— Привет, брат, дело есть… Не боись, если выгорит, нам всем на том свете зачтётся… — Он выслушал собеседника и обратился к гостям: — Ну, мужики, на связи. Думаю, мы будем готовы в течение двух-трёх дней. Если что — три зелёных свистка в сторону леса.

Пётр Лаврентьевич стоял у окна и смотрел на засыпающий сад. Да, самолёт — не игрушка. Но он готов на этот шаг, потому что помнил, как Лиза плакала в тот день, когда её домой привезла красивая женщина с необычными глазами. Они вошли в дом, и Лисица опешил, когда Лиза, его своенравная, независимая, иногда просто невыносимая дочь бросилась к нему с криком «Папа, папочка!», а потом разрыдалась, вцепившись в отцовские плечи. Женщина, с которой Лиза вернулась домой, коротко представилась Екатериной Александровной и тихо прошептала:

— Пётр Лаврентьевич, самолёт моего брата не вернулся на базу. Позаботьтесь о Лизе, ей нельзя сейчас оставаться одной. Простите, но мне пора, меня ждёт отец.

Отец… Он не чувствовал себя отцом уже, наверное, лет десять, с тех самых пор как дочь окончила школу и вопреки его желанию поступила в мединститут, а затем перевелась в академию. А в тот вечер Лиза рыдала, прижавшись к нему, и сквозь слёзы всё говорила и говорила. Как она любит Юру, как она была счастлива с ним, как она его ненавидит, как голову оторвёт, когда он вернётся… А потом опять плакала, спрашивая папу, как же ей дальше без него жить. Она уснула у него в объятиях, вздрагивая и всхлипывая во сне, а грозный Лис поклялся, что отдаст всё, только бы его девочка была рада и счастлива.

Богдан оторвался от книги и внимательно посмотрел на экран телевизора. У них в семье этот странный висящий на стене японский агрегат выполнял не менее странные функции — создавал шум. Никто и практически никогда не вслушивался в слова или задерживался взглядом на экране — для этого существовала мобильная связь и ноуты. Но все, входя в дом, автоматом включали плазму и воспринимали мерцающую поверхность как члена семьи. Но сейчас слова диктора оторвали юношу от увлекательного мира научной фантастики. На фоне гор и вечнозелёного леса одетый в камуфляж корреспондент рассказывал о ликвидации банды боевиков. Дальше говорилось о захвате большой партии оружия и наркотиков и блокировке путей их передачи через границу. И всё бы ничего, только когда ты живёшь с постоянными мыслями о пропавшем женихе старшей сестры, любое известие из района его исчезновения воспринимается как знак.

— Слышь, пап, ты это видел? — Богдан выглянул в гостиную и посмотрел на отца, что внимательно слушал репортаж журналиста. — Как думаешь, это как-то может быть связано с прошедшими событиями?

Шанин-старший пожал плечами, несколько секунд думал, а потом тихо сказал сыну:

— Маме и Инне ни слова, договорились? Пока точно не будет известно, что мы с тобой только что слышали, дарить пустые надежды нельзя.

— Ясен пень, — тут же отозвался Шанин-младший. — Но если операция удачно закончилась, значит, дядя Веня уже тоже в курсах, не так ли?

— Думаю, что да. Но наверняка существует какая-то доза секретности и скрытности. Так что будем ждать. Пошли, сын, ужин сегодня на нас с тобой. Дежурство по камбузу никто не отменял.

Анна сегодня дежурила сутки, Инночка задерживалась на какой-то сложной процедуре. Отец пытался объяснить Богдану, что это за зверь такой — ретроградная холангиография, но Богдан со смехом ответил, что таких матюков он и от отца-то никогда не слыхал, а если такое загнёт его воспитанная сестрёнка, это будет полная жо… После чего, не успев сформулировать свою крамольную мысль, Шанин-младший получил подзатыльник.

Инна же не спеша собиралась домой, проверяя аппаратуру и закрывая кабинеты. Прошло уже почти три месяца с того дня, когда Александр сказал: «Любимая, я скоро вернусь!»

И она ждала его возвращения. Каждый день, каждую минуту ждала и верила, что всё равно дождётся.

Уже растаял снег, звенела капель, где-то шли дожди, солнце сияло всё ярче и ярче, во дворах орали коты, а она ждала и верила, что всё равно дождётся.

Маленький частный самолёт сел на аэродроме вдали от рейсовых полос, дверь открылась и на лестницу шагнул худой бледный молодой человек, сильно зажмурился от яркого солнца, неосознанно помассировал плечо и спустился со ступенек. От стоящих неподалеку бочек отвалился седоватый мужчина и тихо произнёс:

— С возвращением, сынок!

Молодой человек моргнул и кивнул в знак того, что понял его.

— Куда ты хочешь попасть до того, как поедешь в штаб?

Молодой человек покрутил головой, внимательно осмотрел стоящего перед ним и указал на его запястье.

— Время? Полдень.

В ответ прибывший кивнул и чуть слышно прохрипел:

— Можно отвести меня в госпиталь?

Встречающий тепло улыбнулся, они сели в неприметную машину, стоящую за бочками. Молчаливый водитель глянул на встречавшего, завёл мотор и помчался по направлению к городу.

Сегодня Дениса готовили к выписке, неделю назад состоялась последняя операция, швы удалили и сняли повязки. Друзья собрались у него в палате, вещи были собраны, осталось дождаться документы — и домой. В палате было шумно и весело, когда отворилась дверь и вошёл Касаткин. Все затихли, а он просто сказал:

— Вы, ребятки, повремените пока к Инне заходить, пусть они немного вдвоём побудут.

Что было потом, вспомнить и чётко рассказать не мог никто из них. Тарасов резко вскочил и уронил стул, на котором сидел, Грозный вцепился в металлический поручень больничной кровати так, что побелели пальцы, Божнев и Водопьянов сидели с открытыми ртами, переглядываясь между собой, и не могли произнести ни единого слова, и только Лиза с улыбкой прошептала:

— Я его убью. Ей-богу, убью!

А в ординаторской рентгенотделения у окна стояли крепко обнявшись Инна и Саша. Она что-то говорила, стараясь заглянуть в глаза любимому, а он прятал измученное лицо в её рыжих волосах, вдыхая их аромат и только сейчас понимая, что всё закончилось и он дома.

Потом были долгая реабилитация, массаж, уколы, процедуры. Морозов молча терпел, ни с кем особо не делился, только иногда что-то шептал Инне на ухо, прижимая любимую к себе и закрывая своё лицо её волосами. Экипаж ходил злой, парни пожимали плечами и гадали, когда же командир заговорит. Хоть бы обматерил последними словами, но только бы заговорил. Инструкторы хватались за головы от того, что они вытворяли на тренажёрах, орали, что никакой человек и никакая машина не выдержит таких перегрузок, на что экипаж молча и с ухмылками смотрел на показания приборов. И когда, наконец, Морозов смог без остановок переплыть бассейн реабилитационного центра, он тихо, но отчётливо сказал Инне:

— Я буду всегда к тебе возвращаться, ты только жди, любимая.

— Даже если ты задержишься, я всё равно дождусь! Три месяца — это такая мелочь, Сашенька!

— Зови ребят, надо экипаж собирать, заканчивать разброд и шатания без дела.

— Наконец-то в этом доме собралась стоящая компания, — Лиза упала в плетёное кресло и прищурившись глянула в сторону реки. Там отец с гостями разбили большой шатёр и вовсю наслаждались мужицкими, как сказала Анна Викторовна, мама Аня, разговорами. — Ти, ты не замёрзла? Солнце, конечно, жарит совсем не по-апрельски, но земля ещё холодная. — Тийю Божнева улыбнулась и покачала головой, не глядя продолжая вязать что-то ярко-жёлтое. — Знаешь, я уже и не помню, когда у нас гостило столько людей. Папа молодец, конечно, организовать такой праздник надо уметь.

— Ну насколько я поняла, — подошедшая Инна Шанина поставила на стол большое блюдо с овощами, — тут не только Пётр Лаврентьевич всё организовывал. Что за женщина у вас на кухне мне встретилась? Это не приходящая помощница, я думаю. Она там с нашими мамами так быстро общий язык нашла, сейчас такого наготовят, что потом неделю доедать будем.