Потом бабушка по пальцам пересчитала других Алисиных обидчиц (Гизела знала гораздо больше, чем ей внучка рассказывала): Луиза – потаскушка со стажем, Наталья – «пьёт, курит, дома не ночует» уже в гинекологии побывала, и понятно зачем, Настя – содержанка (богатый у неё покровитель, но женой её не видит, не ко двору пришлась), Василиса – «оторви да брось!» (всем хамкам хамка, как рот откроет – парни разбегутся).

Алиса робко возразила, что не разбегаются парни, что за Василисой ухаживают, да ещё как, парни даже дерутся из-за неё. Бабушка категорично: «Нормальные разбегутся!!! А про ненормальных я и слышать ничего не хочу!»

Интересно, что бабушка Гизела ходила с Алисой в ночной клуб. И не раз. Впечатлений принесла с собой ворох! Громкая музыка, конечно, ей мешала, но её стоило потерпеть, чтобы увидеть, как изменился мир.

Когда они пришли домой – кстати, под утро – бабуля в кухне стала в лицах показывать, как кто танцует и как кто одет. Алиса под стол от смеха лезла. «А волосы у него вот так! – восклицала бабушка. – И здесь у него вот так! И то к одной липнет, то к другой. Денег, говоришь, у него куры не клюют? Да мне его денег даром не нать! Да я с таким на один гектар не сяду! Это не мужик, это полубаба-полупривидение. Тощий, как глиста! А Луиза твоя перед ним, так и стелется, так и стелется. Ну, вкус у дивчины!» Алиса смеялась и возражала: «Да она не перед ним, перед деньгами его стелется. Богатой стать хочет». Бабушка опять: «Так на кой она ему сдалась такая? Неужто он дурак полный и не понимает, что не любят его?» Алиса, подумав, заверяла: «Понимает! Он не дурак. Ему просто любовь не нужна. Ему нужно соглашение. Чтобы женщина сумела достойно представлять его в обществе. Презентабельная была». Бабушка, нахмурившись, пеняла: «А дети?» Алиса тут же парировала: «И детей чтоб родила!» А бабуля торжествующе: «А детей от потаскушки ни один нормальный мужик не захочет!»

Трудно было не согласиться. Но Алиса возражала: «Луиза не считает себя потаскушкой. И никто её такой не считает». Бабушка вздохнула: «Считай – не считай, а много мужиков сменила – кто ты после этого?»

Они тогда утречком завалились спать, их ночной труд подошёл к концу; тётки на работу попёрли. А днём, едва глаза протёрли, опять за разговоры. Алиса хотела поговорить. Расспросить. И бабушке Гизеле тоже хотелось коснуться темы, запретной, но оттого ещё более желанной.

– Деда я уважала. Всегда, – говорила бабушка. – Уважение – это тоже любовь. Она просто немного другая. Но она нужна, и часто отношения строятся на уважении. Однако есть нечто другое. И я вспоминаю это другое. И мне оно столько силы даёт! Только одна мысль о человеке! Мне в юности понравился один такой, за которым можно идти в огонь и в воду.

– А почему ты замуж за него не вышла? – осторожно спросила Алиса.

– Не могла, – тихо откликнулась бабушка. – Так сложилось. И забыть его не получается.

– Поэтому дедушка злился?

– Он никогда не злился! – заметила бабушка. – Его душа искорёжена страданиями. Их семья хлебнула не меньше нашего! И я очень благодарна дедушке твоему… за то… что он меня любил.

– Очень! – кивнула со знанием дела Алиса.

– Очень… Поверь, дорогого стоит, если тебя кто-то так сильно любит. Поэтому я счастливый человек! И мама твоя счастливая.

– Правда?

– Папа твой как её любит, а? – довольно улыбнулась бабушка. – Знала бы ты, как он за неё бился! Завоёвывал!

– А как? – спросила Алиса.

– Как! – передразнила бабушка. – Она в старших классах училась, а он уже в училище. У него занятия закончатся, он скорей в школу, твою маму встречать, портфель за неё носил. Задачи решал. Математика ей не давалась. Если б не папа твой…

– Я в маму.

– В маму! – кивнула бабушка Гизела. – У тебя любовь в сердце есть. От любви гармоничные рождаются, и они притягивают в свою жизнь необыкновенных людей. За которыми в огонь и в воду!

Они ещё говорили об абстрактном. А потом о конкретном. Бабушка разошлась, и лицо у неё горело, как у двадцатилетней. Глаза тёмные, глубокие, обычно с поволокой, тут пламенели. Бабушка рассуждала, философствовала и без конца повторяла, что любовь – это жертва. Так устроено в нашем мире. И любви без страданий не бывает. Только страдания нужно переносить стойко.

У Алисы всё заплясало перед глазами. Ей вдруг представилось, как в ночном клубе к ней подойдёт мускулистый красавец-военный и пригласит на танец. На вальс. А она скажет: «Я не умею танцевать вальс». А военный: «Я вас научу1» И все расступятся, потому что военных в таком заведении не бывает, а вот появился, значит, что-то удивительное произошло, и вальсы в ночных клубах не танцуют, это странно. А ничего странного! Танцы танцевать можно всякие. И удивительного ничего нет. Красавец-военный искал милую и ласковую и нашёл, и пришёл. За Алисой пришёл!!! Она притянула его в свою жизнь любовью, доставшейся от мамы с папой. И теперь они поедут далеко-далеко, он будет воевать, а она будет его ждать и вязать носки (пятку вязать у неё, правда, не получается, но бабушка подскажет, как надо), и ещё Алиса будет варить своему военному большие кастрюли борща, по-русски, чтоб ложка стояла. А когда военный однажды придёт обедать с другом, Алиса их накормит по высшему классу – с салатиком, с маринованными огурцами и фирменными бифштексами – и заодно врежет другу поварёшкой (несильно), чтобы не глазел на неё. «Все внебрачные отношения исключены!» – скажет она ему твёрдо, как учили её мама с бабушкой. И военный пожмёт её тонкую худую руку.

– А знаешь, что самое странное? – осеклась вдруг бабушка.

У Алисы замерло сердце. Ей показалось, что бабушка видит все её мысли и все её мечты.

– Ну? – с замиранием сердца откликнулась она.

– Захожу в ваш этот самый, в бизнес-центр – девочки молоденькие перед зданием с сигаретами. Сигареты больше их самих! И в ночном клубе тоже девочки с сигаретами. В ряд. Как же можно?

– Папка тоже дымит, как паровоз.

– Папка – мужик. А они? Девушки. Будущие матери! Женщине нельзя курить ни в коем случае! Это как грудничку в рот сигарету запихать.

– Перед родами можно бросить, – пожала плечами Алиса.

– Уже прокуренная беременеет! Курево весь организм сотрясает, пропитывает.

Алиса вздохнула.

– Бабушка, Ленка Самошкина не курила, когда приехала! – затараторила Алиса. – Но если все вокруг дымят? И в руку суют: «Закури, да закури!» Поневоле закуришь… Когда все делают это, то кажется, что так и должно быть. Ленку осуждаешь?

– Сочувствую, дурочка ты моя! – покачала головой Гизела.

– И меня могли бы…

– Не могли! – отрезала бабушка. – Я здесь. Поэтому я здесь!

5

Алиса надела белый махровый халат и принялась сушить волосы, размахивая ими из стороны в сторону, взад-вперёд, как в детстве, когда они прибегали с сестрой с речки, мокрые, замёрзшие, как лягухи. Феном не пользовались. «Фен портит волосы», – прочитали они в модном журнале и приняли к сведению.

В Москве Алиса сушила волосы феном постоянно. Размахивать волосами было просто негде.

И вот теперь свершилось. Квартира с кухней, ванной, прихожей. С лоджией, длинной-предлинной, прямо как в американском кино. Ходи, где хочешь и тряси волосами, где хочешь. И Алиса не преминула воспользоваться такой чудесной возможностью.

И именно в таком виде застал её Димон, прилетевший из в Нью-Йорка в Москву на её юбилей.

Она знала, что Димон придёт – давно грозился! – и она ждала его, хотя и отправляла без конца смс: «Дней рождения для меня не существует! Поздравления не принимаю. Но в гости жду!»

Некоторые обижались. Но Алиса знала, что Димон поймёт. Её, кроме бабушки Гизелы, только он и понимал.

Однажды она деньги, которые ей бабушка на молоко дала, потеряла, в слёзы – попадёт ведь! Димон: «Не реви!», сходил в ближайший супермаркет, купил ей две бутылки «белого», а когда узнал, что они с бабулей молоко покупают за городом в подмосковном монастыре, без слов снарядил свою «ауди», закинул Алису на заднее сидение, – и привет! Димону красотки кричат: «Ты куда?» А он: «За молоком! Для ребёнка». Все рты раскрыли, вот так новость!