Началось всё ещё задолго до того, как он оказался здесь. Даже задолго до того момента, как он получил белые крылья — самую ненавистную его сердцу вещь.

Только попав в этот мир и будучи совсем маленьким мальчиком, он познал на собственной шкуре, что такое детская жестокость. На земле у него было всё — крепкая дружная семья; хорошие, насколько это вообще возможно для шестилеток, друзья; чёрный кот Магнус и черепашка Ливингстон. Откуда счастливому ребёнку из благополучной семьи знать, на что способны мерзкие детишки, которым родители не уделили должного внимания при воспитании?

Если человеческие детишки просто жестокие, то отпрыски рождённых ангелов и демонов — это «просто жестокие» умноженные на бесконечность и ещё немножечко сверху. Их изобретательность в издевательствах настолько изощренная, что самые отбитые наглухо отморозки нервно курят, глядя на это безобразие. Воспоминания о выщипывания каждой чёртовой перьинки с ещё неокрепших серых крылышек до сих пор вызывает в нём мелкую дрожь и поделом оправданное желание убивать. Ровно так же, как проведённая в чулане одного из учителей неделя — без воды, еды и в полном одиночестве. Мальчик сидел там до тех пор, пока старику Фенцио не понадобилось достать книгу, про которую он бы и думать забыл, если бы не чистая случайность. Полный перечень «заслуг и гордостей» ребятишек не поместится на бумаге, что исписал уважаемый господин Лев Николаевич Толстой во время написания великого произведения «Война и мир».

Даже когда того мальчика признали Небеса в возрасте десяти лет, он остался с пожизненным клеймом Непризнанного и должен был тащить его за собой тяжким грузом, словно привязанный к ногам труп. Труп его перспектив, амбиций и желания стать кем-то значимым, быть полезным. Всё своё обучение в школе он был эдакой местной всезнайкой — учился если не за троих, то за двоих точно. Но даже безупречные теоретические познания и отточенные до совершенства практические навыки не открыли перед ним никаких дорог. Даже заросшие терновником тропинки были закрыты. Быть прислугой для рождённых — вот он — потолок бывших Непризнанных! Быть может он был бы готов мириться с этим положением дел, ссылаясь на принцип «слюбится стерпится» или «авось случится чудо», если бы не один случай. Случай из разряда вон выходящих и кричаще несправедливых.

Тот тёплый день ничем не отличался от остальных триста шестидесяти четырех в году. Как всегда, выполняя поручение своего хозяина, юноша отправился в стены альма матер, из которой выпустился год назад.

Ангелы часто посылали слуг к Фенцио или Мисселине, чтобы узнать об успехах своих отпрысков, вот и отец Лилу не стал исключением. Варахиилу было откровенно начхать на дочь и её успехи в обучении — коих, к слову, было немало — но он всё равно продолжал отправлять юнца в школу каждую среду, потому что все другие родители так делали. Он практически никогда не спрашивал слугу, как поживает кровиночка, а когда тот начинал сам отчитываться, бесцеремонно перебивал. Высокопоставленному чинуше было до лампочки абсолютно всё, кроме него самого и общественного мнения о нём.

В тот злополучный день паренёк не застал в школе ни Мисселины, ни Фенцио, поэтому решил скоротать часик ожидания в школьном дворе. Вот она — скамейка, на которой он наизусть заучивал заклинания. Присаживается, вдыхая насыщенный аромат сирени, что росла неподалёку сколько он себя помнил. Но не прошло и нескольких минут его спокойствия, как с дальнего угла двора раздался оглушительный крик.

— Пожалуйста, не надо! — кричала навзрыд его ровесница с серыми крыльями, пока демонесса, с виду чуть помладше, тащила ту за волосы в центр двора.

Он задыхался от возмущения и привстал, чтобы вмешаться, прекратить это безобразие. К демонессе подбежала ангелочек в голубом платье, но её лица разобрать он не смог.

— Ребята, пиньяту принесли! — смутно знакомый звонкий голос хоть и был приятным, но вызывал мерзкий ком в горле.

Со всех уголков двора подтягивались все кому не лень. Демоны радостно улюлюкали в предвкушении зрелищ. Ангелы же лыбились отнюдь не ангельскими улыбками. А одинокие непризнанные наоборот — убегали в диком ужасе, дабы не попасться под горячую руку кому-то из рождённых. И их тоже можно было понять.

— Я передумала её подвешивать, — лениво протянула демоница хриплым от курева голосом. — Может отфигачим? Волосы совсем никчемные, долго не продержат.

Толпа радостно завыла. Юноше стало тошно от картины, что нарисовало богатое воображение.

— Прекратите сейчас же! — он кричал громко, но недостаточно, чтобы его услышали. Попробовал ещё раз, но его схватил в охапку огромных размеров демон.

— Не рыпайся, — этот гнусавый голос он запомнил на всю жизнь.

— Этот не из школы, его трогать не будем, — командовала юная демонесса, наматывая на кулак длинные блондинистые волосы жертвы.

Из губ девушки сочилась кровь, а лицо было покрыто ссадинами разной степени давности. Её истерзанные в мясо от волочения колени оставляли за собой кровавые следы на безупречной белой плитке.

— Прошу, — оббесиленно умоляла Непризнанная. Горькие слёзы смешивались с кровью, пока юноша, отчаянно брыкаясь, тщетно пытался выбраться из железной хватки.

— Заткнись! — ангел в голубом ударила девушку в скулу ботинком под одобрительные возгласы толпы.

Он же был готов поклясться, что слышал хруст костей и возненавидел всех рождённых с новой силой. Удары сыпались на несчастную один за одним, пока он кричал во всё горло от бессилия, срывая голос к чертям. Она даже не защищалась, вероятно, понимая, что в этом нет смысла.

Обречённость в невидящем взгляде карих глаз окончательно сломала его — он перестал бороться и молча наблюдал, как с каждым новым хрустом костей сознание медленно ускользало от девушки.

— Выживает сильнейший, — брезгливо бросила ангелочек, вытирая ботинки от крови об зелёную траву. — Поэтому, ты и твои собратья подохнете! А кто не подохнет, тот будет гнить на днище социума целую вечность.

После контрольного плевка в жертву, обидчики разошлись в разные стороны, толпа ринулась за ними и вскоре рассосалась. Никто не подошёл к полумёртвой девушке. Да и он, признаться, подойти толком и не мог из-за неистовой дрожи в ватных ногах. Поэтому парень практически полз, не замечая крупной дрожи в теле.

— Я оценила твой порыв, ангел, — откашливая горячую кровь, она натянула на лицо болезненную улыбку. — Может, ещё не всё дно пробито в этом мире?

— Как тебя зовут? — синие глаза парня судорожно осматривали место вокруг в поисках чего-то вспомогательного. Так и не зацепились за что-то стоящее.

— Лора, — прохрипела она.

Он должен был взять себя в руки. Паренёк еле мог совладать со своим телом, но очень быстро сумел вернуть над ним контроль.

— Держись, значит, Лора! — одного рывка было достаточно, чтобы поднять лёгкое, как пушинка, тельце. — Не закрывай глаза только.

Неестественно вывернутые в разные стороны крылья безвольно свисали вдоль крепких ног юноши, мешая ему перемещаться и орошая белую ткань его брюк тёмной кровью.

— Несправедливо умирать дважды за шестнадцать лет, — тихий полушёпот в угасающей агонии — это всё на что хватило последних сил девушки. Её веки стремительно тяжелели, а спать хотелось больше, чем когда-либо.

— Мы почти пришли! Не закрывай глаза! — он выломал дверь в лазарет. — Есть кто-нибудь?!

Замельтешили белые халаты. А он сидел на полу возле входа и смотрел пустым взглядом в пол. Он не знал эту девочку прежде, но чувствовал, что должен был сделать что-то. Потому что если не он, то кому оно сдалось? Тёмный морок сгущался воздушными комками возле кровати Лоры. А вскоре она умерла. Насовсем сгинула в Небытие. Почему?! Потому, что не повезло умереть однажды? Или за то, что Шепфа решил дать ей второй шанс? Может, потому что она, по мнению некоторых, биомусор? Но кто, чёрт возьми, дал им право выбирать, кому жить, а кому нет?!

Вопросы, полные праведного гнева, сменялись один за одним. Он не мог их контролировать, поэтому пробовал игнорировать. Выходило, откровенно говоря, из рук вон плохо и бурые пятна, что плохо отстирались с рукавов его белоснежного пиджака, были этому лишним напоминанием.