— Кого же?

— Мою мать, — с улыбкой произнёс он. — Она одновременно самая мягкая, нежная, понимающая и самая сильная из женщин, и она всегда была для нашей семьи опорой и прочным фундаментом. Без её любви я никогда не стал бы тем, кто я есть.

Солнце постепенно клонилось к закату, окрашивая голубой горизонт розовато-оранжевым отсветом, но мы с Майклом всё продолжали и продолжали говорить. Разговор, тянувшийся часами, неспешно петлял от темы к теме: от поисков смысла жизни мы плавно перешли к обсуждению абсолютно будничных и обыденных вещей. Так я узнала что он, оказывается, просто обожал смотреть мультики по утрам, предпочитал белое вино красному, разделял мою любовь к морепродуктам и гранату и считал подсолнухи самым прекрасным на свете цветком. А ещё в очередной раз отметила, что Майкл обладал какой-то уникальной и невероятно заразительной манерой смеяться — у него это выходило так озорно и звонко, совершенно непосредственно и по-детски очаровательно.

— Что за странное прозвище, Майкл! — рассмеялась я. — Почему именно Эплхэд?

— Мне кажется, это очень мило. И моя мама говорила, что когда я появился на свет, у меня голова была в форме яблока, — прыснул застенчивым смешком он и в голосе его послышалось безграничное обожание, нежность и любовь к матери.

— Это забавно, — усмехнулась я. — В таком случае, я тоже буду звать тебя Эплхэд!

— Ещё племянники зовут меня дядя Doo-Doo.

— Это ещё почему?

— Потому что я обожаю с ними дурачиться, — рассмеялся он. — А у тебя есть какие-то прозвища?

— В кругу семьи меня прозвали крошка Коко. Старшая сестра заменила крошку на блошку, так, чтобы поиздеваться. И потому что я была мелкой, юркой и вечно всюду совала свой нос, — насмешливо прицокнула я. — Ну а друзья зовут меня угольком.

— Угольком? — усмехнулся он. — Почему?

— Не знаю. Думаю, за мой живой нрав и способность долго не выгорать.

— Уголёк… — задумчиво протянул он. — А что, тебе очень даже подходит!

Мы оба рассмеялись в голос.

— Окей, Эплхэд. Мне нужно отойти на минутку, так что придется отключиться.

— Ты уходишь? — разочарованно протянул он.

— Дай мне пару минут, ладно? Я выпила два огромных стакана сангрии, — мягко намекнула я. — Нет больше сил терпеть.

Его издевательские смешки на другом конце провода заставили меня в очередной раз недовольно закатить глаза.

— Перезвони, как освободишься, — захихикал он.

— Через пять минут, — покачав головой, рассмеялась я.

На часах уже было далеко заполночь. Но темы для беседы одна за другой каким-то потрясающим образом сами находили себя. Разговор был лёгким и увлекательным, и мы просто не замечали, как пролетало время. Узнав о Майкле и его семье массу занимательных вещей, в какой-то момент я ощутила себя так, словно была знакома с ним на протяжении всей своей жизни. Мне безумно нравилось открывать его для себя, ощущать постепенно зарождавшееся между нами доверие, где каждое слово — словно очередной камешек в конструкции устойчивого и крепкого каркаса незыблемого моста, неотвратимо приближавшего нас друг к другу.

С самого утра понедельника и на протяжении всего дня я, как ни старалась, просто не могла стереть с лица эту беспричинную, наиглупейшую улыбку. Пытаясь оставаться предельно сконцентрированной на работе, я всё же, постоянно ощущала его негласное осязаемое присутствие в каждой мысли, каждом вздохе, движении и жесте: что бы я ни делала, с кем бы ни говорила и куда бы не посмотрела — он был везде, был во всем и был рядом. Только сейчас это совсем не доставляло мне дискомфорта, как прежде. Скорее наоборот, дарило умиротворение и покой.

Ровно в семь вечера, к концу рабочего дня, телефон вновь зазвонил и, бросив взгляд на экран смартфона, я на мгновение закрыла глаза и мои губы сами собой растянулись в счастливой улыбке.

— Ты уже дома? — резко выпалил горящий едва сдерживаемым нетерпением голос.

— И тебе привет, Майкл, — рассмеялась я. — Ещё нет, как раз выхожу из офиса, — на ходу шаря ладонью в сумочке в поиске ключей от машины, я с улыбкой подмигнула на прощение Веронике, моему секретарю, и уверенным шагом направилась к лифтам.

— Мм… — недовольно протянул он. — Так мне перезвонить чуть позже?

— Все в порядке, — усмехнулась я. — Я уже освободилась и у меня гарнитура.

— Я хотел тебе сказать, что нашёл книгу, которую ты читаешь! — заметно приободрившимся тоном заявил он. — И знаешь, я тут кое о чём подумал.

— О чём же?

— Я согласен с тем, что возможно в жизни действительно многие вещи происходят абсолютно случайно. Но знаешь, ведь математическая теория вероятности даже в случайностях находит определенные закономерности, — спокойным и рассудительным тоном разъяснил он. — То есть, вполне возможно, что у нас действительно есть какая-то глобальная миссия и предназначение в жизни — но прийти к нему можно самыми различными способами и путями. Все мы порой вынуждены сталкиваться со случайным и непредвиденным стечением обстоятельств, но как на эти обстоятельства реагировать мы, всё же, решаем сами. Думаю, в этом и состоит дарованная нам Господом Богом свобода воли и выбора, которая в конце концов, и определяет нас.

— Молодец! — с ноткой приятного удивления и даже гордости в голосе, кивнула я. — Мне очень нравится твоя теория.

— Я весь день об этом думал! — рассмеялся он. — И о тебе, Камилла. Как прошёл твой день?

— Хорошо, спасибо, — улыбнулась я. — Мы уже на финальном этапе. Завтра до обеда подпишем бумаги и я, наконец, смогу спокойно выдохнуть.

— Здорово! — воскликнул Майкл. — Мы могли бы это отметить. Я ведь должен тебе ужин, — рассмеялся он.

Этой ночью история повторилась. Мы сопровождали друг друга на протяжении всего вечера, ненавязчиво беседуя обо всём на свете и параллельно занимаясь своими делами. Я умудрилась добраться до дома, оплатить счета, поужинать и принять ванну в его компании. Удивительно, но с Майклом я ощущала себя до такой степени естественно и комфортно, что в какой-то момент словила себя на мысли, что уже не могу вспомнить, какой была моя жизнь до него.

— Я слушаю абсолютно всё, правда. Но дома чаще всего предпочитаю что-то ненавязчивое, классическую музыку для фона, например. И ещё, я просто обожаю саксофон. Kenny G божественен, согласись!

— Он гений! И я тоже люблю классику — Дебюсси, Прокофьева, Чайковского… Боже, я мечтал бы поработать с ними! — досадливо усмехнулся он.

— Я абсолютно ничего не смыслю в музыке, в профессиональном плане, конечно. Но с обывательской точки зрения могу сказать, что это, бесспорно, гениальные композиторы.

— Тебе и не нужно понимать процесс создания музыки, чтобы чувствовать и наслаждаться ею. Более того, интуитивное ощущение чаще всего самое верное.

— Это правда, — усмехнулась я. — И ещё тебя наверняка повеселит узнать, что я просто обожаю петь в душе. Это ужасная и абсолютно неискоренимая привычка!

Майкл рассмеялся в голос.

— Я бы это послушал.

— Не стоит, поверь, — округлив глаза, рассмеялась я. — Пою я просто ужасно! Хотя, тебе наверняка в какой-то момент всё же предстоит это услышать. Потому что, видишь ли, я не собираюсь сдерживать при тебе свои душевные порывы, всего лишь потому что ты какой-то там Король Поп-Музыки.

Смех Майкла походил на лёгкую истерику.

— Знаешь, у тебя, вообще-то, довольно приятный тембр и глубокие низы. Не знаю, как обстоят дела со слухом, но думаю, с определенной тренировкой ты вполне смогла бы петь. Это скорее вопрос техники. Даже не самого талантливого человека можно обучить петь довольно прилично. У меня есть пара знаменитых примеров, — рассмеялся он.

— Что ж, вполне возможно я возьму у Вас несколько уроков, мистер Джексон. Надеюсь, Вы сделаете мне небольшую скидку, ведь это для Вашей же пользы и безопасности. Не хочу ненароком травмировать Вас и Ваш чувствительный музыкальный слух, — рассмеялась я.

— Ну, мы подумаем, как определиться с тарифом, чтобы он устроил нас обоих, — прицокнув, сально усмехнулся он.