Комнату мгновенно заполняет звук его непосредственно-звонкого, мальчишеского смеха.

— Предлагаешь сдаться без боя? — ухмыляется Майкл. — Должен тебе сказать, что это совсем не в моих правилах, детка.

— А я люблю заставлять людей играть не по правилам, знаешь ли. То еще развлечение!

— И у тебя довольно неплохо выходит, — с достоинством признаёт он, уважительно склоняя голову на бок. — Со дня нашего знакомства я только и делаю, что нарушаю сразу все свои непреложные правила и запреты разом, Камилла. Из-за тебя, — Майкл впивается в меня взглядом, грубо сминая мою попку в своих руках, и я тут же подаюсь ему на встречу, со сладким стоном откидывая голову назад. Какое восхитительное, интенсивное чувство поднимается из самых недр моего естества сейчас! Я вся млею и дрожу, ощущая крепкую мощь его ответной реакции. Мой мальчик уже в полной боеготовности. Похвально! Хотя от него я меньшего и не ждала.

Глаза Майкла жадно скользят по моей едва прикрытой блузкой груди, и он с хриплым стоном закусывает губы, словно стараясь удержать в себе весь поток до неприличия пошлых и грубых фраз, который, я точно вижу, так и наровит сорваться с его языка сейчас. Глубоко вздыхая, он нервно сглатывает, заталкивая внутрь этот скверный порыв и в конце концов я слышу лишь его едва различимый, тихий стон.

— Дьявол, Кэм, до чего же ты хороша! — шепчет он с почти благоговейной дрожью в голосе. — Это были чертовски долгие три недели, малышка! — крепко ухватив за спину, Майкл с жалобным стоном прижимает меня к себе, вминается в мою грудь лицом, одним махом сдирая с плечь бретели лифа и блузку разом, — Дай, дай их мне, сейчас же… — лихорадочно шепчет он, сжимая сразу обе мои груди в своих ладонях, самозабвенно вылизывая, посасывая и покусывая поочерёдно каждую из них. Его грубые ласки заставляют меня намокнуть буквально в два счёта. Я прижимаю его голову к себе, ощущая лёгкую, пронзающую моё тело короткими импульсами сладкую боль.

— Тише, мальчик мой. Тише… Не будь таким жадным, — встречая его расфокусированный, молящий взгляд, я одариваю Майкла тёплой улыбкой и глубоко вздохнув, слегка отстраняю от себя, окончательно высвобождаясь из сковавшей мои движения одежды. Он окидывает всю меня восхищенным взглядом, но не двигается с места, не прикасается. Терпеливо ждёт моего позволения, ждёт сигнала.

Одобрительно улыбнувшись, я вознаграждаю его за терпение. Просовываю ладошку вниз, мягко сжимая через ткань брюк. С прерывистым стоном Майкл выгибается в пояснице, рефлекторно подавая свои бёдра навстречу моим. И тогда я помогаю ему, уже рвущемуся от нетерпения наружу, освободится от всё еще разделявшего нас барьера. Глажу, такого твёрдого и приятного на ощупь по всей длине ствола, сжимаю в своих руках, внимательно наблюдая за производимым мною эффектом. Майкл часто дышит, буравя меня суровым взглядом требовательных глаз. Собирает мои волосы в охапку в своей ладони и, откидывая их сторону, рывком заставляет склонить голову набок, припадая к моей шее губами.

— Ну же, Ками! Давай… — сбивчиво шепчет он хриплым и необычайно низким, абсолютно чужим голосом. — Я умираю как хочу в тебя, детка!

Опираясь о его плечи, я чуть приподнимаю бёдра, направляя его в себя и медленно насаживаясь сверху. Он восторженно закатывает глаза, опрокидывая голову на спинку дивана, и силой удерживает меня на себе, заставляя прочувствовать всю полноту нашего с ним единения. Это лёгкое, саднящее покалывание от его грубой хватки, и потрясающее чувство наполненности внутри на мгновение успокаивают меня. Он весь мой! Вот так… Так плотно и туго во мне, что от ощущения собственной мощи и власти над ним у меня перехватывает дыхание. Он не просто заполняет пустоту во мне, но наполняет меня такой неимоверной силой, абсолютным бесстрашием, что на мгновение мне начинает казаться, что я практически божество и во всем мире нет никого и ничего могущественней и величественней меня. Это опьяняет! Я судорожно всхлипываю от охватившей всё моё тело мелкой дрожи, впиваюсь ногтями в его плечи и начинаю размеренное движение бёдрами. Неторопливо и ритмично, словно танцуя на нём — вверх, вниз, затем по кругу. Я владею им. Полностью! И мне нравится осознавать это. Нравится наблюдать за тем, как он мечется, за безумной агонией в его потемневших глазах, сводящими его лицо судорогами желания. Он буквально сходит с ума от блаженства! Майкл смотрит на меня абсолютно потерянным, одичавшим взглядом. В нём читается столько обожания, преклонения, слепой покорности и в то же время какого-то дикого, первобытного страха. Он боится меня! Боится моей власти над ним. Я чувствую это каждой клеточкой своего существа, продолжая плавно двигаться на нём, меняя угол и темп, с упоением наблюдая за его реакцией.

Майкл мечется, пока терпение его наконец не иссякает окончательно, и он не начинает требовать большего, уверенно и жестко заявляя о своих правах. Он словно борется со мной, пытается руководить моими движениями, темпом, направлять мои бёдра, но я не поддаюсь так просто.

— Я сверху! — сжимая руками его лицо, хриплю я с вызовом. — Не дергайся, детка, — я выдыхаю это прямо в его рот, с блаженной улыбкой.

И в то же мгновение он сгребает всю меня в охапку, сжимая в своих крепких руках, не даёт и секунды опомниться, сползая с дивана, кардинально меняет положение, укладывая меня на пол и накрывая собой. Я громко взвизгиваю, как только моя спина и ягодицы касаются ворсистой поверхности ковра.

— Будет так, как я скажу! — рычит он, впиваясь в меня суровым взглядом предостерегающих глаз. — Не дергайся, детка.

Одной рукой Майкл крепко ухватил меня за бедро, чуть подтолкнув вперёд и сгибая мою ногу в колене. Плотно удерживая меня на месте, он развёл мои ноги шире и стремительно пронзил одним мощным и резким, карающим ударом, безоговорочно указывая мне моё место.

Темп его движений был настолько быстрым, рывки до того грубыми и жесткими, что я ощущаю, как моя кожа буквально горит от трения о ткань ковралина. Он не щадит меня совершенно, разрывая на части, имеет так, как ему того хочется. Грубо, жестко, напористо и ненасытно. И я упиваюсь этим, — болью, смешанной с неимоверным наслаждением! В одно короткое мгновение он буквально свергает меня, лишает воли и собственного “я”. И я становлюсь просто никем, безвольным телом в его ненасытных и властных руках, удовлетворяющим любую его прихоть. Меня пугала глубина моих к нему чувств и то, какое наслаждение мне это доставляло. Он не просил. Он требовал! И мне хотелось дать ему это, так отчаянно! Стать для него всем. Той единственной, что способна была утолить этот дикий голод. Насытить его. Так эгоистично и собственнически. Чтобы его мир начинался и заканчивался лишь на мне. Он владел мной. Подавлял меня, укрощал. Поглощал и приручал. И я сдавалась ему добровольно, без борьбы и с благодарностью. Мы взмокли, кожа багровела, разгоряченная кровь неслась по жилам. Было в этом что-то безумное, что-то неправильное. Слишком мощное и необузданное. Эта была сила, неведомая мне до сих пор. Сила, которой мне ещё только предстояло научится управлять. Но сейчас, в его объятиях я не знала, просто не представляла, как любить его иначе!

Он возвышался надо мной грозной скалой, опираясь на руки, откинув голову назад, и я видела, ощущала всем своим существом как мощно пульсирует кровь в его жилах. Мы были на грани! Майкл зашелся прерывистым и хриплым стоном, навалившись на меня всем своим телом и вонзаясь зубами в моё плечо, громко кончил, заполняя всю меня терпкой, тягучей жидкостью. Закрыв глаза, я до боли выгибала поясницу, рыдая от счастья, беспомощно содрогаясь под ним в невероятно-ярком, удушающем пароксизме оргазма. Майкл ещё долго оставался во мне. Я не хотела отпускать его. Мне хотелось, чтобы это длилось как можно дольше, чтобы он остался со мной навсегда, стал неотъемлемой частью меня.

Мокрые и измотанные, мы лежали на полу друг возле друга, чуть дыша и медленно успокаиваясь, постепенно приходили в себя. Я вновь начала ощущать своё тело, тяжёлое, утомлённое и саднящее. Во рту пересохло. У меня не было сил ни на что, даже на улыбку. Кое-как я заставила себя повернуть голову, чтобы взглянуть на Майкла. Его глаза были закрыты, длинные ресницы подрагивали, а грудь часто вздымалась вверх.