Джонни, как загипнотизированный, смотрел в хитрые глаза демона, и не мог оторвать от них взгляда. Он чувствовал, что еле стоит на ногах, и еле дышит, захлёбываясь в ощущении трепета, волнения и предвкушения. Он представлял, как всё изменится, как будет желать, и всё исполнится, как обрадуется Энни, и как он станет по-настоящему счастливым.

— Я согласен.

— Вот и чудно, — ответил демон, улыбаясь. — В таком случае, — он коснулся души-кулона Джонни и, перебирая и поглаживая пальцами, исподлобья посмотрел тому в глаза, — Джонни Ринго, каково твоё первое желание?

Джонни сделал глубокий вдох и уверенно произнёс:

— Я хочу вернуться домой и увидеть счастливое лицо Энни.

Демон довольно улыбнулся и выпустил из рук кулон, который теперь светился слабым белым светом.

— Прекрасное желание, Джонни. Тогда тебе вот сюда.

Демон сделал шаг — все машины, дома, манекены и люди испарились — и повёл Джонни по бесконечному белому пространству, озираясь по сторонам и довольно улыбаясь. Они подошли к появившейся из ниоткуда двери, тёмной, железной, сильно выделяющейся в окружающей обстановке.

Не успел Джонни до конца осмотреть эту дверь, как массивный затвор гулко щёлкнул, заскрипели петли, и его — Джонни Ринго, ошибочного смертника в длинной рубашке и с кулоном-душой на шее — толкнули в спину.

В бездну.

***

Джонни лежал в больничной палате и в задумчивости глядел на лазурное небо. Когда он очнулся, в голове был туман, а тело словно держалось на волнах. Врач уверил, что это обычное дело после операции, особенно такой серьёзной, как у Джонни. Удивительно, что он смог выжить.

Нет… Он не выжил. Он умер и воскрес, и всё благодаря Ему — демону. Это Он вернул его к жизни, вернул его домой. Джонни коснулся груди и почувствовал под больничной рубашкой крохотный медальон — его душу. Такую тёплую и приятную. Теперь между ними договор, платой за которую будет душа Джонни. Но пусть даже так Джонни сможет изменить свою жизнь и наконец забыть обо всём, что его тяготило долгие годы.

— Джонни! — в палату зашла запыхавшаяся Энни с Ребеккой на руках и, усадив малышку в ногах Джонни, принялась его обнимать и расцеловывать. — Как же я перепугалась! Ты же не прыгал под машину специально?

Джонни вытер с её бледных щёк горячие слёзы и, глядя в любимые серые глаза, сказал:

— Прости меня, пожалуйста… Я не хотел, чтобы так произошло: ни наша ссора, ни эта авария. Я тебя очень люблю. Ничего такого больше никогда не повторится, обещаю.

— Какой же ты у меня дурачок… — шмыгая носом, отозвалась Энни. — Я тоже тебя люблю, — сказала она и поцеловала сухие губы Джонни.

— Энни, я обещаю, что всё будет по-другому, я теперь знаю, что делать. Всё благодаря ему, — еле слышно прошептал Джонни, но Энни не услышала его слов: она целовала круглые щёчки маленькой девочки в фиолетовом комбинезоне.

Джонни счастливо улыбнулся.

Совсем недавно на этом подоконнике сидел Он и, закинув ногу на ногу, смотрел на Джонни своим пристальным жёлтым взглядом.

— Я рад тебя видеть, — неожиданно произнёс Джонни: слова сами слетали с его губ. — Если честно, мне было очень страшно в том месте: я не знал, куда мне идти и что делать. А когда увидел тебя, на душе стало спокойней. Ты даже не представляешь, как помог мне.

— В этом нет ничего необычного, Джонни. Это же моя работа — помогать тебе, когда ты в беде.

— Ты вернул меня домой, вернул к жизни. Если бы не ты, я бы тут больше не сидел… Так что, как бы это ни звучало, я рад, что встретил тебя.

— А ты, погляжу, не скуп на комплименты! Почти вогнал меня в краску! — воскликнул демон и закатился смехом.

Джонни улыбнулся, наблюдая, как острые плечи демона подрагивают в такт утробному хохоту. Он чувствовал себя лучше, чем обычно: голову не заполняли мрачные мысли, с лица не сходила улыбка, а тело переполняли силы. Казалось, что сейчас он может сделать всё, что угодно.

— Эти чувства прекрасны, я знаю, — резко перестав смеяться и посерьёзнев, сказал демон и взглянул на Джонни исподлобья. — Но, Джонни, будь аккуратен. Ты вернулся к жизни, обманув смерть — об этом никто не должен знать, понимаешь?

— Я это понимаю.

— К тому же тебе ещё рано благодарить меня, Джонни: я ещё ничего не сделал, — сказал Он и, сощурив глаза, тепло улыбнулся. А когда грациозно соскользнул с подоконника, добавил: — Но это же поправимо, да, Джонни? У тебя же уже есть новое желание?

— Я ведь могу загадывать всё, что захочу?

— Да, всё, что захочешь, — разводя руками, ответил демон. — Ты слишком долго жил с сожалениями, но сейчас можешь изменить всё, что было неправильно. Решить проблемы с деньгами, отомстить ненавистным тебе людям, исполнить сокровенные мечты — я могу сделать для тебя всё, что угодно. Только скажи об этом.

— Всё, что захочу, значит…

— Абсолютно.

— Хорошо, тогда я хочу…

***

Джонни открыл глаза. Утренние лучи, еле просачивающиеся сквозь плотные, тёмные шторы, светящейся полосой лежали на полу, а под боком, с головой укрывшись одеялом, тихо посапывала Энни. Джонни потёр сонные глаза и, стараясь не разбудить жену, встал с постели. Взглянул на кроватку Ребекки — та безмятежно почмокивала во сне. Тихо ступая по ковру, Джонни вышел из спальни и осторожно прикрыл за собой дверь. Спустился на кухню.

Пока закипала вода, Джонни вспоминал прошлый вечер. Вчера он наконец-то смог встретиться с Аланом и вновь посидеть в их обычном месте — старом, зашарпанном баре в подворотне. Как же давно они сидели на этих скрипящих стульях, пили дешёвый алкоголь из затёртых стаканов и говорили о своём под звуки бесконечного, монотонного джаза. Года два точно. За это время многое изменилось, и всё благодаря Ему.

Как обычно, Алан рассказывал о своих приключениях. На этот раз он летал в Испанию, и даже в этой поездке девушки не обделили его своим вниманием. С его слов они так и пожирали его хищными взглядами, пока он танцевал, горланил песни и, потягивая алкоголь, рассказывал вольным слушателям истории из жизни.

Джонни вспомнилось, как Алан, отпив пару больших глотков пива и звучно выдохнув, протёр щетинистые усы и сказал:

— Как хорошо, что я не женат!

Джонни даже не сомневался, что Алан так скажет: это в его стиле. А вот самому Джонни больше по нраву тихая жизнь с любимой женой.

— Да ладно тебе, я ничего против жён не имею. Любовь окрыляет, а семья побуждает стать лучше, но знаешь, что всё же самое важное в жизни?

— Ну-ка, посвяти меня, — произнёс Джонни и отпил глоток из стакана.

— Свобода, — многозначительно произнёс Алан.

— Ох, Алан… Ты никогда не меняешься: сколько тебя знаю, ты всегда только о свободе и говоришь.

— А чего плохого в свободе? Если семья, работа, круг общения — да что угодно! — обременяют меня, загоняют в угол, то я уже не свободен. Ты можешь не соглашаться, но я считаю, что где свобода — там и счастье. Понял? Если делаешь то, что действительно хочешь, — получаешь удовольствие. А какая жизнь без удовольствия? Правильно — херовая.

— Да… тебя ничто не поменяет, — улыбаясь, подытожил Джонни.

— Нет, ну, а что? Все хотят быть счастливыми, только многие не знают, в чём их счастье. Для меня вот — в свободе, а для него, например, — Алан указал на молодого бармена, ловко натирающего бокалы, — что-нибудь другое. Эй, парень, налей-ка мне ещё кружечку.

Бармен, покорно кивнув, отложил тряпку и поспешил выполнять заказ. Когда он наполнял кружку пивом с пышной пеной, Алан подпёр голову пухлой рукой и сказал:

— Эй, парень, вот ответь старику, что для тебя делает счастливым?

— Если Алан пристаёт к людям с философскими вопросами, то это первый знак того, что он пьян, — с улыбкой на лице проговорил Джонни. — Тебе нужно проветриться, дружище.

— Заткнись, Джонни, от пары кружек пива не пьянеют. И вообще, раз сам не хочешь, то дай с другими о насущном поговорить.

Светловолосый бармен заинтересованно, хотя и без удивления на лице наблюдал за своим явно опьяневшим клиентом. Наверное, ему не впервой приходилось отвечать на подобные вопросы. Когда пара помутневших глаз посмотрела на него, он гордо поднял острый подбородок и, картавя, произнёс: