Хотя и ему придётся солоно, если не успел поменять лазер на запасной!

Бегу не к первому своему зданию, и даже не ко второму. Держу курс на самый высокий в близлежащем районе небоскрёб: он тут и шире, и выше остальных, и даже вверху – не традиционно прямоугольный, а как бы – скошенный, этакая заострённая пирамида.

Дизайн, мать его!.. Или его пик-шпиль – просто антенна?

Но особо предаваться рассуждениям об изысках местной архитектуры и средствах теле- и радиокоммуникаций времени нет – чудовищная махина упорно прёт ко мне, словно сбрендивший линкор, загребая когтистыми лапищами так, что высекает искры из асфальта, или что там его заменяет, и вожделённо облизываясь. (Увидал в рассеянном свете зари от Города, как поблескивает слюна на салатовом огромном языке!)

Если б встретились где-нибудь далеко в пустыне, и не имелось бы запасного варианта, куда бежать, думаю, со страху запросто можно обо…раться – реально здоровенная и злющая гадина. И загнала бы меня чисто измором! Впрочем, отнюдь не уверен, что если сейчас сунусь к ремонтному агрегату, он вот прямо на мою защиту так сразу и встанет!..

Но вот я и у небоскрёба. Хлопаю ладонью по плите, она отъезжает: пока всё в лучших традициях. Но дальше начинаются проблемы. Слышу я из глубины здания знакомые до боли шлепки – гусеницы! Что делать?! Выхожу обратно за портал, и показываю язык сердитой черепашке. Та словно понимает, что я её дразню. Сердито ревёт. Во всю глотку. Невольно щурюсь. Ого-го!.. Децибел сто пятьдесят – словно самолёт разгоняется!

Но соваться в здание пока не спешу: жду, кто из моих «друзей» доберётся до меня раньше. От этого, как говаривает тренер, многое зависит!

Первой добирается черепаха. Отскакиваю внутрь, стараюсь откатиться чуть в сторону от локомотивного нижнего края панциря, оглядываясь. А вот и мой друг! Или это не мой друг? Не-ет, мой! Хотя он и явно успел лазер поменять: вон: начал палить!

Зелёный луч с омерзительным шипением и дымком погружается в серо-зелёную плоть вокруг шеи, бьёт и по морде: черепаха закрывает глазищи! Но попыток пролезть внутрь не оставляет, хотя явно видит, что здесь ей не протиснуться! Мой друг автомат продолжает поливать её лучом, и помещение заполняет отвратительный смрад от горелого мяса, и аммиака. Кровь, что ли, черепашья так воняет?..

Но вот до пресмыкающейся доходит, что что-то с ней происходит нехорошее. И так может странный агрегат и убить её! Она начинает отступление задом, и пытается развернуться. Не тут-то было! Луч, мощность которого явно повысилась до максимума судя по нестерпимому свету, отсекает ей одну лапу, а затем и вторую, и монстра оказывается заблокирована в дверном проёме! Теперь ей – ни туда ни сюда, и пока она ревёт благим матом, чувствуя приближение смерти, пользуюсь случаем, и протискиваюсь наружу, в небольшую щель между полом и панцирем! Ф-фу-у…

Как бы не так.

«Фу» отменяется.

Потому что с трёх сторон к нам, то есть – ко входу в небоскрёб на всех парах «несутся» ещё три ремонтника. И до них не больше пятидесяти шагов! Увидев меня, особо не раздумывают! А сразу палят со всех стволов!..

Больно-то как!!! Словно я – в гестапо!.. А-а-а!.. Мать вашу!..

Ну, что я могу сказать…

Предохранитель Машины, если честно, можно было бы отрегулировать и на боль поменьше. Потому что хоть я и вопил во всю глотку, но секунды две прошло, прежде чем моё отключившееся наконец «сознание» вернуло меня на канвас любимого зала.

Дико вопящим. И дымок от меня ещё с полминуты шёл…

Не говоря уж о том, что все наши на меня пялились, как на восьмигорбого верблюда. Ещё и на лыжах.

Трясу головой, делаю попытки подняться. (Лежу я, оказывается, на спине…)

Чёрта с два! Ноги разъезжаются и дрожат, руки словно не мои, трясутся, и тоже не желают слушаться, и голова кружится, словно от палёного бухла. Наши подбегают, сажают, а затем и встать помогают… Бурчу «спасибо», но голос тоже дрожит. Еле могу стоять прямо, и не шататься, словно осина на ветру. Ох-хо-хонюшки, как говорит мать.

Подходит тренер. Пристально смотрит в глаза. Моргаю. Но взгляд выдерживаю. Тренер спрашивает (Хотя чего тут спрашивать: и так всё ясно!):

– Задание провалено?

– Так точно. – говорю внятно, хоть и негромко. Голос заставляю не дрожать, – Сожгли меня из трёх боевых лазеров. Убит с гарантией.

– Понятно. – впрочем, вижу по хитринке в глазах, что тренер вполне доволен моими «приключениями», хотя и не представляю, как бы он мог их отслеживать, – Рапорт принят. А сейчас, боец Ривкат – мыться. И домой. И всех остальных касается.

– Есть мыться. И домой.

По дороге в душевую наши не без интереса на меня смотрят. Но не расспрашивают. Расспрашивать начинают, только когда снимаю с невольным стоном комбез, и обнажается моё тело. Охламоны с удивлением и даже испугом рассматривают три толстенные полосы ярко-багрового цвета, «живописно» украшающие мою грудь, спину и чресла. Кузьмич даже пытается потрогать пальцем. Осторожно, но я дёргаю щекой, и он пальчик убирает, так ничего и не спросив. Спросить решается только Санёк:

– Больно?

Щупаю, снова морщусь:

– Больно. Но сейчас – раз в сто слабее, чем когда прорезало насквозь…

Миха, покивав, констатирует:

– … твою мать! Жуть! Вот так и подумаешь – стоит ли так сильно стараться и напрягаться. Получается, четвёртый Уровень – та ещё мясорубка!

– Да нет, – пытаюсь загладить негативное впечатление от своих «ощущений и приключений», – Было прикольно. Но то, что убили – чисто моя вина. Сам не предусмотрел.

– Чего?

– Того, что даже в пустыне могут водиться та-акие твари… Словом, невозможно там было оставаться. Сбежал к «цивилизации». А там – роботы-ремонтники. Защищали свою территорию. И вверенное имущество. Думаю, даже если расскажу, вам не поможет. Потому что у каждого наверняка будет свой собственный Мир. Не похожий на этот мой.

Владимир, наш лидер, говорит:

– Сейчас помоемся, и давай-ка, Волк, всё-таки просвети нас. Поделись опытом. Чтоб мы знали – на случай, если кто из нас всё-таки попадёт туда. Что там можно, а чего не нужно делать. И как действовать, чтоб выжить. И Мир опиши поподробней.

– Ладно. Согласен. Это будет… разумно.

После мытья минут пять уходит на рассказ. Заодно в это время одеваемся. В раздевалке тихо, все стараются не греметь и не стучать: слушают. Никто не перебивает: тренер отучил мешать рассказчику. Чтоб не сбивать того с мыслей и ощущений – воспоминания должны излагаться именно так, как происходили события. И нужно чётко осознавать, чем запомнились наиболее «яркие ощущения». Вопросы – только по завершении.

Вспоминать неприятно, но, собственно, не скрываю ничего: я действовал так, как считал разумным, и если результат получился неудовлетворительным – виноват только сам. Или неверно оценил обстановку, или напортачил с «противодействиями».

Когда закончил, Владимир говорит:

– Интересный Мир. Похож на такой, как было бы после Апокалипсиса.

Григорий, он у нас любит всё анализировать, говорит, кивая головой:

– Если там и правда жили какие-нибудь осьминоги, так у них и Апокалипсис должен отличаться от нашего. Например – самое страшное для океанских обитателей – что? Точно: когда испарится вся вода! Ну вот! По описанию Волка как раз так и произошло.

– Непонятно только, откуда там чудовищная черепаха, явно отлично приспособленная к жизни в пустыне. – это влезает второй наш Василий, который Чекист. Поскольку всегда за Правду. И тоже любит, чтоб уж всё было – «как положено». То есть – разложено по полочкам.

– Ну, это-то как раз нетрудно объяснить, – у Михи уже появились интересные мысли, – Если жизнь из океана вместе со всей водой испарилась, её место тут же заняли обитатели суши. Как говорится: «Свято место пусто не бывает!» Вот и черепашка… Земная.

– Ага.Похоже на правду. Однако сейчас рассуждать об этом Мире, и о том, как бы там половчее устроиться, смысла особого не вижу. – Владимир хмурит брови, и тон у него серьёзный, – Предлагаю поэтому спокойно отправиться по домам. Там как следует подумать над вводными. И завтра обсудить. И методику поведения выработать. На всякий случай. Мало ли!..