Где в Нью-Йорке коровники искать? Придётся исходить из того, что есть. Тратиться на дорогостоящие средства и для кожи, и для волос. Ведь если за волосами не ухаживать – увидишь потом небо в алмазах!
Алиса решила не экономить на хороших шампунях и бальзамах и из своего скудного пайка выделяла на их приобретение приличную сумму. Она уже была матёрая и, прежде чем что-либо приобрести, согласовывала этот вопрос с врачом-трихологом. Оказывается в Нью-Йорке немало русских врачей. (Кстати, этому её бабушка научила).
Ничего так не напрягало и не изнуряло Алису в глянцевом мире, как необходимость держать себя в форме. Не имеешь права быть некрасивой. Подтянутость в высшем понимании этого слова! Раскрасили тебя стилисты «под хохлому», приди со съёмок и сними макияж по всем правилам: специальным молочком, специальным подобранным именно для твоей кожи тоником. Умываться осторожно надо, и за водой следить, чтобы не жёсткая была. А то встанешь однажды утром и себя в зеркале не узнаешь: тут зацвело, так отекло. Тогда всё, съёмки отменяют, выпала из обоймы модель. Возиться будут только с раскрученными девчонками; им можно и покапризничать, и права покачать; их снимки фотографы, конечно, фотошопят, но средненьким на это рассчитывать не стоит, с ними разговор короткий.
Очень, очень много денег уходит на обязательные тоники, кремы, лосьоны, на массажи, пилинги, спа-процедуры (очень дорогие!), на витамины. Отложить лишнюю копейку практически невозможно.
Пока красотки юные, всё скрадывает возраст. Поэтому в модели и набирают девочек чуть ли не с тринадцати лет и на пенсию выпроваживают чуть ли не с двадцати пяти. Век модели короче, чем у балерин. Хотя бывают исключения.
Выматывающий график работы Алису почти не беспокоил. То, что выбивало из колеи других, её ровным счётом не задевало.
Алиса могла просиживать часами на съёмках в ожидании своей очереди, её не отпугивали ни софиты в студии, способные поджарить кого угодно, ни пронизывающий ветер, если съёмки проходили на улице. Если подиумные показы коллекций эксклюзивной одежды в каком-нибудь ночном клубе и до четырёх утра – пусть! Утомляет? Ну, наверное. Люди же, не роботы. Но сказать, что Алисе было тяжело, язык не повернётся.
Всё познаётся в сравнении.
Алиса из собственного опыта знала, что гектар картошки окучить куда тяжелее. Не поленитесь, посмотрите ради интереса, какое это огромное поле в один гектар! Слабо выполоть или перекопать такое? То-то! А семья Зингер и копала, и полола, и окучивала. Всем скопом выдвигались и лопатами и мотыгами махали. Весной трактор вспашет – за ним обязательно с лопатой идти нужно, чтобы глыбы земляные разбивать. Земля должна быть, как пух! Иначе про добрый урожай забудьте! Мелочь осенью с поля соберёте. Проку от неё немного. А надо дотянуть своими силами до следующей весны! Если у Зингер полон двор скотины, то чем её кормить? Покупать комбикорм? В копеечку влетит. Тогда поросята золотыми выйдут, дешевле мясо будет на рынке купить.
«Своя» еда для скотины нужна. А значит, картошка своя требуется. И скотине, и себе и на семена на будущий год оставить нужно.
На Урале плантации картофеля – норма. В сёлах и небольших городках у каждой семьи есть по участку картофеля. (В конце мая и спрашивать не надо, куда с лопатой пошли, картошку сажать). Но это ещё что! Картофельные поля требуют всё-таки периодичный уход.
А корова? От неё не отойти. Зимой ещё ничего, она в конюшне, её можно выдоить и в шесть, и в семь утра. А летом? Корову в стадо выгонять надо. А сначала нужно выдоить! Значит, подъём в пять утра. А после дойки руки как выламывает – жуть. Вот это усталость, так усталость. (Когда двух коров держали, одну мать доила, другую рядом – Алиса. Мать быстрее справлялась и всегда дочке помогала, а Алиса дивилась: откуда силы берутся, не двужильная же мамка у неё?) Молоко бидонами на продажу. Зато два мотоцикла в доме, трактор, легковая «Мазда». Не Рокфеллеры, но достаток есть. И даётся он, ох, как нелегко. Зингер не фермеры. (Какие фермеры в России?) Отец – механизатор, мать – бухгалтер. Все сельскохозяйственные работы идут как придаток, в послерабочее время. Полностью заняться фермерством родители ни за что не решились бы, трезво оценивая экономическую нестабильность в стране и бесконечные политические потрясения. Разве забудешь, как обворовывали картофельные поля в девяностые, когда в стране было почти полностью парализовано производство? Только посадят – ночью посаженную картошку выкопают. Сторожить пытались. И однажды воры соседа зингеровского застрелили из охотничьего ружья, когда тот пытался защитить свой огород. Никого не нашли, разумеется. Потом бабушки Берта с Гизелой поставили ультиматум: жизнь дороже, а что будет, то будет. Поэтому просто терпели грабежи. А куда денешься? И овощные ямы у них чистили: варенье и соленье в банках уносили; собаку отравят и лезут преспокойно; и кур воровали – двадцать штук за раз унесли! Зингер мирились. Довольствовались тем, что оставляли. Не только физически, психологически очень тяжело было.
Поэтому когда знающие люди – опытные модели – принялись Алису стращать обратной стороной глянца в модельной свистопялске, ей сначала слушать было удивительно, а потом смешно. Не знали, они тяжёлой работы, однозначно не знали.
Про дядей, которые подкатывают к красивым полуголым девицам, что говорить? Было бы странно, если б они не подкатывали. Бабушка Гизела, не стесняясь выражениях, комментировала: «Сучка не захочет, кобель не вскочит». «Соблазнили! Боже мой! Бедненькая-несчастненькая! – ворчала она, будучи уверенной, что именно воспитание полностью определяет характер человека. – Это что за девочка такая, дядька пальцем поманил, она и побежала сразу? Мама не учила в детстве говорить: «Нет!»
Ещё в поезде, когда только ехали в Москву, Гизела в красках показывала, как следует давать отпор парню, который пристаёт: ногой ему вот сюда (у них эти места у всех слабые)! А если разозлился, да с кулаками на тебя полезет, сразу ори: «Милиция!»
Но никто никогда к Алисе не подкатывал. Она постоянно оказывалась в окружении ярких, обворожительных девушек, на фоне которых неизбежно меркла. Мужчин не прельщала её детская угловатость. И в этом не было ничего страшного. Неприятно было, что её клевали приятельницы. Издевались буквально! «Алиса, ты голого мужика хоть раз видела? Как увидишь, так и в обморок сразу хлопнешься!» – ржали они. Алиса краснела. А они за своё: «Знаешь, что у них есть вот здесь?» И давай показывать. Алиса убегала в туалет и плакала там. Но никого её слёзы особо не трогали. Её продолжали тиранить при каждом удобном случае. «Сегодня в ночном клубе показ. Но ты не бойся, тебя „не снимут“. Разве ты на что-то способна в постели? С тобой неинтересно», – и добавляли разные непристойности.
А когда бывали распродажи, то есть девчонки-модели могли купить брендовые вещи и элитную косметику за полцены, а то и вовсе за бесценок, Алису, осыпая насмешками, грубо отталкивали: «Это тебе не надо. Бабке своей ты и так понравишься!» Алиса глаза в пол и шаг назад. Она всегда ощущала себя человеком второго сорта, несовременной, непривлекательной. Несексуальной!
Про несексуальность она как-то не удержалась и рассказала бабушке, на что та отреагировала весьма спокойно: «Сколько тебе? Ты ребёнок ещё!» И тут бабушка стала поимённо перечислять Алисин коллег-приятельниц, с которыми она частенько выезжала на съёмки.
Итак. Марина. Сексуальна-а-а-я! Слов нет! Да, мужчины вокруг неё ужами вьются. Замужем? Нет. Помолвлена? (Бабушка всегда говорила по старинке). Звезда? Увы. А ей двадцать четыре.
Алиса заикнулась про Маринин гражданский брак, на что бабушка лишь ухмыльнулась. Брак бывает официальным! Гражданский – это сожительство, не «приколотое» к документу законом. А почему? Вот где собака зарыта. Любви нет! Раз сомневаются друг в друге. Раз не доверяют друг другу. Бабушка понизила голос: «И не первое у неё такое сожительство. Замужем не была, а уже мужиков столько перепробовала. Серьёзный да ответственный разве захочет с такой семью создать?»