Майкл лихорадочно облизывал и покусывал губы любуясь мной и, очевидно, принимая это как вызов, ухватился за пряжку ремня, сорвав его одним резким движением. Принимая условия, я подошла ближе, стягивая с себя эластичные трусики. Его руки тут же бросились мне на помощь. Майкл протаскивает маленький лоскуток белой прозрачной материи по всей длине моих ног. Сжимая их в своей ладони, он смотрит на меня с торжествующей улыбкой и медленно опускает их в карман брюк, словно сувенир, очевидно наслаждаясь этой грязной выходкой.
Его руки буквально сгребают всю меня в охапку, жадно сминают все самые аппетитные части моего тела.
— Если бы ты только знала, что я чувствую, прикасаясь к тебе, — вздохнул Майкл до того обречённым тоном, словно признавался в этом не мне, а священнику на исповеди, вымаливая искупления за свои грехи. — Мы останемся здесь и не остановимся до тех пор, пока я не испробую всю тебя, всеми доступными человеку способами, — его влажный взгляд сверкнул в темноте и я отчетливо осознала, что он без малейших колебаний готов был превратить в жизнь свою угрозу.
Майкл прижимает меня к себе и его губы смыкаются на моем твёрдом, точно жемчужная бусина, соске. Он посасывает его, играет с ним языком, покусывает зубами, слегка оттягивая. Меня пронзают острые электрические импульсы, словно кто-то пустил ток сквозь моё напряженное до предела тело, заставляя натянуться струной и со стоном податься навстречу его просящим губам.
— Какая чувствительная и отзывчивая, — хрипловатым голосом нашептывал он, вглядываясь в мои глаза, пока его ладони безжалостно сминали мои ягодицы. — Такая нежная девочка. Покажи мне, как тебе нравится, как ты любишь? — нашептывал он чуть слышно. — Я хочу знать всё! О чём ты думаешь, о чём мечтаешь… Как мне касаться тебя? Что тебя волнует, сводит с ума, дарит наивысшее наслаждение… Малышка моя, только скажи, и я сделаю всё, что захочешь. Я сделаю всё для тебя!
От его слов и интенсивности моего возбуждения стремительно темнело в глазах. У меня едва хватило сил на то, чтобы тихо выдохнуть:
— Люби. Я просто хочу, чтобы ты любил меня!
Эти слова, сорвавшиеся с моих губ, окончательно стирают последнюю грань между твёрдой реальностью и фантазией. На ходу срывая остатки одежды с наших тел, мы валимся на белоснежные простыни, сплетая тела. Казалось, его руки и губы были везде! Нетерпеливые, жаждущие, властные. Лицо Майкла в миг утратило черты безмятежности и покоя: зрачки карих глаз расширены, губы полуоткрыты. Детское лицо исчезло, искажённое силой желания. В этот момент он даже не был собой!
Его тело настолько сильно возбуждало меня, что кровь стучала в висках. Я так отчаянно жаждала ощутить его в себе, дальше и глубже, пока ничего не останется от наших «я», кроме пульсирующей крови и уже не принадлежащего нам дыхания.
Майкл вжимал нас в матрац, ласково, медлительно, дюйм за дюймом расскрывая и погружаясь в меня, — он хочел не просто видеть, но чувствовать, осязать, ощущать на вкус, губами, вдыхать аромат утомлённого и влажного, приятно пахнущего тела. Мы как два безумца, которые никак не могут насытиться друг другом, жадно исследуем каждый миллиметр наших тел.
— Господи, какая же ты! — бессвязно бормочат его пересохшие губы. — Как же сильно я по тебе скучал! — простонал он, замерев внутри, окрапляя моё тело влагой и горечью жадного, нетерпеливого рта. — Прошу тебя, Камилла… Будь моей! — взмолился Майкл. — Клянусь, если ты позволишь, я буду любить тебя так, как ни один другой мужчина не смог бы!
— Я уже твоя, — преодолевая дрожь, выдохнула я ему на ухо. — Всегда была и буду только твоей, Майкл.
— Боже, — простонал он, — мне так… Так сложно в это поверить!
Его ладонь сжала моё лицо, Майкл с жадностью вглядывался в мои полные покорного блеска глаза, отчаянно ища в них подтверждения обладания мною. И каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый вздох стирали в моей памяти всё, абсолютно всё что было до него. Всё переставало иметь для меня значение. Он вытеснял это, подчинял себе, перекраивал, заставлял забыть. И я точно знала, что с этого момента в моем сердце, моих мыслях и моей постели не могло существовать никого другого, кроме Майкла. Ни до, ни после. Я всецело принадлежала лишь ему одному. Безраздельно и… навсегда!
Он медленно провёл языком по моим губам и я отозвалась, приоткрыв рот, позволяя ему с очередной фрикцией проталкнуться в меня языком. Я с жадностью вбирала его в себя, захватив нижнюю губу, слегка покусывая, ощущая как дрожь пробегает по его натянувшемуся, точно тетива лука, телу. Он взрывается неожиданно и стремительно, с громким стоном. Эта судорога словно перетекает в меня и я тут же поспеваю следом, сжимая его в себе что есть силы.
В это мгновение я не могла ощущать ничего, кроме волнами накрывавшего и смывавшего остатки сознания экстаза. Моё тело словно перестало мне принадлежать. Каждую мышцу в нём пронзало судорогами блаженства. Мне так хотелось вобрать его в себя, всего, без остатка. Привязать к себе. Чувство было до того острым, что казалось, было сильнее необходимости в кислороде у утопающего! Оно охватило всю меня, заставляя моё тело сотрясаться и биться в этой нескончаемой агонии. В жесте отчаяния я впилась зубами в его плечо, царапая спину ногтями, прижимая его к себе так, словно от этого сейчас зависела вся моя жизнь. А, впрочем, может так оно и было…
Над бескрайним океаном начинало сереть утро. Сквозь широко распахнутые ставни окнон первые лучи солнца окрасили золотом наши сплетенные тела. Мы лежали на влажных, искомканых простынях, изможденные, охваченные дремотой, похожей на легкий обморок. Сознание возвращалось к нам и снова покидало, позволяя полностью растворится в этом несказанном блаженстве. Состояние это было близко к состоянию еще не родившегося на свет, но уже живущего своей жизнью ребенка, то состояние, которое, должно быть, вновь наступает с последним вздохом.
Мы смотрели друг на друга, ровно дыша, не смыкая глаз. Он лишь время от времени протягивал вперёд ладонь, чтобы вновь коснуться меня. Это было так приятно, чувствовать его ласковые прикосновения к моей коже, глядя в его глаза в полнейшей тишине. Мне безумно хотелось угадать его мысли. Клянусь, в его взгляде я видела всё: и серьёзность, и иронию, и ум, какую-то властность и призыв. И тут же они становились тоскующими, задумчивыми, и опять лукавство, фантазия, резвость светились в них. Я тонула, не могла оторваться, пока он наконец не шевельнулся, придвинувшись чуть ближе.
— О чём ты думаешь?
— Пытаюсь угадать, о чём думаешь ты.
Мы молча улыбнусь друг другу.
— Я ни о чем не думаю, — вздохнул Майкл. — Просто наслаждаюсь тобой, ангел мой. Я хотел бы снова любить тебя, но, честно говоря, у меня просто на это нет сил.
— Уже светает, — шёпотом проговорила я.
Он улыбнулся, так ничего и не ответив. Его ладонь устало соскользнула с моей щеки и упала рядом.
Закрыв глаза, Майкл умиротворённо дышал, пока я жадно, с некоторым страхом смотрела на отрешенное лицо этого чарующего мужчины, на его длинные ресницы, и знала, что сон, этот маг и волшебник, отнял его у меня, заставив забыть о только что промелькнувших часах клятв, криков и восторгов. Так далеко и так близко… Сейчас он был в мире, где я для него уже не существовала. Я смотрела на него и вдруг поняла, что в нашей жизни нет абсолютно ничего постоянного. Все движется, меняется, уходит, и даже возвращаясь становиться порой совсем другим.
Жизнь так быстротечна! Так почему бы и не жить моментом. Настоящим. Отгоняя сомнения и страхи прочь, ценить каждый миг, принимая абсолютно всё с благодарностью, ненасытностью и упоением. Доверяя лишь зову собственного сердца, позволить себе ощутить все грани самой опасной и зыбкой разновидности счастья — ЛЮБВИ.
========== 21. В унисон ==========
До конца недели мы с Майклом пропали со всех радаров.
Я прекрасно понимала, что это был тот самый период в начале любовных отношений, когда всё ещё так свежо и ново, чувства обострены до предела и не хочется отрываться друг от друга ни на секунду, занимаясь любовью дни и ночи напролёт.
