— Надеюсь, ты хорошо покушала сегодня? — спросил неестественно низкий голос женщины.

— Хорошо, — сонно ответила Виктория, потирая глаза кулачками.

— Отлично, значит больше не будешь блевать кровью, — усмехаясь, напомнила инцидент с первой недели пребывания в лечебнице. Тогда Уокер отказывалась есть и пила сильнодействующие препараты на голодный желудок, из-за чего едва не угодила на операционный стол. С тех пор она вталкивает в себя завтрак в любом случае, даже если не хочется. Былые ощущения явно не были приятными, испытывать такое ещё раз желание отсутствует.

Ещё через десять минут дверь тихо открылась. Вошла Ребекка, пахнущая дорогими духами и чем-то похожим на травяную мазь.

— Как ты? — спросила она, отодвигая стул. Металлические ножки протяжно заскрипели по полу, вызывая рой очередных мерзких мурашек на холодном теле девушки.

— Никак, — равнодушным голосом отвечает и пустой взгляд в сторону матери бросает, на что та поджала губы и кивнула.

— Это скоро должно пройти, солнышко. Я говорила с Крисом, он говорит, что скоро переведет тебя на более упрощенный комплекс препаратов.

— Когда меня выпишут?

— Об этом пока не может идти и речи. Ты слишком истощила себя как и физически, так и морально и нуждаешься в помощи психотерапевта, — мать заправила прядь темных волос за ухо и погладила дочь по шевелюре. Сочувствующий взгляд не сходил с её лица.

— Как это? — кивок в сторону живота вызвал у Ребекки некое слизкое дававшее ощущение за грудиной. «Это» — такое пренебрежительное обращение к новой жизни, но женщина умело подавила обиду внутри себя, мило улыбаясь.

— Твой брат Оливер отлично себя чувствует, — отдергивает руку, обнажая фиолетовые синяки на предплечье.

— Что это? — голубые глаза блуждали по лицу матери в попытке прочитать её эмоции. Удалось лишь на долю секунды увидеть в глазах боль.

— Это я упала в обморок, такое иногда случается, — от её улыбки разило фальшью за километр.

— Ты думаешь, я идиотка? — слабый, едва ощутимый румянец гнева коснулся бледной кожи на шее и щеках. Тем не менее, голос казался безразличным и холодным.

— Вики, солнышко… — договорить не успела, поскольку в палату влетел маленький ураган по имени Элисон Уокер.

— Вики! — радостный возглас девочки едва вызвал улыбку на лице сестры. Викторию это начинало бесить, поскольку даже негативные эмоции ощущались настолько слабо и тускло, что появилось некое ощущение вакуума. — Мамуля!

— Привет, зайка! — радостная мать поцеловала девочку в макушку. — Домой когда собираешься?

— Я и так дома живу! О, меня бабуля вязать научила…

Все эти разговоры звучали как-то пусто, отдаленно, что ли… Только отец понимал, что старшей нужно — молчание. Он стоял у дверного проёма, молча кивнул дочери, вымученно улыбаясь. Спустя полчаса вынужденных кивков, выражающих мнимый интерес к разговору, и натянутых кривых улыбок Ребекка и Элли вышли в магазин за чем-то. Пол молча сел напротив кровати дочери и похлопал свою малышку по плечу.

— Мама говорит, что у тебя сейчас побочки от препаратов и ты плохо сейчас себя чувствуешь, — кивок в ответ. — Знаю, сейчас тебе нелегко, но я хочу чтобы ты знала: мы с мамой всегда рядом и всегда выслушаем тебя.

— Спасибо.

Повисло молчание, такое правильное и умиротворенное. Что отец, что дочь — оба наслаждались тишиной и безумно ценили её, ведь не с каждым комфортно молчать. Ещё спустя время родственники уходят, оставляя Викторию наедине с мыслями и холстом. Странно, но она за это время успела пристраститься к искусству и творить его своими руками. Как-то раз обмолвилась при Люцифере, что хочет что-то нарисовать, а в этом душном месте даже бумаги толком нет. Так этот, как она выразилась, «придурошный» притащил ей на следующий день мольберт и прочие рисовальные принадлежности. Сколько всего этот парнишка с угольными волосами для неё сделал, что Уокер даже неловко стало. Сейчас ей было даже вдвойне неловко, ведь она не чувствует ровным счётом ничего — звенящую пустоту. Лишь блеклые тени былых чувств и эмоций — всё, что осталось. Но в то же время игнорировать то, как её тело реагирует на его случайные касания, она просто-напросто не могла. Кожа горела синим пламенем, колени подгибались, дрожь пробивала кончики пальцев — не полный список ощущений. Это так диссонировало с привычным вакуумом и безразличием, что от каждой их встречи приходилось «отходить». Побочки от антидепрессантов и рядом не стояли с побочками от Люцифера Денницы — для того, чтобы понять такую простую истину не нужно быть врачом. Именно поэтому она так жаждала каждой встречи с ним, и в то же время боялась.

Дверь тихо скрипнула, оповещая об очередных гостях. Брюнетка укуталась в тёплый розовый халат с разноцветными единорогами. Люциферу даже пришлось советоваться с Мими, чтобы его выбрать, а подружка Уокер его ой как бесила… Это того стоило — блеск детского восхищения на Уокерском личике, пусть и мимолетный, но доставил Деннице неимоверное удовольствие и… счастье?

— Я принес тебе то, чего ты хочешь, — ехидная улыбка расплылась на лице Люцифера, а глаза сверкали недобрыми огоньками.

— Верёвку и мыло? — за свою шутку девушка с ходу получила подушкой по голове. — Ай, больно.

— В твоей башке нет ничего такого, что могло бы болеть, — поставил на кровать белый пакет.

— Что это?

— Открой, увидишь, — он улыбнулся, вальяжно откидываясь на спинку кресла. Так она и сделала. Опять лицо засияло, хоть и слабо. В животе зародился какой-то теплый комок удовлетворения.

— Ты сейчас прикалываешься? Я же невзначай сказала, что соскучилась по еде из Макдональдса!

— А я запомнил, — всплеснул руками. — Ешь, пока не остыло. Ну или пока сюда Крис не заглянул… — задумчиво протягивает. — Он как-то намекнул мне, что местных животных подкармливать не очень хорошо…

— Ах ты ж… — подушка полетела в обратную сторону, врезаясь в туловище гогочущего парня.

— Кто?

— Мышь, — устало выдохнула, зарываясь в пакет. — Из того самого?

— Из того самого.

— Люцифер, я готова на тебя молиться, — хоть и лицо сейчас было пустым и не выражало ничего, он знал, что смог хоть чуточку её порадовать.

Несмотря на то, что Крис и объяснил — такое её состояние норма, парню всё равно было ужасно больно от её безразличия. Плохо, когда она не смеётся с его порой дебильных шуток, и совершенно отвратительно, когда она никого не хочет видеть. Потому что сам отчаянно в ней нуждается и не представляет жизни без этой проблемной тощей задницы. И как же ему жаль, что она не может ответить ему тем же…

— Не за что, обращайся.

Пока она молча уплетала бургер, закусывая свеженькой картошкой, а он любовался исподтишка. Его губ коснулась невесомая улыбка, когда щека девушки испачкалась кетчупом. Голубые омуты безучастно смотрели в пустоту.

— В школе будет ежегодный рождественский бал, — вполголоса сказал Люцифер. — Не хочешь пойти?

— Странно, что меня из этой самой школы ещё не вышвырнули, — усмехается, закидывая кусочек картошки в рот. Протягивает красную коробочку с оставшейся картошкой. — Будешь?

— Нет, кушай. Не вышвырнут, ты у нас почти отличница.

Виктория не знает, что Денница уже целых полтора месяца делает домашку за двоих, пока его… подруга поправляет здоровье. Она об этом и не узнает, судя по заговорщической улыбке на его слегка щетинистом лице.

— Как?

— Ну так, пойдёшь со мной? — игнорирует вопрос.

— Как я могу тебе отказать?

— Никак, — рука сама потянулась к щеке и большой палец вытер пятнышко кетчупа. Казалось, простое движение, а речь отняло у обоих. Осознание того, что его рука слишком долго находится на бархатной коже свалилось на него словно ведро воды со льдом. Резко отстранился, стараясь не натыкаться взглядом на голубые радужки. Повисло напряжение. — Я выйду, покурю.

— Подожди, я с тобой, — откинула еду в сторону и быстро обулась в чёрные пушистые тапки.

— Оденься потеплее, в таком виде ты не выйдешь.