Мы остановились в лесной чащи и впервые заговорили с тех пор, как Иисида осталась позади.

– Почему меня просто не оставят в покое? Этого бы не было, не приди они за мной! – я обернулась на Иисиду. Листья в лесу пожухли, ручей превратился в текучую грязь, мой старый дом пылал, а зелёная равнина сгнила…

Я помню, как пчёлы падали на землю, словно они высохли и обуглились от жаркого ядовитого дыма. Защищаясь, от страха, но всё же осознанно и с решимостью я уничтожила свой край. От моего прежнего милого дома не осталось ничего, что было дорого мне, что запомнилось с самого детства, даже ива у озера сейчас походила больше на скрюченный, узловатый призрак больного дерева…

Теперь уже точно, в этот раз без сомнений я скажу – прощай, Иисида.

– Тебя не оставят, Раллион! – в его голосе ужас?.. – Пока не поздно, подумай ещё раз, пойми…

– Не надо, – едва слышно прозвучали мои слова. – Иди, передай всем, пусть не трогают меня, иначе я буду защищаться.

Как оказалось, я стояла вся в крови. Похоже, кому-то из стражников удалось нанести мне ранение, но я была уже цела. Раны затягивались на мне с невероятной скоростью.

– Синьриэль…

Он не мог меня просто оставить.

– Кир, – его имя пресное на вкус, – ты не пойдёшь за мной.

Я бросила его одного, он был не в силах сделать и шагу в мою сторону.

Мне было… Простите, вы все, но на тот момент мне было всё равно. То, что произошло… Я, уверена, что была права.

Люди пребывали в страхе. Куда бы я ни пошла, сохли поля, горела земля, вода становилась ядовитой. Думаю, это не должно длиться вечно, когда-нибудь моя сила нашла бы равновесие, вопрос только в том, что произойдёт за это время? Да, признаюсь, возможно, я просто успокаиваю себя, ведь мне страшно и не из-за того, что происходит со мной, а от того, что происходит с миром.

Меня называли демоном, произносить моё имя никто не решался. Я же ненавидела свою мать, а людям сочувствовала. Для них я – зло, их смерть и проклятие воплоти.

Что есть зло? То, что причиняет другим боль? Но тогда они все зло для меня. Я просто оказалась сильнее и защищаюсь, так почему меня считают неправой? Лишь потому, что мне хватает сил отстаивать свою жизнь? Если бы они были сильней то, получается, жертвой была бы я? Нет, не сила решает всё, просто люди имеют свойство сопоставлять с ней свои и чужие поступки, мотив к которым тогда уже не кажется им столь значимым.

Десять дней тянулись, словно сотни лет. Я остановилась в одной брошенной деревушке. Почему её жители оставили свои дома, и ушли, мне открылось в тот же вечер.

Потемневший от времени домик с низко нависшей крышей и заколоченными наглухо окнами, но с незапертой дверью, будто притягивал меня. Внутри него стоял удушающий затхлый запах с примесью гнили. Поспешив выйти из него я, было, шагнула уже за порог, но там, в темноте комнаты, послышался тихий всхлип и детское:

– Помоги…

========== Глава 23. Почувствовать чужую боль ==========

Я слышала стук собственного сердца…

От тошнотворного запаха к горлу подступал комок. Медленно следуя на шорохи и хрипы в тёмном углу комнаты, я наткнулась на стол, отыскала на нём свечу, зажгла её, и тусклый мерцающий свет осветил царящий здесь беспорядок. Раскиданная по полу обувь, заваленные каким-то грязным тряпьём полки, сломанный высокий шкаф у входной двери, на полу жёлтые, слизкие пятна, а у самой дальней стены в углу виднелся край соломенного матраса занавешенного серой занавеской.

Я протянула руку, мои пальцы дрожали. Отодвинула занавес и отшатнулась назад.

Есть ужасы и помимо меня, но в которых никто не виноват, быть может, поэтому они могут казаться более опасными, чем я, ведь люди не знают, как бороться с ними. И договориться с этими ужасами не получится, ведь голоса останутся неслышимые пред тем, что убивает людей.

Передо мной, вся покрытая чёрными, гниющими язвами, лежала девочка.

Я не могла больше оставаться здесь и развернулась, чтобы уйти, но…

– Пожалуйста… – она хотела заплакать, но у неё не было на это сил.

Девочка смотрела меня блестящими от жара чёрными глазами. Её коротенькие светло-рыжие волосики были спутаны и вымазаны кровью, заострённое от болезни лицо на половину покрыли кровоточащие раны. Никогда не видела ничего ужаснее этого!

– Я не могу тебе помочь, – едва дыша, прошептала я и отошла на шаг от малышки.

Сколько ей было лет, восемь, семь?

Наверное, я бы так и ушла, но как не странно, меня остановило зрелище ещё ужаснее, чем мне открылось вначале. Сразу мне не было заметно это, но когда я оказалась в той стороне комнаты, где умирала малышка, мой взгляд упал на нечто непонятное, лежащее у стола. Через мгновение мне стало ясно, что это было. Не знаю, сколько времени та женщина пролежала здесь, но сейчас она была похожа на нечто разлезшиеся, в чёрных ужасающих пятнах, со светлыми, очень редкими волосами. А её лицо, с почерневшими лопнувшими губами, исказившееся от боли, было словно вылито из воска.

Я подошла к девочке, осторожно взяла её на руки и вынесла из дома так, чтобы она не смогла увидеть свою неподвижно лежащую мать.

– Как тебя зовут? – лишь бы она не закрывала глаз, спросила я, боясь, что малышка умрёт на моих руках.

– Агния.

– Подходящее имя, у тебя волосы словно огонь, – сказала, а сама озираюсь по сторонам, не знаю, что делать, где именно нахожусь и куда идти.

На самом отшибе деревни, отыскала на вид, давно пустующий дом. С опаской зашла в него, положила Агнию на кровать, выбила доски из заколоченного окна, на второе окно у меня не хватило сил, и обвела помещение глазами. Здесь не было ничего, кроме кровати, лавки у окна и пыли. Старая дверь, висевшая только на одной петле, постукивала и скрипела на ветру.

На моих руках остался гной от ран девочки и, увидев его, мне вновь захотелось убежать.

Я не знала, могу ли заболеть, пусть нанесённые мне ранения стремительно заживают, здесь всё-таки витала смерть, а это другое. Но всё же я осталась.

Кажется, по дороге сюда я видела колодец.

– Сейчас вернусь, подожди, – услышала ли она меня? Её глаза были закрыты.

Колодец нашла быстро.

Теперь понятно, почему люди оставили свои дома… Или не оставили? Быть может, до сих пор они находятся здесь, просто уже никогда не смогут выйти за двери своих жилищ. Впрочем, не хочу этого знать.

Отыскать целебные травы не составило труда, да только чем они сейчас могли помочь? Вскипятив воды, я промыла девочке раны. Попыталась напоить её приготовленным мною отваром, но она не смогла сделать и одного глотка. Всё мои попытки помочь ей были тщетны, её болезнь смертельна, а я, возможно, рисковала собой. Но уйти я уже не могла, как бросить девочку одну? А ждать её смерти не хотелось, как на это смотреть?

Сев рядом, я положила Агнию себе на колени и легонько погладила её рыжие кудряшки.

– Огонёк, – позвала я, но малышка не открывала глаз. – Эй, очнись, прошу! Услышь меня, Агния! – её имя… оно острое словно искры от костра, тёплое и пряное как корица. – Агния, услышь меня, открой глаза, вернись!

Её чёрный взгляд, как я обрадовалась ему! Не снимая с её лба ладонь, тихо сказала:

– Назови моё имя, Энтсинраллионсиньриэль, – я понимала, что будет со мной и что именно мне придётся вытерпеть, но знала, что от этого я не могла умереть, поэтому решила попробовать.

– Эн…тсин…раллион…синьриэль, – с трудом проговорила она и канула в забытьё.

Я стиснула зубы, сдерживая крик. Ощущая её раны и боль, не могла уже остановить то, что начала. Перед глазами проносились образы, я видела то, что видела Агния, когда заболела. Меня знобило, но кожа горела огнём, кажется, вот-вот потеряю сознание. Мука, страх, запах смерти… Я добровольно приняла это.

– Я не знаю, плохо помню, что было, – пять дней я ухаживала за ней, и вот Агния сидит рядом со мной с кружкой похлёбки в руках, – может все просто ушли?

– Но скажи, – не сдавалась я и продолжала расспросы, старательно умалчивая о том, что вся её деревня вымерла, – у тебя где-нибудь за приделами деревни родные есть?