Когда над вершинами гор чуть забрезжил рассвет, к входу в одну из старых штолен осторожно подползли два бывших казака, отправленных командиром спецотряда в разведку. Услыхать передвижения пластунов даже в ночной тишине родных кубанских плавней крайне редко кому удавалось. Казаки могли часами сидеть в самых неудобных и труднопроходимых местах, затаившись в засаде, а потом внезапно обрушиться, словно коршуны, на зазевавшегося врага. При разведке местности или вылазках за «языками» у пластунов с давних времен было заведено обувать специальную мягкую кожаную обувь мехом наружу, которая практически не оставляла следов.

Понаблюдав минут десять за входом, опытный пластун Степан Тарасенко, которого все кликали Степанычем, приходившийся кумом командиру отряда Самохвалову, вдруг услышал шуршание опавшей листвы за большим осколком скалы метрах в пятнадцати правее. Следом в предрассветном тумане вдруг прояснились очертания горской барашковой папахи. Степан подал знак рукой своему молодому напарнику Кольке Косенко, попавшему в плен к чекистам вместе с остальными сородичами, когда ему едва исполнилось 17 лет, но зарекомендовавшего себя весьма способным воином. Знак старшего товарища означал, что «брать» дозорного абрека предстояло ему. Колька аккуратно достал из-за пояса нагайку и тихо, по-змеиному, подкрался сзади к намеченной цели. Увидев, что снулый дозорный находится в одиночестве на своем посту, молодой пластун отработанным движением накинул нагайку петлей вокруг шеи горца и, резко развернувшись, вздернул последнего себе на хребет. Судя по всему, такого продолжения предрассветного сна дозорный никак не ожидал. Не издав даже хрипа, он несколько раз дернул в воздухе ногами, а потом, закатив выпученные глаза ко лбу, раскинул руки в стороны и повис на спине пластуна, как прикованный к скале Прометей. Дабы не «передержать» придушенного абрека, Колька аккуратно опустил его на землю и вместе со Степанычем уволок ценного «языка» в расположение своих.

Допрос вел сам командир Самохвалов, никаких физических пыток к обескураженному горцу никто и не думал применять. Уж кто-кто, а командир пластунского отряда сумел бы развязать язык даже мертвецу. Ему достаточно было просто посмотреть человеку в глаза, как у того парализовывало всю волевую деятельность и он превращался в некое подобие сомнамбулы, но с сохранением активной речевой функции. Картину допроса опечаливал лишь факт, что плененный чеченец очень плохо говорил по-русски, и никакое суггестивное вмешательство не могло исправить этого досадного недоразумения.

Из слов горца было понятно немного. После того, как отряд мятежников несколько дней назад вступил в бой с войсками НКВД, бандитам пришлось скрыться в районе заброшенных штолен, а потом они вышли на поверхность для встречи немецких диверсантов, проявлявших нездоровый интерес к пещерам и шахтам в здешних горах.

Ближе к полудню допрошенный чеченец, представлявший теперь некое подобие лоботомированного пациента дома скорби, был возвращен казаками на боевой пост, а весь личный состав диверсионного отряда НКВД расположился в засадах вокруг центрального входа в заброшенную штольню в трепетном ожидании визита непрошеных иностранных гостей.

Гости, к счастью, не заставили себя долго ждать. Ближе к вечеру в отдаленном горном пролеске дважды был замечен отблеск оптического прицела или бинокля. А через пару часов к месту предполагаемой встречи со связным вышел один из диверсантов. Остальные его подельники в это время со всех сторон окружали данное место, опасаясь засады. Судя по тактике действий, диверсанты были очень хорошо подготовлены. Отследить их перемещения было практически нереально. Умело используя особенности горной местности, никто из них не вышел на траекторию выстрела казачьих снайперов.

Старлей Самохвалов изначально решил не дать возможность фрицам пройти в штольни, потому что шанс схватить хоть кого-нибудь из них живым при таком раскладе стремительно приближался к нулю. А судя по уровню подготовки вражеских диверсантов, весьма несладко придется казакам и во время боя на открытом пространстве, так как задача взять живым такого матерого противника предполагает вступление в близкий огневой контакт с учетом того, что со стороны врага будет работать как минимум один снайпер.

После короткого разговора с полувменяемым дозорным диверсант явно кавказской наружности, облаченный в грязный маскировочный халат, негромко присвистнул и обернулся по направлению к схоронившимся в зарослях сообщникам. Однако никаких движений в течение нескольких часов в округе видно не было. Все это время горцы о чем-то мирно беседовали, по крайней мере, так казалось со стороны. Судя по всему, такие странности в поведении дозорного, как вялая речь и общая заторможенность, несильно удивили бывшего выходца с непокорного Кавказа, а ныне непримиримого борца с советским режимом в рядах доблестной военной разведки вермахта. Да и чему тут удивляться, если дозорный просидел на своем посту несколько суток голодный и спавший лишь урывками.

Все это время бойцы спецотряда НКВД вглядывались в ближайшие горные пролески, стараясь выявить «лежки» остальных диверсантов. И вот перед самым заходом солнца неожиданно из-за камней показалась фигура одного из фашистских гостей, более похожая на внезапно ожившую гору опавшей листвы, и короткими перебежками направилась к входу в штольню. Осмотревшись по сторонам, диверсант не стал приближаться к своему сообщнику и к дозорному, а занял боевую позицию чуть выше по склону, очевидно для прикрытия своих. Остальные диверсанты, которых казаки насчитали двенадцать человек, подтянулись только с наступлением темноты. С одной стороны, наступившая темнота значительно облегчала задачу по добыче «языка», с другой стороны, никто и предположить не мог, что диверсантов окажется так много и что они сразу же начнут оборудовать оборонительные позиции возле входа в штольню.

Казаки, никоим образом себя не проявлявшие при приближении неприятеля, терпеливо ждали приказа атамана Самохвалова, но тут один из ночных гостей вплотную приблизился к позиции Кольки Косенко, и тот был вынужден атаковать неприятеля первым. Невесть откуда прилетевший из кромешной тьмы приклад пистолета-пулемета системы Шпагина мгновенно потушил сознание фашистского диверсанта, попутно расколов ему челюсть в нескольких местах. Колька ловко подхватил падающее тело, но из руки фашиста вылетела саперная лопата, которой тот только что собирался окапываться, не учтя того момента, что предполагаемое место боевой позиции окажется занятым кем-то еще. Неожиданный звон ударившегося о камни металла привлек внимание сразу же нескольких находящихся рядом сообщников неудачливого агента вражеской военной разведки, которого гостеприимный казачок Колька надолго отправил в недружелюбные объятия Морфея. Ждать далее уже не позволяла ситуация, и в ближайшие несколько секунд более половины абверовцев попадали, словно скошенные, от прилетевших в их адрес пуль и метательных ножей. Остальная половина диверсантов весьма технично и слаженно отступила к входу, открыв огонь во все стороны и забросав гранатами близлежащую территорию. Несколько казаков бросились наперерез отступающим фашистам, но были прижаты шквальным огнем к земле. Неожиданно из входа в штольню показался Степаныч, который вместе с Ваней Самохваловым организовал засаду внутри входа, и начал вести автоматный огонь по приближающейся группе, сразив очередью сразу двоих гитлеровцев. В ответ в его сторону полетели гранаты, и он чудом успел укрыться в расщелине между большими камнями.

Воспользовавшись неприкрытым входом, четверо фашистских диверсантов сумели проскочить и скрыться в кромешной темноте тоннеля.

Казаки осторожно подошли с боевых позиций к месту боя. Весь склон горы возле входа в старые штольни дымился от недавних взрывов гранат. Преследование неприятеля не имело уже никакого смысла: бой в темноте в узком разветвленном тоннеле с учетом наверняка уже поставленных мин – не самый удобный способ самоубийства.