Ларгентум долго молчал, вглядываясь куда-то в темное, чернильное небо, и практически не шевелился. Аксонна запрокинула голову и посмотрела в его лицо, не зная, думает ли он о чем-то своем или просто завис. Во всяком случае, выглядело это странно. Хоть и случалось это раза два-три на дню.

Извини меня, - произнес, наконец, сталкер.

Что?

Прости меня, - повторил Серафим. – Знай я про «Вектор» побольше, я не был бы к тебе столь требователен. Хотя бы в плане физической и психической подготовки. Почему ты не рассказала раньше? Я бы тебя не допытывался до тебя так.

Поверь, тренировки с тобой, хоть сейчас они для меня и неприятны, нисколько не сравнятся с «Вектором», - фыркнула Аксонна. – Твои требования мало того что хоть как-то приближены к реальности, они еще и смехотворно мягки в плане и времени их освоения. В «Векторе», если я не освоила какой-то нюанс за определенное время, меня жестоко наказывали. Ща! – Радуга стянула с правой руки надетую наставником варежку и закатала рукава плаща и свитера, показывая хорошо видные на бледной коже глубокие шрамы. – Вот этот, на запястье – за то, что не сумела подтянуться до требуемой границы еще пять раз. Вот тут, по пальцам линией идет – видишь? – за то, что во время очередного укола дергалась. А от уколов у меня сгибы локтей и вовсе как у наркоманки какой. Никакая пластика их не уберет, футболки и майки толком не поносишь.

Не так плох бес, как его малюют, Сонья…

Черт.

Что?

Ты неправильно выразился. Надо «не так плох черт, как его малюют», не «бес».

А, ну да… в общем, ты меня поняла. У твоих шрамов есть одно большое преимущество: они нанесены обычными, механическими движениями. Это можно сравнить с проведенной по листу бумаги линией от карандаша. А посему… - Более крупная ладонь Ларгентума накрыла ладошку Аксонны, и анфорка ощутила легкое покалывание на коже. Когда же сталкер убрал руку, на тонкой коже удивленно замершей Радуги не было ни единой полоски от шрамов. - …их можно стереть, - закончил, улыбнувшись, Серафим.

Это оно… это… это как? – заикаясь, спросила Аксонна, прощупывая одну руку другой. Шрамы исчезли, на их месте была просто гладкая кожа. – Это что за магия? Я все Архивы вылижу, но найду это пособие!

Я просто подхлестнул твою собственную анфорскую регенерацию, - усмехнулся Ларгентум. – Природа, второй уровень, второй семестр. Хоть представление сейчас будешь иметь, что это такое. Потом и выучишь.

Потрясающе, - пробормотала Радуга вновь, опуская рукава, и надела варежку обратно. – А вот еще. Ты упомянул, что стираются только механические шрамы. А какие не стираются?

Нанесенные астральным оружием. Или обычным, вроде кинжала или меча, но усиленным астральным импульсом. Вообще такие раны заживают плохо и медленно, особенно если добавляется поражение ядом, а шрамы, да, остаются навсегда. И порой весьма болезненно напоминают о себе. Допустим, Кристофер и Элу после Златоцвета. Их шрамы останутся и будет побаливать… в непосредственной близости от тех, кто их им подарил.

Аксонна потерла нос.

Это что же получается… когда рядом Дираэль, тебя не только болезненно колбасит, но ты еще и можешь угадать его близость к тебе в метрах и так далее?

Ты абсолютно права. А самый большой шрам, когда наш дорогой Диря совсем рядом, еще иногда и кровоточить начинает.

А почему?

Потому что от скрытой под ним раны я должен был уже давно червей кормить. Когда тебя разрубают пополам, обычно… не живут. Секунды две, три – и не живут. Болевой шок – вещь мощная.

А ты-то как выжил?

Я же рассказывал. Твой отец перекачал мне свою жизненную энергию, это и законсервировало мою душу в теле, и временно заблокировало нервную систему, чтобы от пресловутого болевого шока мое тело не стало боле не пригодным для жизни. А потом зашивали. Много зашивали. Алебарда Дираэля прошла ровно по нижним ребрам, поэтому кое-как приживали легкие, ткани… а вот ребра раздробило так, что их пришлось удалить.

А, вот почему у тебя такая завидная талия.

Оптимистка.

Ага.

Это очень правильная позиция. Ты столько перенесла, столько лет взаперти, под надзором психов-ученых, линчевателей-врачей и этого Веги, но ты живешь. Ты перебарываешь старую себя, ты улыбаешься, не потеряла стремления доверять. Если бы у меня была шляпа, я бы ее снял.

Она бы тебе не пошла, - зафыркала Аксонна. - А что до меня... может быть, я просто больше не хочу быть одна. Хочу жить, а не выживать. И стремлюсь завести друзей, которые когда-нибудь смогут и помочь, и вступиться за меня. И на защиту которых могу встать я. – Радуга подняла лицо, заглядывая в глаза Ларгентума и улыбаясь: - Тебя ведь я могу назвать своим другом?

Серафим улыбнулся в ответ.

Конечно, Сонья.

========== Глава 13. О паучьем ==========

Согласно выпавшему контракту, действие должно было происходить как раз на Залиссии, где Аксонна всегда мечтала побывать. Элу и Алексис, уже бывшие там по тем же ранжерским делам не раз и не два, со смехом обещали в свободное время сводить сестру и подругу по всем особо знаменательным местам. Залиссийские Кольца, опоясывающие газовый гигант Гадарин, были построены для добычи гелия и водорода и первоначально представляли собой лишь небольшую этерианскую колонию, но предприимчивая Дуала разрастила некрупное поселение в свой крупнейший центр туризма и отдыха. Особо стояло условие не пускать кого попало: этериане были очень щепетильны к конфликтам и проблемам интернациональным, и они им попросту не были нужны. Это было единственное место, где можно было увидеть хозяев станции без обычных их непроницаемых скафандров, хотя этериане в большинстве своем на улицу выходили плотно одетыми; дальше Колец пройти в пространство Дуалы без особых пропусков было невозможно, хотя эти планетяне держались и так очень обособленно и далеко от пространств прочих государств. Как выразился Элу, если бы можно было измерить Галактику уровнями прохождения, как в его любимых играх, то пространство Этерианской Дуалы стояло бы на хардкоре, в то время как все остальное – нарратив.

Резину тянуть не стали, и квартет ранжеров, оседлав старую добрую «Призму», которую инспектировал страшный, как серый волк, Файксар, вылетел тем же вечером. Элу в последнюю неделю все-таки починил автопилот, и большую часть пути можно было спокойно проспать, проиграть в какую-нибудь игру или заняться еще чем-нибудь, что не разрушило бы фрегат. Поэтому Ларгентум медитировал в одолженных у Алексиса наушниках со своим любимым эмбиентом в общей каюте, где Аксонна, искавшая тишины, и нырнула под одеяло в большое кресло, Элу же и Алексис начали коллективное прохождение новой игры на приставке, забытой здесь Дайвером, пока не устали и не приплелись в ту же каюту.

Проснулась Аксонна от мягких, щекочущих прикосновений по руке. Спросонья подняв голову, она прищурилась от света дневных ламп в попытке разглядеть того, кто осмелился ее разбудить. Элу спал на своей половине разложенного дивана, укрывшись одеялом с головой, Алексис сопел на другой половине. Ларгентум, укутанный в пятнистый плед, тоже мирно дремал в любимом кресле-качалке, которое всюду таскал за собой. Так какой же свин…

Где-то в углу снова прошуршало неведомое существо, и анфорка выхватила из-под подушки свой «Магнум», целясь в искомую зону. Мало ли какая ядовитая гадина? Вообще, что это может быть? Скорпион? Змея? Лягушка-древолаз? Нет, тогда бы она от одного бы прикосновения уже бы не проснулась. Плюс лягушка холодная. Аксонна содрогнулась: вот тебе и поспать! Глаза сомкнешь – а по тебе уже бегают, как по бульвару.

Плюш, ты чего не спишь? – сонно пробурчала лохматая голова Элу, высунувшего нос из-под одеяла. – Шесть утра, еще не пора.

Здесь какая-то в углу неведомая хрень шарится, - прошептала Радуга, не сводя «Магнума» с позиции.

Сон Элу как ветром сдуло. Он принялся трясти Алексиса, и Аксонна взвизгнула: