил не в лучшую сторону изменившееся отношение к ним со стороны римлян. Как на грех, незадолго до этого визита, германскому патрулю в очередной раз пришлось вмешаться в потасовку, устроенную в одной из римских кузнечных школ. Как это часто бывает, почтенная свадебная церемония, в силу излишних вакхических жертвоприношений, переросла в банальный мордобой, который пришлось усмирять людям Фароальда. В итоге, все внимание противоборствующих сторон вскорости переключилось на чужеземных гостей и последние, обороняясь, уложили на месте нескольких подвыпивших гуляк, в числе которых оказался и отец невесты. На следующий день уже бушевало полгорода, требуя немедленного суда над германскими ланциариями⁶³. Усилиями римской милиции страсти удалось унять, но естественно, что уровень неприязни горожан к иностранному гарнизону оставался на отметке, близкой к критической. От себя дополним, что градус настроений искусно регулировался Теофилактом и его соратниками.

Привыкший никогда и ни при каких обстоятельствах не расставаться с мечом, Фароальд не смог сдержать вздоха, когда при входе в папские покои Латерана ему пришлось разоружиться. Свиты обоих сеньоров остались возле дворца и, обернувшись к ним, Фароальд немного успокоил себя, увидев три десятка своих надежных друзей.

Папа принял их подчеркнуто радушно, что вселило в сердце Ратольда дополнительную радость, а в сердце Фароальда дополнительную тревогу. Проводя их в свой zetas estivalis ⁶⁴, обильно потчуя их вином и сыром, Стефан не торопился быстро переходить к делу. В скором времени, Ратольд начал понемногу нервничать, все его помыслы постепенно устремились к тому, чтобы успеть к своей прекрасной египтянке, так приятно исполнявшей все его прихоти. И его менее всего интересовали разглагольствования святого отца, жаловавшегося на свои конфликты с константинопольскими еретиками, трактующими не так как надо ветхие манускрипты, которые Ратольд теперь находил все более и более скучными.

Фароальд терпеливо слушал Стефана, прекрасно понимая, что все это только умышленно затянутая прелюдия, и пытаясь заранее разгадать замыслы папы. Прелюдия оборвалась резко и внезапно, Стефан перешел к делу, что называется, с места в карьер: