Так мы продолжали свой путь, пока не выехали на прямую дорогу, которая вела наружу. По пути я расспрашивал Клауса о значении всей этой подземной системы и о том, что же тут скрывает гестапо. Солдат этого не знал, он только рассказал, что эти дороги и туннели были вырыты многочисленными рабочими буквально за считанные дни. Он говорил о каких-то сверхсекретных технологиях гестапо, но ничего конкретного о них даже сами стражники этих туннелей не знали.

Я посмотрел внимательно на стены и заметил, что поверхность по всей окружности туннеля в форме цилиндра была идеально гладкой. Я долго расспрашивал Клауса о таинственных машинах, которые могли разрезать скалистые породы, как масло, но он о них ничего не сказал.

Он только вспомнил, что несколько месяцев тому назад в этой горе вообще не было никаких туннелей. Начальство предупредило о скором переселении на горную базу и заявило, что здесь будут построены многокилометровые туннели, но никто из солдат в это не поверил. А когда прибыли на вершину горы на грузовиках с оборудованием, оружием и боеприпасами, то очень удивились всему увиденному. Люди за такой короткий промежуток времени не в силах совершить столь гигантскую работу, поэтому мы решили, что это могли сделать только сверхсекретные машины гестапо, – объяснял Клаус.

Гасан сидел молча за штурвалом броневика и иногда косо смотрел на меня, когда я разговаривал с Клаусом.

– Гасан, что-то не так? Ты словно злишься на что-то или на кого-то?

– Ты говоришь не хуже этого фашиста на немецком, потом я никак не могу забыть этот случай с костром. Немцы подчиняются тебе, словно ты их командир! Кто ты такой, чёрт подери?! За нашей спиной пятьсот живых душ, куда ты нас везёшь? – в истерике кричал Гасан.

– Что с тобой, Гасан, разве ты не рад тому, что мы освобождены и выбираемся из пещеры? Или ты перестал мне доверять?

– Я уже и не знаю, кто есть кто, кому доверять! После побега Александра… в общем, я не знаю!

– Гасан, если я умею говорить на немецком языке, это ещё не значит, что я предатель или шпион. Вы выбрали меня своим командиром, значит, поверили в меня! Я не хочу, чтобы ты мучился сомнениями и подозрениями, и объясню тебе некоторые, на твой взгляд, странности, но ты должен держать язык за зубами.

Я – советский разведчик, выполняю важное задание в тылу врага. Могу воздействовать на людей, потому что обладаю гипнозом. Теперь понятно? Не спрашивай у меня больше ничего, многого я не могу тебе сказать, я выполняю миссию от имени самого́!.. – Я не закончил фразу и показал пальцем вверх.

Я объяснил этим жестом, что задание очень секретно и недоступно для понимания обычного человека. Гасан сделал удивлённое лицо:

– Ну, раз такое дело, если от «самого»! Хм, ну разве я не понимаю! Сказал бы раньше, я бы даже не заикнулся! Всё, я больше не буду задавать глупых вопросов! Прости меня, друг, что я как-то неправильно о тебе подумал!

Значит, неспроста мы выбрали командиром именно тебя! Я очень рад, что такой сильный и умный человек руководит нами! – Гасан вздохнул с облечением, у него поднялось настроение.

Я не любил лгать, но в этом случае не мог поступить иначе. Я отвечал за жизнь людей и думал об их спасении. Мне было неловко перед Гасаном, и тут я вспомнил слова Нарса.

Однажды я задал ему вопрос о лжи и несправедливости в мире, он ответил мне коротко и ясно:

– Если человек лжёт ради своего личного блага, это корысть, если же он сказал неправду ради спасения чьей-то жизни, то это благой поступок!

Я посмотрел на Гасана. Вдруг он неожиданно воскликнул:

– Смотри, командир, впереди свет, это, наверное, конец туннеля! Наконец-то!

– Замедли ход, Гасан, какой свет, дружище? Ведь на дворе ещё ночь! – воскликнул я.

– И, правда, я даже не подумал об этом! А что это за свет впереди? Я внимательно посмотрел вперёд и непроизвольно вскрикнул:

– Вот дьявол! Откуда они взялись здесь!

– Что ты увидел, Ильхам?

– Немецкий танк и несколько десятков солдат и офицеров стоят у входа! – ответил я и приказал остановить броневик. Немецкие танки и солдаты с пулемётами и автоматами словно дожидались нас. Несколько прожекторов были включены и направлены в нашу сторону. Сильный свет слепил глаза, наш броневик предстал перед охраной, как мишень в тире.

– Что будем делать, командир? Назад пути нет, а вперёд…

– Будем прорываться вперед! Я тебе обещаю, мы выберемся отсюда! – Не успел я сказать эти слова, как по нашему броневику раздались пулемётные выстрелы.

Клауса убило сразу, пуля попала ему в грудь. У Гасана было лёгкое ранение в руку, а у меня на коленях валялся десяток смятых пуль, упавших с моей груди. Я потряс товарища за плечо:

– Ты как, Гасан?

– Небольшая царапина, командир. Но если они опять начнут палить, то меня ожидает участь этого бедолаги, что лежит рядом с тобой.

– Гасан, слушай меня внимательно: быстро выходи из машины и беги назад. Скажи людям, чтобы тихо выходили из грузовиков и прятались за машинами.

– А как же ты? Нет, я тебя одного здесь не оставлю! Или ты думаешь, что я струсил!

– Послушай, дружище, нет времени спорить. Делай, что я тебе говорю! Ты мне живым нужен, а ещё одна пулемётная очередь – и тебя правда ждёт участь Клауса. А обо мне не беспокойся, я живучий, Гасан! Все! Выходи!

Гасан пожал мне руку, незаметно выбрался из броневика и побежал к грузовикам. Когда дверь бронемашины захлопнулась, прозвучала ещё одна пулемётная очередь, и все стихло. После небольшой паузы, вдруг раздалась русская речь в громкоговорителе:

– Внимание! Немецкое командование предлагает вам сложить оружие и сдаться! В противном случае вы будете уничтожены.

«Что делать дальше: сдаться немцам или с боем пробиваться вперёд?» – подумал я и, обернувшись, увидел людей, идущих вдоль нашего броневика. Они поднимали руки и, бросая оружие, кричали по-польски и по-чешски:

– Не стреляйте, мы сдаёмся!

Я прикинул: около двухсот человек перешли на сторону немцев. Это были пленные из Восточной Европы и самой Чехии, которых привезли сюда после нас.

Дверь бронетранспортёра открылась, в неё забрался Гасан. Он уныло посмотрел на меня и спросил:

– Что делать, командир, почти половина бойцов сдались немцам. Они думают, что нацисты их пощадят. Но наши, молодцы, держатся! Я всем сказал: кто желает сдаться, пусть идёт! Ты представляешь, никто и шагу не сделал. Есть бывший уголовник, отсидел несколько лет в Баиловской тюрьме, авторитетный человек в городе. Я с ним ещё в поезде говорил, он сказал, что среди его мужиков железная дисциплина.

– Значит, они его боятся и по этой причине не сдаются? – просил я.

– Одни не верят, что немцы оставят в живых. А кто-то и его боится. Он сказал им: кто первым побежит к немцу, то сам своими руками труса задавит. Его тоже зовут Гасан, он сын бывшего промышленника Ахмед-бека. Отца его в двадцатых расстреляли и забрали всё добро. После этого Гасан стал бандитом. Потом тюрьма, высылка. Люди, однако, хорошо к нему относятся, он многим помог в трудное время.

– Значит, у нас ещё около трёхсот бойцов. Что ж, и мне пришла пора действовать! Иди к ребятам, Гасан, а я попробую разобраться с преградой, которая у нас на пути.

Я вышел из броневика. Мимо меня молча прошли последние пленные, сдавшиеся немцам. Люди не смотрели на меня, опустив голову, они шагали к выходу, где стояли немецкие танки.

Через несколько минут дорога опустела, я остался один впереди колонны. Меня резко ослепил свет прожектора, и в громкоговорителе послышался знакомый голос:

– Ильхам! Немецкая форма тебе к лицу! Вот мы и опять с тобой встретились!

– Александр?! – удивлённо воскликнул я.

– Да, это я!

– Так ты и в самом деле предатель?

– Почему же предатель? Я немецкий офицер, который служит своему народу и своей стране. Оберштурмбанфюрер СС Александр фон Шмидт. Как видишь, что касается моего имени, я тебе в этом даже не солгал.

После этих фраз Александр стал говорить со мной, применяя телепатические способности: