На слегка подгибавшихся от напряжения ногах я послушно подошла ближе, ощутив обжигающе-смелое прикосновение горячей ладони к своему бедру. Мягко придержав за талию, Майкл помог мне забраться внутрь и, нырнув следом, решительно задернул тонкие шторки с обеих сторон, создавая некое подобие уединения и ограждая нас от внешнего мира этим хрупким полупрозрачным барьером.

Ощутив телом приятную прохладу кожаной обивки я облегченно выдохнула, заметно расслабляясь. Мы устроились у самого изголовья на сброшенных в кучу подушках в этом невероятно уютном, импровизированном шалаше, словно материализовавшимся прямиком из детских сказок. Майкл притянул меня к себе, усадив меж своих согнутых в коленях ног и обнял, уткнувшись носом в мои волосы, в то время как нашим глазам открывалась поистине восхитительная картина!

Ночь уже полностью поглотила вчерашний день, но она была необычайно ясной. По правую руку от нас едва виднелась скалистая кромка материка, сверкая огнями ночного города, точно захваченная стаей маленьких суетливых светлячков. Усыпанное звёздами небо нависало над нашими головами бесконечным мерцающим покрывалом, — далеко на горизонте оно сливалось с океаном, отчего создавалось странноватое впечатление, будто мы парили в невесомости, где-то между небом и землей. Зрелище было до того непередаваемым, что захватывало дух!

— Боже, — едва слышно прошептала я дрогнувшим от эмоций голосом.

— Нравится?

Переводя дыхание, я бросила на Майкла восторженный взгляд.

— У меня просто слов нет! Умеешь же ты создать настоящую сказку.

Он взглянул на меня со счастливой улыбкой и каким-то ребяческим блеском в глазах, насмешливо поморщив носик.

— Это мой маленький секрет, — с самодовольным видом шепнул он мне на ухо. — В какой бы части света я ни был, у меня везде есть такие особые, секретные места, где можно уединиться и спокойно подумать.

— И о чем же ты думаешь?

— О том, что занимает мысли любого человека, — иронично покривил губы он. — О жизни. Мне кажется, что если долго смотреть на небо, все проблемы начинают казаться не такими уж и значительными.

Я тихонько вздохнула, заговорщицки прищурив взгляд.

— Ты, должно быть, и правда самый настоящий Питер Пэн! Иначе как ещё объяснить тот факт, что когда я с тобой, у меня ноги отрываются от Земли!

Мы тихо рассмеялись, взглянув друг на друга с улыбкой и вновь замолчали, полностью отдавшись моменту и тихому созерцанию окружавшей нас красоты, ощущая паутиной обволакивающую нас с головы до ног лёгкую нежность. Мы словно находились внутри кокона, ограждавшего от любой угрозы. Бережно и заботливо, как и его объятие. Казалось, вся вселенная была у нас на ладони и существовала сейчас только для нас двоих.

Я прижалась к Майклу всем телом.

— Так значит вот он, твой способ сбежать от всего на свете и почувствовать себя свободным?

Майкл тихо вздохнул.

— Ты и сама отлично подметила что свобода, это весьма перетекающее понятие, — тоскливо усмехнулся он. — Музыка и природа всегда были для меня тем самым средством, отдушиной и моим единственным надежным убежищем. Но получив свободу выражать себя, доносить свою философию миру, мне, разумеется, пришлось и кое-чем пожертвовать.

Я взглянула на него с затаенной улыбкой.

— Слишком многим, возможно? — недоверчиво поморщилась я.

— Ками, — терпеливо вздохнул Майкл, — это не мой личный секрет и не великая вселенская тайна. Таков закон природы. Нам всем порой приходится чем-то жертвовать в этой жизни. Нельзя иметь всё и сразу. Но я чувствую себя свободным, когда делаю то, для чего был рождён.

— Да, но… Там, на палубе, мне совсем не показалось, что ты…

— Дело не в этом, — мягко прервал меня он на полуслове. — На палубе ты очень неосторожно напомнила мне о том, что я почти забыл, чего долгое время старательно избегал. И, обнимая тебя, я почему-то ощутил это как-то особенно остро. Знаешь, — вздохнул он, — есть вещи, о которых лучше не думать. Не говорить. Спрятать поглубже и лишний раз не ворошить. Иногда это единственный способ справиться. Выжить и двигаться дальше.

Я замолчала, зарывшись лицом в складки его рубашки, ощущая как что-то внутри меня сжалось в тугой узел. Словно почувствовав исходившее от меня напряжение, Майкл глухо вздохнул, прижав меня ближе, и мягко провёл ладонью по моей щеке, стараясь успокоить.

— Ками, — иронично усмехнулся он. — Ты говоришь о свободе и для тебя это так же легко и естественно, как дышать. Ты живая и подвижная, как вода. В тебе слишком много энергии и силы. Боюсь, что мне за тобой уже не угнаться, — рассмеялся он.

— И это говоришь мне ты? — возмутилась я, слегка нахмурившись. — В тебе тоже очень много силы, Майкл! Порой мне кажеться, что ты один из самых сильных людей, что я когда-либо знала.

— Это другое.

— Чем же?

Он терпеливо вздохнул.

— Всё подвижное сильнее неподвижного, Кэм,— кивнул Майкл, небрежно указав ладонью на побережье. — Хоть иногда и может казаться иначе, но взгляни хорошенько, — вода сильнее даже самой крепкой скалы.

Я внимательно всмотрелась в его глубокие, тоскливо-насмешливые глаза и в конце концов примирительно вздохнула, откинувшись назад и задумчиво уложив голову на плечо Майкла.

Вращающийся луч маяка Point Fermin неожиданно ворвался ярким светом сквозь тонкую ткань занавесок и точно знак свыше на мгновение осветил пространство холодным белым светом, сдвигая тени и лишая их своей призрачной силы, так же неумолимо-стремительно растворяясь в ночных сумерках мгновением спустя. Но этой ослепляюще-яркой секундной вспышки было достаточно, чтобы ко мне вновь вернулись спокойствие и уверенность.

Это был совершенно волшебный момент, пронизанный каким-то ясным взаимопониманием и лёгкой тоской.

— Но должно же быть что-то, чего ты хочешь в глубине души. Эгоистично, но искренне. Скажи, по-честному.

Майкл усмехнулся уголками губ, неторопливо перебирая пальцами прядки моих волос и выдержал небольшую паузу, постепенно собираясь с мыслями, усилием воли отодвигая в сторону глубоко-личный внутренний барьер.

— Порой мне и правда хочется послать всё к чертям и просто… исчезнуть. Подальше, от всего этого… — запнувшись, хмыкнул он. — Хотелось бы пожить немного для себя спокойной, размеренной жизнью. Хоть на миг перестать быть собой. Лицо, с которым можно затеряться в толпе и почувствовать наконец, каково это — просто быть обычным. Ну, нормальным, знаешь.

Я замолчала, стараясь точнее уловить ход его мысли. Она была проста и понятна, как дважды два, и вместе с тем каким-то странным образом абсолютно непостижима для меня! Конечно, мне никогда не понять каково это, когда посторонние люди уставляются на тебя, как на диковинную зверушку из зоопарка, обсуждая каждый твой вздох и шаг. Не иметь возможности делать такие, на первый взгляд, обыденные вещи: прогуляться по улице погожим летним деньком, спокойно посидеть в кафе или парке за книгой и чашкой кофе, наблюдая за снующими вокруг людьми, стихийно заглянуть в театр или кино, да просто пройтись по магазинам, в конце концов! Ему для этого необходима куча охраны и продуманные пути отхода. Потому что в этой странной иерархии существуют обычные люди, люди знаменитые, и уж только потом — Майкл Джексон. Его лицо и образ настолько уникальны и узнаваемы, что это как стихийное бедствие или катаклизма, где бы он не появился, непременно случается хаос.

Между нами повисла давящая тишина и мне вдруг стало до боли в груди его жаль! Его жизнь показалась мне вдруг как никогда прежде — абсолютно невыносимой. Из-за невозможности вырваться вот так, как это часто делаю я. Сбежать ото всех, да и от себя самой, слившись с безликой толпой. Думаю, каждому человеку иногда необходимо проводить время так. Иначе можно просто сойти с ума! Имея столько возможностей, не иметь возможности просто жить. Разве это не трагично? Более чем!

Ладонь Майкла скользнула по моему животу и слегка сжала талию, отрывая от этих назойливых и тревожных мыслей. Он склонился чуть ближе, заглядывая в мои глаза горящим лукавым любопытсвом взглядом.