– А мужчины раньше красили губы? – интересуется Рита. Она поднимает руки в знак капитуляции и улыбается: – Чисто ради интереса.

– Бывало и такое, – кивает мистер Мюррей и мы смеёмся над парнями. Такое точно незабываемо. – Мужчины из высших сословий наносили на лицо густые румяна круглой или треугольной формы и красили губы розовой или красной помадой. Если смотрите фильмы или, ладно уж, читает книги, знаете, что и парики носили. Множество причин для их использования.

Следующие пятнадцать минут мы получаем тексты и одежду. В конечном счёте, девочки уговаривают мистера Мюррея надеть костюмы на репетиции, чтобы вжиться в роль с самого начала. Брехня. Они просто хотят примерки, мы всё-таки девушки и падки на красивое.

Мое платье насыщенным сиреневым оттенком когда-то требовало ношения корсета, к счастью, мы давно не в шестнадцатом веке, и сейчас достаточно обычного лифчика без лямок и трусиков. Бархатная ткань плавно переходит в искусственный шёлк с причудливым орнаментом от локтя. U-образный разрез открывает ключицы и шею, мне нравится, что грудь остаётся закрытой, никакой ложбинки. По центру имеется широкий разрез, посередине которого вшили ткань другим оттенком и эта часть с тем же орнаментом и тканью, что на руках. Я не чувствую себя принцессой, они такое не носят. Я ощущаю себя одной из придворных дам, которые купаются в роскоши без титулов. На шее обычно носили дорогие украшения, которые буквально оттягивали её вниз, как и мочки ушей, но так мучиться ради роли в школьной пьесе я пока не согласна.

Одри возникает за спиной и смотрит на наши отражения с ослепительной улыбкой на губах. Её пудровое платье ничем не уступает моему, хотя не такое пышное. Оно приталенное, но не скрывает округлые формы, а лишь подчеркивает, что они намного привлекательней какой-то вещицы.

Её тёмные идеальные брови на секунду встречаются на переносице, после чего руки собирают мои волосы и за минуту создают подобие прически на затылке. Я выпрямляюсь и вытягиваю шею.

– Какой-нибудь из этих придурков обязательно захочет помять твоё платье после спектакля.

– Ты омерзительна, – фыркнув, смеюсь я.

Она собирает ткань платья в области бёдер и начинает вальсировать вокруг меня, напевая какую-то мелодию. Сумасшедшая.

– Мы будем целовать одного и того же парня! – распевает она.

– Какая удача, – улыбаясь, иронизирую в ответ.

Одри подхватывает мобильник и включает песню Sunrise группы The Afters. Она знает мою слабость. Спустя секунду она переплетает пальцы с моими и мы, смеясь, кружимся в танце, распевая припев, что есть мочи без зазрения совести и забывая, где находимся.

Роскошные платья из шестнадцатого века.

Женская раздевалка.

Другие девочки.

Плевать.

На планете и во всём мире остаёмся только мы и песня, в такт которой звучат наши голоса вперемешку со смехом. Ради таких моментов стоит жить. Стоит дружить. Стоит играть.

Наше дурачество завершается с выходом на сцену. Там мы автоматически щелкаем по выключателю где-то внутри каждой из нас и больше не являемся собою. Мы принадлежим нашим ролям, людям, в жизнь которых вживаемся и преподносим зрителю. Мы обе хотим продолжить актерский путь, и этот факт сближает ещё больше. Мы – люди, связанные одной целью и дружбой. И мы не завидуем друг другу. Зависть – разрушитель дружбы.

Одри переглядывается со мной и весело подмигивает, едва заметно качнув плечом. Её губы шепчу:

– Красавчик.

Я перевожу взгляд и нахожу Мэттью.

Голубые глаза особенно подчеркивает небесный костюм Ромео, светло-русые волосы зачёсаны назад, хотя, судя по беспорядку, парень воспользовался рукой, а не расчёской. Родинка в правом уголке над пухлой губой придаёт ему ещё больше шарма и очарования. Я бы, и сама пропустила рюмку яда за такого Ромео во имя любви и нашего вечного навсегда. На секунду даже жалею, что не играю роль Джульетты, хотя она никогда не была желанной. Этот парень рождён блистать на сцене и мочить трусики девочек-подростков. Подготовка обещает быть интересной.

– А я уже сейчас должна целовать своего суженого? – обращается к мистеру Мюррею моя подруга или двоюродная сестра по сценарию.

– А уже хочется? – отшучивается мужчина.

Одри лукаво улыбается, смотря на Мэттью.

– Стоит почаще репетировать сцену в склепе, где я забираю остатки яда с его губ.

Несмотря на обаятельность и красоту, Мэттью смущённо улыбается. Боже, это точно будет очень весело.

– Давай! – рявкаю так, что Ньют десятый раз срывается с места, грязь под его кроссовками отлетает назад, а парень бежит вперёд с мячом в подмышке.

Он добегает до линии и резко тормозит, прокатываясь по траве еще несколько дюймов. Отбросив мяч, он сплёвывает и тяжело дышит, перебирая ногами в нашу сторону.

– Сколько можно? – хрипит парень.

– А сколько ты хочешь?

Ньют прищуривается, словно ищет подвох. Он прав, потому что я добавляю:

– Давай ещё разочек, тогда куплю тебе мороженку и помну спинку. Так пойдёт?

– Гребаный ты засранец, откуда ты свалился? – он обессилено валится на траву к остальным, раскинув руки.

Сомневаюсь, что он остро нуждается в ответе, но всё равно говорю.

– С Нью-Джерси.

– Город, – продолжает Ньют и, вероятно, я ошибался насчёт риторичности вопроса.

– Трентон, а теперь отвали.

Я обвожу взглядом парней, притворяющихся мертвыми и прошу глаз не дёргаться.

– Ленивые задницы, – говорю им. – Так вы никогда не станете чемпионами среди школ, ничего не говорю о штате.

Они остаются в прежнем положении, но и я не пальцем деланный. Знаю, куда надавить. Больное место всего мужского пола, отбрасывая геев.

– Девчонки из школы плавно перекатятся к тем, кто способен продержаться больше десяти минут.

– Девчонки любят футболистов, – доносит Бен, в сторону которого бросаю скептичный взгляд.

– Футболистов, а не хлюпиков вроде вас. Вставайте и валите в душ. Завтра в это же время.

Уже хочу уйти, как останавливаюсь и поворачиваюсь.

Ох, гребаные мудаки, они так и не сдвинулись с места, продолжая валяться на траве.

– Кстати, у нас ещё тренажёрный зал есть. Ну, это место, где можно не только фотки в зеркало делать, но и гантельки поднимать. Чисто для разнообразия.

Не дожидаюсь ответа, знаю, что они жалобно начнут стонать, как девчонки во время скидок и отсутствия денег на покупки.

Моя прежняя команда была собрана так, что, разбудив ночью, они соберутся и надерут задницы любому. Мы были лучшими в городе и штате, полагаю, остаёмся. Только уже остаются. Я больше не с ними. Моя прежняя жизнь накрылась. Я в тут – в Огайо – должен играть роль папочки-тренера, пока реальный тренер слёг с простудой. Зашибись. Многообещающее начало.

Добираюсь до кабинета и отпираю замок, вернув папку на стол тренера.

Удивительно, что они не были в списке аутсайдеров, а даже одни из лучших. Лето помогло им расслабить булки, которые я готов поджарить. Расслабляешься на начале – отстаёшь от противника и вряд ли догонишь. Отец обмолвился, будто в этой школе одна из лучших команд города, судя по записям, правда на его стороне, только пока сомнение остаётся на месте. Я не исключаю того варианта, что тренировка их выматывает и при выходе на поле, они ползают по траве, либо тот чудесный случай, где они тренируются в пол силы и сияют на поле в разгар игры. Пока не проверю – не поверю. Я оставил слишком много, как минимум стипендию. Отныне спонсоров нужно искать тут.

– Ты идёшь? – из-за приоткрытой двери слышу голос.

– Лучше бы тренировались, а не чаи гоняли. Иду.

Спустя полчаса, часть команды рассеивается, вторая часть вышагивает к столовой.

Я всегда знал, что к новеньким скользкое отношение. За ними следят. О них говорят. Про них узнают. Сейчас новичком явлюсь сам и та падкая часть девчонок, безусловно, крутится рядом. Никогда не любил женский трёп. Могу выслушать от скуки, но даже такое бывает крайне редко. При всём раскладе, отношусь уважительно, либо хотя бы вежливо. Некоторые не внушают доверия. Таким, к примеру, сейчас является Бен, хватающий каждую девчонку на пути за доступную область тела. Не скажу, что многие против, но есть те, кто успевает зарядить ему. Последняя девчонка хорошенько врезала сумкой, завоевав моё расположение в ту же секунду. У парня голова вращалась по кругу. Знатное было зрелище, ему не помешает.