– Ты совершенно инфантильна, в тебе ни капли здравого смысла, – шипел он, продолжая давить меня всем своим видом, – Господи, да как же ты умудрилась взять от родителей только самые дурные качества?!

Я не знаю как, но я точно поняла – или почувствовала? – что говоря «родители» он имеет в виду отнюдь не себя. И это почему-то было как удар под дых. В общем-то, я не знала никаких родителей, кроме него. Я все-таки не выдержала и опустила взгляд. Не быть мне гордячкой, которая смотрит в глаза своим страхам, не смотря ни на что. Точно не быть.

– Я… я ухож-жу, – уверенности в голосе так сильно поубавилось, что я скривилась.

– Уходишь, – кивнул он, опять повалившись на кресло, – Уходишь в комнату для раздумий.

– Отец! – воскликнула я ошарашено.

Я любила исследовать развалины храмов. Любила ощупывать стены в поисках выемок, неровностей или еще чего-нибудь, что могло бы быть механизмом, открывающим схроны или или тайные ходы. Или даже ловушки! Я не особенно боялась в них попасться. Лишь бы только найти хоть что-то интересное, тайное и даже пугающее! Что-то, выбивающееся из хмурой повседневности.

И наш дом, отстроенный на территории когда-то полуразвалившегося старого летнего поместья явно не бедствующей семьи одно время тоже занимал место в моих фантазиях.

Я думала о том, что неплохо было бы найти тут лабораторию какого-нибудь безумного ученого, погибшего в следствии неудачного эксперимента! Или хотя бы вмурованные в стену останки бывшей госпожи этого когда-то богатого дома.

Не знаю, знал ли отец о тайном ходе из поместья в уборной для прислуги, но он точно не знал о том, что о нем знаю я.

Потому что когда я через пару часов раздумий в специально предназначенной для этого комнате (а точнее в кладовке, которую приспособили мне под «комнату для раздумий»), начала вопить о том, что у меня скрутило живот и одним горшком я никак не обойдусь, меня все-таки отвели в ближайшую уборную. Уборную для прислуги. Хотя она так называлась, прислуги у нас особо не было, если не считать миссис Грамбл и еще пару приходящих работников, так что уборная та была пыльная, грязная, не привязанная к канализационной системе и почти не пользованная. И находилась в старом крыле.

Старое крыло, в отличие от нового, ремонтировалось не так основательно, потому что и разрушено было не так основательно, так что и стены тут были старые, каменные.

Вообще, конечно, когда я рассказывала об этом потайном ходе Диане, я немного приукрасила, сказав, что нашла его, ощупывая кладку. Вроде как, щупала-щупала, и волшебная дверца открылась!

На самом деле все было немного более прозаично.

В то время я зачитывалась книгами о Княжеском Часовщике, полумифическом персонаже прошлого столетия. И в этой серии книг очень подробно описывалась работа часовщика, так что в какой-то момент мне показалось, что я довольно неплохо в этом разбираюсь. А у Деймоса как раз сломались любимые часы.

В общем, я не очень хорошо в этом разбиралась, на самом деле. И взбешенный брат засунул меня головой в дырку этого… клозета. А если говорить откровенно, это была попросту выгребная яма. К счастью, до отходов жизнедеятельности там было еще лететь и лететь, но запахом я впечатлилась!

И вот когда моя голова оказалась внутри, я не сразу, но заметила под досками выдвижную лесенку. Я проверила – она рабочая. Но внутрь я так ни разу и не спустилась. Нужды в этом не было, а упасть в кучу… в кучу, в общем, не хотелось. Уж точно не из простого любопытства.

Теперь же упасть я не боялась! Если и упаду, то потребую, чтобы доставал меня лично отец, иначе сама отсюда не выйду. Раз ему зачем-то нужен под боком чужой нелюбимый ребенок, то он меня там не оставит. Вытащит, никуда не денется!

Я вытащила из кармана косынку для головы и повязала ее вокруг лица. И полезла в дыру, диаметр которой едва-едва меня пропускал.

Дождь барабанил по навесу, падал с небес стеной, и Рез не мог удержаться от улыбки. Он любил такую погоду, потому что именно в бурю, в грозу – в неспокойствие – казалось, что небеса разговаривают с теми, кто бродит по земле. В тихие солнечные деньки Рез гораздо больше ощущал покинутость себя и остальных в этом пыльном полузабытом месте на границе с Той Стороной.

– Всегда было интересно, – говорить приходилось громко из-за шума дождя, – А почему конкретно вы ее не любите? Потому что она не родная? Или из-за характера?

Деймос, на удивление, оказался довольно открытым человеком и легко отвечал на вопросы. Или прямо давал понять, что делать это не собирается и «иди-ка ты к черту, жирдяй». Резу это нравилось.

– Да много из-за чего, на самом деле, – мужчина вытащил руку из-под укрытия и набрал в ладонь немного воды, чтобы ополоснуть лицо от крови.

Деймос был главой группы быстрого реагирования в городской страже, и сегодня день у него явно был неспокойный.

– Мы чудесно жили в столице, в потрясающем доме, в котором поколениями жили представители семьи Роттер. Мы были уважаемым родом, были богаты. У нас с сестрой должно было быть блестящее будущее при дворе… – не смотря на слова, в голосе не было ни капли сожалений о не сбывшихся планах на жизнь, – Мы оба были примером для ровесников, гордостью родителей… А потом родилась Тихея, и все моментально посыпалось. Нас предали опале, отобрали все и сослали в это всеми богами забытое захолустье, где самые блестящие перспективы – это не спиться и не пропасть на границе Сторон.

– А Тиша-то тут причем? – не понял Рез.

Деймос повернулся и вдруг весело, с прищуром на него посмотрел.

– Знаешь, жирдяй, это секрет, который отец строго-настрого запрещает рассказывать… Но по мне, так грош цена этому секрету! – он хохотнул, – Можешь хоть всему городу рассказать, если хочешь. Вряд ли кто поверит, а если поверят – то хоть повеселее тут станет. Тихея – королевский бастард.

Он сказал это так просто, без всякой интонации, что Рез даже не сразу понял. А когда понял – не поверил.

– Брешишь, – мотнул головой он с полной уверенностью.

– Очень жаль, что нет. У матери были какие-то терки с Ее Величеством, так что она соблазнила ее мужа. В качестве мести. Миленько, да? Отбитая на всю голову сука, – усмехнулся мужчина почти без злости, – А когда все выяснилось после рождения мелкой, по нам проехались катком, отослав так далеко, как только можно! А мамаша быстро смылась заграницу с новым мужем, оставив нам в подарок своего выблядка.

– Но опять же: причем тут Тихея?

– Да изначально-то не при чем, просто раздражала, – он пожал плечами, – Смотришь на нее и думаешь: если бы только ее не было, если бы только она не родилась… А она еще и обижалась вечно, что ее, мол, не любят. Хотелось ей в лицо крикнуть: скажи спасибо, что в канаве не оставили! Одевают, обувают, кормят, учат – а ей все мало. Так бесило, ты себе представить не можешь. Меня в жизни так никто не бесил, как это чучело!

Рез даже и не думал осуждать. В конце концов, что еще делать ребенку, потерявшего в момент и мать, и дом, и положение в обществе, и блестящие перспективы. И да – деньги. Что тоже немаловажно. Только найти ближайшего виноватого.

– Но если бы она хоть миленькой была, то в конце концов, мы бы, может, и поладили.

– По-моему, Тиша миленькая! – заступился за подругу Рез.

Деймос скривился и посмотрел на нового друга с жалостью.

– Она жуткий ребенок. Ты просто ее в детстве не видел. У меня от нее порой мурашки по коже бегали. А я далеко не из пугливых, – он замолчал на несколько секунд, подбирая слова, – Знаешь, она ведь делает все это… ну, вот эти свои идиотские попытки произвести на отца впечатление – даже не только и не столько из желания быть полноправным членом семьи. Ее это просто забавляет. Наказывай, не наказывай – ей плевать, хотя она это и не признает никогда.

Рез почесал подбородок. В общем-то, ему тоже порой казалось, что для подруги это сродни игры.

– Она привязана к отцу, но даже эта привязанность в ее исполнении похожа на игру. «А если я вот так сделаю, как ты отреагируешь?» – что-то вроде того. Она жаждет его внимания и одобрения, ведь добиться этого так сложно, – Деймос усмехнулся, – И это делает игру интереснее!