Там он и встретил её – любовь Данилы была не в состоянии продолжать нести на себе тот очаровательный дух восторга. Где-то растерялась волшебная пыль на пути ладони к очередному пластиковому стакану. Где-то разрушился назидательный облик влюблённого равноденствия. Ты летел вихрем по небу, мой друг, но внезапно ощутил всю мощь скалистых скал, особенно, когда дождь только посетил их. Когда его бездушный оттенок, вкупе с туманом, оставил только капли росы на острие приземлённости.

Но я, мой друг, не смог тебе помочь. Не смог познакомить тебя с оголтелой дистанцией, когда легкоатлету проще передумать заниматься бегом и приступить к совершенствованию в кулинарии. Всегда есть шанс стать спортсменом – и твои воздыхательные позывы не более, чем издержки спорта. Может быть, любовь – тот же бокс: при дебютном выходе на ринг ты сразу был отправлен в нокаут, считай, карьера не задалась. Счастливчики дистанций всё же существуют – только многим удаётся убедить себя в собственной победе, будто лишь упорство и трудолюбие принесли медаль, но никак не допинг.

Спасибо Вам за всё, мои прошлые друзья и товарищи. За торопливое знакомство с уличной жизнью, за медленный экскурс в хаос андеграунда. За воспитание множественных личностей и борьбы между ними. За формирование амбивалентного восприятия, за декаданс, деменцию и диаметральные противоположности. Я помню всё – от милицейского футбола до свежих тульских пряников, от загаженной плитки в баре до соревновательных переправ через реку. Помню весь диапазон эмоций и поступков – от предательства и глупости до альтернативных чувств и действий, которые не имеют ценности для прошлого, но формируют смысл в будущем. Помню вас всех – оставивших своё эго моим воспоминаниям, своё пустословное добро на съедение памяти, свои лучшие нравственные душевные отмычки. Надеюсь, у Вас всё хорошо.

Безвестное число икс, имяреку тебе, моё детство. Если бы запечатлённые отпечатки времени на сентиментальной бумаге допускалось приводить в действие – каждый из нас имел бы свой личный фильм. Не от природы, а от воли – мужчина вправе тосковать. Общий стол с одним из приматов я не делил, но треклятый стереотип о животном происхождении, за имением правды (а её – тем более), в контексте окружающей среды неуместен. Возможно, женщины участливее и милосерднее, потому что мамы. Научите меня и позвольте пять минут взглянуть на мир глазами матери – только б мои воспоминания не ограничивались альбомом.

Мчится колыбель железа, мчится механическая длань…Широкий диапазон морских частот, глиняная холмистая пустыня, песочные ступни под надзором солнца. Приятно было ожидать приезда на море только для того, чтобы увидеть море. Я всегда старался ни о чём не беспокоиться – это не поможет. И всё же светловолосый колобок был счастлив хотя бы тому, что он из теста (шеф-повар не делает блюд на заказ). Где-то в тени сухого лиственного полотна люди прячутся от знойных лучей, неподалёку от меня дед чистит свои форсунки, а вдали, на проводе вертикального бриза, не чувствуя солёного основания плывёт отец – скрываясь у звезды подмышкой, используя мою близорукость. Холодной массивной волной меня сбивает с ног – и я больше не царапаю спину о камни, но помню эту боль.

Или утомительный поход после занятий в школе новыми дворами и переулками – три километра грации, живописи и феерии, чтобы, наконец, понять, что забыл ключ от дверей у мамы в сумке. Тут приходится либо садиться на автобус и ехать в бухгалтерию, либо просунуться через форточку на кухне – у колобков примитивные злачные места. Как мне хотелось упасть в стог сухой травы и просто ждать спасения – путешествие по государственным учреждениям не веяло мечтательным. Там мои гениальные идеи по спасению мира не могли найти себе сообщников, ведь заменить на рабочем месте маму каким-нибудь роботом казалось мне идеальной комбинацией – и рутина исчезла, и мама появилась дома раньше шести часов вечера.

Как-то я наблюдал за творчеством Данилы – ещё одна способность вернуться в прошлое. Интересно, что человек, созданный в лаборатории, смастерил за пару лет исправного механического робота – путём аналитики есть шанс наткнуться на мысль об инженерах. Многие вопросы теребили моё сознание, но с каждым утерянным ответом я понимал, что истина всё-таки дороже, поэтому сочинял ещё больше вопросов. Робот вышел для Данилы дорогим удовольствием и единственным экземпляром, блуждающим в окрестностях. Наверное, что-то роднило его с железными гайками, но вряд ли биологическая подобность или отчаянное желание уехать из города.

Ты забыл ту деревню, затерянную в болотах – ритм современности, без разрешения жующей мою судьбу, не позволяет видеть родителей: всегда хочется перепрыгнуть через забор. Футбольное поле, а за ним – заброшенный завод, туда же припишем пейзаж ржаво-розовеющей пекарни плюс шиферные хибары, обвиваемые каким-нибудь сухим кустарником, плющом или виноградной лозой. По крайней мере, я знал, что это не предел – как для соседей, изо дня в день копирующих презренное вчера, так и для моей искривлённой полки для книг, пыль с которой я вытирал только перед приходом гостей.

Выпало тебе в глухой провинции родиться – если хочешь увидеть мир, придётся покинуть родные стены. Помаши мозольной рукой тем, кто оставил след. Найди тот сгусток кислорода, которым можно вдохновлять. Развивайся, пиши, делай что хочешь, но лучше, слушай, дыши. Сиюминутная дистанция – и ты не автор надписи спонсора, не девушка с флажком, не гонщик. Мир тобою не томим, но его химический состав необходимо изучить – обязательно сомневайся, проверяй, режь и снова объединяй. Потому что никто не расскажет тебе, почему этот забор стоит именно здесь, почему рецепт одновременно прост и сложен, почему слон находится в комнате, но никто его не видит.

Неистовая фантазия, воображающих сюжеты, зануд. Потому что я без ума от твоего не-знаю-каким-способом-созданного свитера (и так ли положено называть), который настолько уютно смотрится в приглушённом свете театральной лампы, что фанатичность сцены подменяет мне любые бестолковые вкусовые предпочтения – размечтавшись в венской меланхолии, я ощущаю истинное человеческое тепло. Когда присутствие важнее отношения, а само отношение бессильно за фактом присутствия. Эти зелёные миниатюры чередуются одна за другой, лица мелькают в грубом тоне равнодушия, зрачок тянется куда-то правее – и только ты, непостижимая частичка тайного восторга, рядом, смотришь на аналогичное безобразие. Мы разные – как неподкупный судья вынесешь приговор, но я хотел бы взглянуть твоими глазами на весь тот уличённый в несогласии театр, вход в который для меня закрыт.

Как странно, когда ложишься спать и тоскуешь по людям. Наверное, при условии нашей жизни в участливом мире человек никогда бы не остался один. У него всегда в сердце хранилась бы маленькая планета тех людей, которых он любит. Он не ломал бы себе голову над тем, на что завтра приобрести еды и как расплатиться за жильё. Несмотря на яркие рекламные плакаты, громкие возгласы в прямом эфире, отфильтрованные фото и лицемерные собрания у стойки бара – человек одинок, и плохо, что всё понимает и предпочитает питаться иллюзией, пока рентабельность формирует баланс его существования.

Я ещё вспоминаю перед сном: шестьдесят минут полной свободы, когда блики автомобильных фар режут мне сонную близорукость, а отец продолжает сквозь дорожную тьму направлять автобус; помню те калорийные и очень вкусные печенья, которые мы делали вместе с мамой из мягкого теста – обязательно так, чтобы получались кривые фигурки транспорта или животных; я помню, как читал по нескольку книг за день, а потом пересказывал слово в слово всем своим родным людям. Я также помню те быстротечные кадры из детства, что восстанавливали мою память, когда мне захотелось написать тебе письмо.

Письмо к А.

Вообще-то я хотел написать стихотворение. Подобный способ изложения мысли ограничен талантом, поэтому я решил отправить письмо. Да и потом, рифмованных строк, связанных с тобой, написано в избытке. Не помню, упоминал я об этом или нет. Не важно. Потому что всё это большой пустяк. Просто слова.