– Бабушка, Советского Союза нет, а толковая молодёжь есть! ― продолжал парень.

– Да что ты можешь знать! ― начала орать другая бабулька.

– Мы ничего не можем знать, только пропустите меня, пожалуйста, билеты ж разберут! ― умоляла Аня.

– И никто тебя никуда не пропустит! ― кричала тётка. ― Женщины! Голубушки! Не пускайте её, держите! ― и они перекрыли окно кассы своим мощными телами.

– У меня авоська тяжёлая! Как запущу! ― пригрозила бабулька.

– Та ё… б…ь на х…, мать вашу, п…ц! Покупайте уже б…ь билеты! Обступили кассу с…, ё…е! ― отозвался мужик сзади.

– А мы билеты купим! И тебе потом кааак влетит! ― в унисон сказали женщины.

Наконец через полчаса, Аня подобралась к заветному окошку и уже без сил стала говорить:

– Девушка, пожалуйста: Киев, плацкарт, на двадцать девятое число.

– Ничего нет.

– А другие места?

– Нет других. И СВ, и купе все раскуплены. И должна вас огорчить, что билеты в Киев раскуплены на эту неделю, на все числа. Заранее стремятся купить, поэтому всё разобрали.

– На Полтаву хотя бы.

– Нет, на Полтаву тоже ничего не осталось.

– А Харьков? ― с надеждой спросила она.

– Нет, тоже ничего нет.

– Ладно, спасибо! С Наступающим и всё такое, ― поникшим голосом сказала девушка кассирше и отползла от окошка.

– Киев, двадцать девятое, ― вдруг слышит она сзади.

– Два нижних и два верхних места, ― ответила кассирша. Тут Аня разворачивается и вне себя кричит:

– Девушка, вы же говорили, что ничего нет!

– Да, действительно нет.

–А, то мне послышалось, ― и она отошла.

– Дайте мне одно верхнее и одно нижнее.

– А теперь вы будете говорить, что нет мест?! ― Аня в ярости.

– Теперь компьютер показывает, что нет.

– Как нет?! ― спросила женщина, которая покупала билеты.

– Теперь есть.

– Ну дайте мне, хотя бы один несчастный билетик, хотя бы один, ну пожалуйста, ― умоляла Аня.

– Теперь нет, ― удивлённо сказала кассирша, ― Девушка, уйдите! Из-за ваших отрицательных флюидов компьютер глючит!! ― резко ответила она.

Анна уже ничего не ответила, она только плакала. Слёзы заливали глаза, и всё виделось таким размытым. Еле удерживаясь на ногах, она вышла на улицу, и присев на лавочку, стала реветь нечеловеческим голосом.

А тем временем, компьютеры в кассах продолжали серьёзно глючить, да так, что вскоре они выключились совсем.

– Компьютеры не работают, граждане, приходите завтра! Сегодня мы уже не успеем вас обслужить! Уходите, граждане, не тратьте своё время! ― кричала кассирша.

– Так, чини!! Свои компьютеры, я уже пять часов тут торчу!! ― негодовал какой-то мужчина.

– А я уже почти подошла, ну давайте быстрее, ― сказала какая-то бабулька.

– Граждане, техник будет только через час! А через час мы закроемся! ― продолжала кассирша.

– Нет, это несправедливо! Мы будем стоять! Это же хамство! Мы будем кассы ломать, пока вы, бюрократы, нас не услышите! ― не на шутку взбесилась женщина, и тут начался беспредел: много криков, стуки в бронированное стекло кассы, попытки открыть окошечко. Люди сзади посылали пинки людям спереди; люди спереди выталкивали это стадо назад, и так далее. Кассиршам пришлось пойти на крайние меры.

Аня уже утерла слёзы, немного успокоилась и думала о том, что в ближайшее время, плиту никто не будет занимать ― можно приготовить что-то вкусненькое. Только она встала со скамейки, как подъехал уазик, из которого выскочили люди в защитных костюмах с дубинками, стремительно ворвались в здание ж/д– касс. После чего, оттуда начали вышвыривать людей, эти крики были слышны на другом полушарии.

– Мабуть, цей білет, того не вартий. Піду я звідси. Від гріху подалі,⁸ ― сказала Аня и пошла в общежитие.

― Так, мамо, мені не вдалося купити білета… Я знаю, що це моя провина… Я знаю, що треба було купувати заздалегідь.

– Доню, ну як ми будемо зустрічати Новий Рік без тебе?

– Мені теж дуже прикро, але що я зроблю! Білетів же нема, я стояла за ним п’ять годин, та ще мене і брудом облили. Я мало не померла, ноги і досі болять.

– Сонечко моє, не засмучуйся так, люба моя. Ти не звертай на це уваги, дурнів у нашій країни завжди вистачало. Не плач, тато тебе любить, я тебе люблю. Все буде добре. А на автобус купити не можна?

– Ні, мамо, там теж все розкуплено, а літаком я не полечу ― це безглуздо.

– Шкода! Якщо літаки були б дешеві, ти б швидесенько прилетіла.

– Мамо, не треба цієї ностальгії, дешевими літаки, нажаль, не будуть у найближчий час. Так що чекайте на мене у лютому.

– Білет заздалегідь купи! ― кричал со стороны папа.

– Добре, любі мої! Я більше не зроблю цієї жахливішої помилки. Пока. Татка цілуйте.

– Пока, доню, тримайся, ми за тебе молитися будемо, ― Аня повесила трубку.

– Добре, що мої сусідки поїдуть по домах, заважати мені не будуть хоча б….⁹,― раздался стук в дверь, Анна открыла.

– Анечка, ma cher, поздравляю тебя с Наступающим Новым Годом и Рождеством, желаю тебе всего, всего и всего. Прими эту ёлочку, она будет украшать твою комнатку, ― слегка поддатый Лёлик протянул деревце.

– Ёлочка? Да это же туя! Дурень! Ты её у прокуратуры сорвал? ― глаза у девушки были по пять копеек при виде такого чуда.

– Прокуратура? Да я как-то и не помню. А что ж мне делать? Я не успею ёлочку найти. Эх! Ладно, ― и он хотел было уже бросить тую на пол.

– Нет! ― закричала девушка, ― Лёлик, ты что? Оно же живое. Давай сюда. Я поставлю в воду, украшу шариками, не нужно тебе искать ёлочку. Слышишь! Не нужно! У меня будет оригинальная.

– Спасибо, Анюта, ты славненькая и миленькая, не то, что твои кобылы-соседки. Ты мне очень нравишься, ― начал подлизываться Лёлик.,

– Спасибо, ты мне тоже. Только пить надо поменьше. Ладно, я пойду, поставлю тую в воду. Пока, ― и она закрыла дверь. Лёлик чуть постоял и потопал в свою комнату, а ему ничего и не оставалось. Аня поставила тую в воду, украсила её купленными домой шариками и дождиком ― получилось неплохо.

Тридцать первое декабря. Весь Донецк уже давно сверкал новогодними огнями. Крутилась и сияла ёлка на площади Ленина. Работали Деды Морозы и Снегурочки, а торговые центры были украшены мелкими красивыми гирляндами, которые стоят бешеных денег. Во многих окнах жителей видны сверкающие и нарядные ёлки. Всё население радовалось этому празднику, а Донецк почему-то не захотел ― он плакал дождём. Люди, которые приобрели ёлки в самый последний момент, месили грязюку. И если посмотреть на город сверху, то всё это напомнит танец ёлок.

Общага ― как ёлка. И не потому, что нарядная, а потому, что зимой и летом она одним цветом: серым. Никто там не ставит деревьев, никто не шикует гирляндами и дождиками. В основном, на Новый Год, общежитие пустует. А кто остаётся, довольствуются кислым шампанским, палёной водкой и пережаренным лососем. И как же обидно было осознавать Ане, что она осталась в числе таких же „лохов”.

– Ну, Аннет, ты докатилась. На столе: пакет пастеризованного молока, сладкие леденцы из аптеки, ошмётки рыбы, стащенные на общей кухне, и туя с шариками, подаренная соседом-алкоголиком. Сейчас я это за двадцать минут скушаю, как обед, и буду кемарить. Новый Год испорчен, впрочем, как всегда, всё время ждёшь какого-то волшебства… Оно не происходит, и ты давишься крабовыми салатами и „Хорошими песнями” по всем телеканалам. Странный город ― этот Донецк, только здесь в декабре, джинсы в пыли, а на новогодние праздники ― в грязи. Впрочем, в Сочи тоже идёт дождь, скоро потеплеет, и зима отменится. Да уж, лучше пусть отменится, всегда будут только весна и лето. Ну что ж, ― ободряюще сказала последнее предложение Аня, ― поскольку под бой курантов я желаний не пишу и не пью пепел с молоком, и никого не буду поздравлять, всё равно линия перегружена, то кушать, кушать и спать, ― девушка накинулась на еду, и съела это всё так быстро, как будто не ела неделю. Набив желудок, она выключила свет, распахнула одеяльце и легла в кровать. ― Что-то стенка слишком мягкая, вот что делает пастеризованное молоко, ― она продолжала проводить по воображаемой стенке, ― Что-то это похоже на ногу, ― она повернулась, ― А-а-а-а!!! ― вскрикнула Анюта, упала с кровати и включила свет.