9.31.

Я надела халат. Его рукава доходили мне до пястья. Он имел воротник-стоечку. Я застегнула его прямо до шеи.

Он видел меня в майке, которая обтягивала талию, грудь. Чуть выше верхнего края виднелся кусочек бюстгальтера. Все было достаточно откровенно, а теперь я закрыла все, что могла. Пусть побесится, Ангелины ведь рядом не будет, пока он бодрствует!

9.42.

Я взяла историю болезни Германа, спустилась вниз, закрепила волосы в пучок и зашла в палату.

– Температуру сегодня мерили? – спросила я у санитара.

– Да, – удивленно ответил он.

– Сколько?

– 36,7.

Я записала эти цифры в его историю и продолжила опрос.

– Боли какой-либо локализации были?

Ваня подошел ко мне.

– Ян, что случилось?

– Ничего. Я просто поняла, что и Филин, и Еремеев были правы. Нестандартный человеческий подход к пациенту – ни к чему хорошему не приведет. Назначу ему стандартную терапию – аминазин, метофеназат и еще что-нибудь для разнообразия. Я же все-таки врач и должна использовать традиционную медицину.

– С тобой точно все хорошо?

– Нет, Вань, все плохо. А знаешь почему?

– Почему?

Я села на край кровати Германа и сложила руки перед собой. Голова опустилась на грудь, и я тяжело вздохнула.

– Знаешь, как тяжело, когда тебя предает человек, которому ты только что начал искренно верить?

– Кто же этот урод? – возмутился санитар.

– Тот, кто так поступил, уже все понял.

Я почувствовала легкое прикосновение пальцев чуть выше поясницы. Это был Герман.

– Не трогай меня, пожалуйста, – бессильно попросила я.

– Ян, может пересмотришь позицию?

– Потом поговорим.

Да, наверное, нет ничего хуже обиженной женщины, особенно, когда у нее есть власть над мужчиной. У меня она была.

10.02.

Я позвонила знакомому логопеду – Логинову Максиму Анатольевичу. Мы с ним вместе учились в школе, только он был старше меня на три года.

Он обещал подъехать к одиннадцати часам.

Я назначила пациенту на сегодня УЗИ щитовидной железы, ЭХОКГ, а на завтра – брюшной полости и малого таза, поскольку сегодня он уже завтракал.

Чтобы начать лечение препаратами, мне нужно было его полностью обследовать, с целью выявить противопоказания.

– В конце концов, – оправдывала я себя вслух, – только теперь я поступаю правильно. Лечение, хоть и не помогало ему двадцать лет, но все-таки может помочь теперь. Боже, зачем я все это придумываю? Оно ему не поможет! Зачем я вру сама себе? Хотя…с другой стороны… Разве я доказала верность моего метода? Если он меня не задушил, хотя возможностей было предостаточно, то это значит только то, что он меня пожалел…или был морально сыт. Ни о какой любви и речи не может быть.

Я замолчала и услышала шаги за дверью. Стук.

– Войдите, – записывая назначения в истории болезни, сказала я.

– Здравствуйте, Яна, – произнес гость.

Это был Еремеев. Он надел халат, но застегивать его не стал. Зайдя в мой кабинет, он поправил его рукава и воротник черной рубашки.

«Воистину, черно-белая реальность» – снова подумала я, глядя на него.

– Вы что-то хотели? – уточнила я.

– Мы вчера с Вами плохо поговорили… Давайте перейдем на дружеский лад.

– Я не выстраиваю никаких отношений с коллегами, кроме деловых.

– Но это не значит, что мы должны быть врагами.

– Вчера я поставила Вас на место.

– Вы замужем? – внезапно сменил он тему.

– В некотором роде, – не растерялась я.

– Как это понять?

– Как хотите, так и понимайте.

– Жених?

– Любимый мужчина.

– Даже не парень… И на сколько же он Вас старше?

– Он даже Вас старше, поэтому, будьте добры, прекратите допрос.

– Разве это допрос? Так… Дружеская беседа.

– Мы с Вами не друзья. А теперь извините – мне надо работать.

Он оставил меня одну. Зазвонил телефон. Я ответила. Макс сообщил мне, что подъезжает. Я пошла его встречать.

10.55.

Логинов был двадцати пяти летним парнем мы еще со школы дружили. Сейчас он был женат, и его супруга была на пятом месяце беременности.

– Привет! – крикнул он мне, зайдя в холл.

Мы по-дружески обнялись.

– Что у тебя случилось? – поинтересовался он.

– Пациент. Тридцать шесть лет. Не разговаривал ни с кем чуть меньше четверти века.

– Надо разговорить? – улыбнулся логопед.

– Макс, только будь осторожен. Он, все-таки, псих.

– Ну, ты же со мной пойдешь…

– Это, конечно.

Я проводила его в палату.

– Итак, Герман, это Ваш логопед. Он будет возвращать Вашу речь, – холодным голосом говорила я.

Мой подопечный недовольно посмотрел на меня. Я видела, что он хочет мне что-то сказать, но я назло ему не собиралась спать днем.

– Меня зовут Максим, – представился мой друг пациенту. – А Вы, я так понимаю, Герман?

Тот даже не посмотрел на него. Я села в кресло у столика рядом с дальней стеной.

12.15.

Почти полтора часа Макс пытался завоевать внимание пациента, разговорить его, заставить слушать, но Герман отвернулся в противоположную сторону и смотрел поверх моей головы.

– Ян, можно тебя на минутку? – обессилил Макс.

Мы вышли с ним в коридор.

– Я ничего не могу с ним сделать, ты это и сама видишь.

– И что нам теперь с ним…? Как его лечить?

– Он очень упрямый. И, кажется, он на кого-то обиделся.

– Он обиделся?! – возмутилась я. – По-моему, мне стоило на него обидеться.

Из палаты вышел Ваня.

– Скоро обед, – заметил он.

– Ничего. УЗИ щитовидки и ЭХО – это недолго, – ответила я. – Отвези его в кабинет.

– Хорошо.

Санитар снова скрылся за дверью.

– Ладно, я поехал, – заключил Макс.

– Давай.

Он вышел на улицу и скрылся за воротами. Я поняла – надо мириться с Германом, в конце концов, Ангелина – это всего лишь его фантазия.

12.19.

Пациента разместили на кушетке, сняли рубашку. Во мне что-то дрогнуло. Он был идеально сложен. Нет, «кубиков», конечно, там не наблюдалось, но физическое состояние его торса впечатляло.

За аппаратом ультразвукового исследования сидела женщина лет пятидесяти. Она нанесла гель на проекцию железы и начала елозить «джойстиком».

Через несколько минут она быстро надиктовала медсестре результаты. Я ознакомилась с ними и сделала заключение – все в пределах нормы.

Далее последовало исследование сердца: предсердия и желудочки работали, как часы, клапаны и двустворчатый, и трехстворчатый, и аортальный были в идеальном состоянии.

Все данные зафиксировали в истории болезни, а врач УЗИ подала салфетки пациенту.

– Вытирайте гель! – сказала она Герману.

Он в недоумении посмотрел на меня.

Она отдала ключ Ване и вместе с медсестрой отправилась на обед.

Я взяла оставленные ею салфетки, подошла к пациенту, села на край кушетки и начала вытирать его грудь. Он еле слышно застонал.

– Ладно, – виновато пролепетала я, – прости меня. Я поняла, что накосячила, но мы оба с тобой хороши!

Его руки не были пристегнуты, он схватил меня за плечи и притянул к себе. Поцелуй был недолгим – две-три секунды, но мой халат безнадежно испачкался в геле с груди Германа.

– Ты же не педофил! – съязвила я.

Он пожал плечами и кивнул, указывая на Ваню, стоявшего за моей спиной, который был занят колесами коляски, что застряли между ножками стульев, пытаясь развернуть её.

Пока мой помощник одевал и усаживал пациента, я сняла халат, расправила майку и джинсы.

– Ты не мог бы отнести это в прачечную, а я его сама отвезу.

Ваня взял халат, пропустил нас с Германом вперед и закрыл кабинет УЗИ на ключ. Мы отправились в столовую.

12.40.

Пациенты уже доедали суп.

«Ничего страшного! – подумала я. – Зато мы помирились!»