— Пришли.

Дверь в нужную квартиру была открыта, и Каспер поспешил туда войти. Уокер следом. В нос с порога ударил резкий металлический запах, что оседал легким привкусом железа на кончике языка. Тело пробил лёгкий озноб — окно на кухне, что была прямо напротив входной двери, было открыто настежь, а на столе под рюмкой с остатками водки лежала окровавленная записка.

«Здравствуйте, дорогие полицейские. Я — Джозеф Макконнелл, ещё вчера был мужем и отцом, а сегодня стал убийцей собственной жены, Пейдж Макконнелл.Придя домой с работы, я обнаружил тело нашего двухмесячного сына Луи, висящим на кроватке в детской, и пьяную жену с фотографиями в руках. На тех фотографиях в многозначительных ракурсах были изображены я и моя бывшая девушка, которая несколько дней назад попросила меня о встрече, где начала приставать… что-то неразборчивое Я отказал ей в близости, она сказала, что я пожалею. Видимо её месть пошла по плану.Я отпросился с работы, хотел поскорее прийти домой к моей семье, что-то неразборчивое повесила моего сына, сказав, что они больше мне не нужны… Я её убил, мне больше нет места в этом мире.Простите нас, непутевых, что прибавили вам работы.Моя жена в гостиной, я под окнами нашей квартиры.Джо.»

Аккуратно сложив записку в пакет для вещдоков, Виктория медленной, тяжелой поступью подошла к окну и взглянула на асфальт, где лицом вниз в позе морской звезды лежало тело в чёрном костюме.

— Отправь кого-то к главе семейства, — обращаясь к Касперу, кивнула в сторону открытого окна. — Ничего пусть не трогают, опишем квартиру и спустимся к нему на аудиенцию.

Дальше грузным шагом двинулась в гостиную с фотоаппаратом в руках. Дверь легко поддалась, концентрированный запах крови ударил в голову, въедаясь в кожу и волосы женщины намертво. Обычного обывателя видок комнаты наверняка ввел бы если не в состояние обморока, то в нормальный такой ступор. Но тем и отличалась от него Уокер — она могла спокойно войти в комнату, где абсолютно всё было в настоящей человеческой крови, и даже глазом при этом не моргнуть. Стены, потолок, мебель, окна, шторы — всё было в алой телесной жидкости. Запах металла кружил голову, открыть окно не представлялось возможным — нужно описать все вещдоки, снять отпечатки и совершенно нельзя следить. Тёмные брызги на люстре привлекли особое внимание женщины.

Картина невольно напомнила ей один из её первых выездов на место преступления — ещё под крылом Левинсона. Тогда поехавший и ко всему прочему бухой в слюни мужик бензопилой распилил своего собутыльника на мелкие кусочки. Та картина выглядела, бесспорно, «поживописней и покрасочней». Но эта, очевидно, была сделана голыми руками — без вспомогательных средств. И это пугало. Насколько сильно надо вывести из себя человека, чтобы он в буквальном смысле превратил голову другого в кашу?

— Нихрена он её по стенкам размазал, — вырвались мысли с пересушенных уст, когда синие глаза бегло осмотрели помещение и оценили в полной мере произошедшее.

Каспер, стоявший за спиной, вмиг побледнел. Мужчину замутило и он поспешил скрыться в коридоре. Виктория же невозмутимо принялась фотографировать все кровоподтеки на стенах и мебели, время от времени выходя на кухню, чтобы продышаться. Затем возвращалась обратно, чтобы продолжить посмертную фотосессию Пэйдж Макконнелл. Муж женщины постарался на славу — лица было не узнать. Лицевые кости если не поотваливались, то непрезентабельно торчали из того, что когда-то называлось головой женщины. Сомнений совсем не оставалось — беднягу, как и её мужа, точно будут хоронить в закрытом гробу. От его лица после падения тоже мало чего осталось по правде говоря.

— Богатые тоже плачут, — вздыхая, поднялась с корточек и приказала санитарам жестом забирать труп женщины.

— И не говори, — Каспер, открывает дверь в детскую, где они с Викторией продолжают фотографировать и описывать ещё одну не менее страшную картину — мёртвого младенца, висящего на поясе от затасканного махрового халата матери. В этом же халате к слову обнаружили и сам труп женщины.

На месте происшествия они провели ещё два часа. Описывать было что, так что самая муторная и скучная часть работы затянулась надолго, высасывая силы из всех и каждого. Поэтому что Каспер, что Виктория не проронили ни слова по пути назад в бюро. Они даже распрощались немногословными «До встречи» и сдержанными кивками.

Вернувшись в свою каморку, Виктория оторопела от увиденной картины — Моника заливисто смеялась, прижимаясь к плечу Люцифера. На его лице играла хитрая ухмылка, что резко превратилась в животный оскал с появлением Уокер. Женщина вмиг напряглась, сверкая жгучим льдом из глаз и сжимая ладошки в кулаки. Волна неистовой ярости прокатилась по телу от макушки до пят и обратно, электризуя воздух вокруг. Шумно выдохнула, прикрыв глаза, и спокойно произнесла:

— Моника, сейчас привезут три тела, у нас много работы. Советую быть в секционной через пять минут.

— Да, конечно! Лютер, пошли, — кудрявая протянула руку пернатому, на что начальница моментально гаркнула:

— Разве я кроме «Моники» звала шизофреника с внеземным самомнением и неспособностью принимать отказ? — хоть с виду она пыталась не выдавать своего гнева, но дрожащие руки-предатели палили всю контору с потрохами.

***

— Вы знакомы? — нахмурилась мулатка, облачаясь в средства защиты уже в раздевалке. — Чего ж ты сразу не сказала?!

— Моника, он не тот, за кого себя выдаёт. Уж поверь, — женщина с раздражением сдула непослушную прядь волос с лица. — Тебе отдам самое хардкорное. Вскроешь младенца — считай, прошла посвящение в судебке и больше не будет шуток про педиатрию.

— М-младенца? — кровь отлила от смуглого личика, превращая кожу в белоснежное полотно.

— Да, мальчик, два месяца, — невозмутимо продолжила застегивать пуговицы чистого халата. — Мне достанутся его родители.

— Авария?

— Семейная драма похлеще любого индийского сериала на сорок семь тысяч серий. Синяя папка, — ткнула пальцем на стопку с макулатурой слева от них, — почитай на досуге, прежде чем резать.

Дальше обе двинулись к секционной, куда на их глазах завезли сразу три трупа в чёрных мешках. По дороге кудрявая успела кратко прочитать об обстоятельствах гибели маленького Луи. Поблагодарив санитаров, дамы натянули на себя дополнительную защиту в виде кольчужных перчаток и принялись за работу. Виктория напевала себе под нос какую-то мелодию резво разрезая не до конца остывшую плоть женщины. От её головы мало что осталось, но выколупать остатки мозга из уцелевших костей всё же надо.

Монтенегро же стояла со скальпелем в руках, не решаясь сделать первый надрез. В глазах стояли слезы, а руки еле заметно дрожали из-за неприятной глазу картины. Фиолетовая борозда от мягкой ткани на маленькой шейке мальчика была единственной вещью, что ясно давала понять — он мёртв. Уокер, заметив замешательство на лице Моники, перестала петь и с серьезным видом развернулась к девушке.

— Перед тобой не ребенок, перед тобой жертва, труп, — подошла поближе, облокотившись о секционный стол прямыми руками. — Держи это в своей кудрявой башке. Хочешь видеть живых детей, тогда я не держу — педиатрия ждет таких, как ты. Ты будешь хорошим врачом, и я пойму, если судебка не твоё.

Девушка шумно сглотнула, но кивнула, соглашаясь со словами начальницы. И вправду — это работа, и Моника знала на что подписывается. Она понимала, что не только взрослых может настигать насильственная смерть, и что рано или поздно к ней попадёт такой экземпляр. Никто не может морально приготовиться к такому, поэтому Уокер лишь сочувственно улыбнулась, неумело ободряя, и вернулась к своей песенке и работе, напрочь абстрагируясь от всего на свете и погружаясь в дело с головой.

Монтенегро бросила беглый взгляд в её сторону, прежде чем развернуться к трупу и сделать первый надрез…

Спустя несколько часов обе закончили с практической частью и перешли к теоретической. Только если Виктория писала отчёты в хорошем положении духа, то Моника никак не могла сосредоточиться. Испортив и выбросив в мусорку очередной бланк, она протяжно взвыла.