Как бы ужасно это ни звучало, я расслабился. Значит, никого из тех, кого я знал.

– Что это за швы? – спросил я. Рана была воспаленно-опухшей, но твердой на ощупь, видимо, кусок кости рассек меня изнутри. – Что вы со мной сделали?

– Спасли тебе жизнь. – Медсестра вручную настроила подачу в капельнице, отдавая команды жестами через свой визор. – Шестьдесят лет назад вся подача должна была стать автоматизированной. Теперь же электричество стало слишком дорогостоящим[16]. В течение многих лет Кранч Юнайтед© выступал за то, чтобы гигантские общественные туалеты собирали и перекачивали образующийся там метан, – конечно, более гуманное решение, нежели фабрики Острова Флорида, которые работали от трупной тяги[17]. По Кранч 407 ходила такая шутка: «Как понять, что мир скатился в дерьмо? Он начнет питаться от пердежа». – Тебя ранило осколком. Взорвался у тебя под ребрами. Если хоть бы один кусочек достал до сердца, ты бы уже был на кладбище. Большую часть мы вытащили.

– Большую часть?

Она пожала плечами.

– Половину крыши сорвало. Чего ты ожидал? Но знаешь, хорошо, что все случилось именно так. – Теперь, когда она прекратила всю эту болтовню, даже голос у нее изменился. Я решил, что это акцент Синопек-ТеМаРекс аффилиэйтед. – Многие успели выйти, пока ты заговаривал ему зубы, там, на мостике. Иначе кто знает, че бы случилось. – Менеджер по здравоохранению смерила меня взглядом. – Знаешь, все называют тебя героем.

Я подумал о Билли Лу, который называл меня «мистер Траки», о его коротеньких ручках без ногтей и о том, как терпелив он был, тогда как я был слишком глуп, чтобы знать, что к чему. Однажды он ради меня обыскал весь Пригорок в поисках книг, настоящих книг, сделанных из бумаги и скрепленных клеем. Он нашел ровно три книги: «Хоббит», «Туманы Авалона» и нечто под названием «Путеводитель афериста по Территориям Экс-США», пухлый том, словно труп в летнюю пору, в кожаном переплете и написанный от руки. Я попытался, было, прочесть последнюю, но мне потребовался гавайский час[18] на то, чтобы разобраться в каракулях статических надписей: все эти слова выглядели так, словно были раздавленными жуками, будто стоит мне только отвернуться, как они решат запрыгнуть мне в глотку.

– Я не герой, – ответил я. Двадцать семь человек погибли. Билли Лу Роупс был мертв. – Я просто не хотел, чтобы его убили.

Она смерила меня долгим взглядом.

– В наши дни это уже достаточно героически для многих.

Я получил новый визор, модернизированную модель с гидролокатором в оголовье и улучшенным дистанционным управлением движения. Он был подержанным и все еще глючил, но, по крайней мере, не окрашивал картинку в цвет потока расплавленной лавы.

Аннали отправила на мой канал полдюжины паникерских сообщений, а Джаред прочитал мне тринадцатиминутную лекцию о своем возвращении в чаты (я так думаю, его было почти невозможно расслышать сквозь все его чихание). Я посмотрел сотни потоковых видео из корпоративной рассылки, включая 3-D от генерального директора Дж. Бернхема про реконструкцию в Производственном отделе № 22. Недавняя пыльная буря частично разогнала облако испаренного стекловолокна и асбестамита, которое продолжало осязаемо висеть в воздухе после аварии в Производственном отделе № 22, но все же показатель качества воздуха был на отметке 0,5, и Кадровая служба угрожала штрафами всем, кто будет замечен без антигаза. Объявления похорон были поставлены в эфир между результатами межведомственной фэнтезийной футбольной лиги и напоминаниями КС о недавней криминализации незаправленных рубашек.

Я попытался заснуть, потому что это было лучше, чем бодрствовать, пока голографическое счастливое лицо норовило двинуть мне в нос, и думать о Билли Лу Роупсе и тех двадцати семи погибших. Но мне продолжал сниться тот козел, стоящий надо мной, бормочущий о недоваренных органах и пихающий меня копытом.

«Либо высморкайся, либо перевернись, только прекращай храпеть!»

Я проснулся спустя какое-то время после рассвета, когда зеленое свечение фосфоресценции у реки только начинало разгонять темноту. Запах козла последовал за мной из сна – теплый и странный, как мусор в жару, но не то чтобы неприятный.

Я услышал шепот за занавесками:

– Причем всю ночь напролет… никакой передышки… как безбензиновый мотор начала века.

– Эй! – спросил я. Внезапно голос смолк. – Эй! – позвал я снова.

Никто не ответил. Я закрыл глаза, на сей раз уверенный, что голос мне почудился, и, расслабившись, снова начал погружаться в сон…

– О, нет. Неужели опять? Ca suffit[19]. Ты тут не единственный, кто пытается поспать.

Я вновь покинул край между сном и явью, потому как шторы распахнулись и тот козел уставил на меня свою длинную морду. Хотя было трудно сказать наверняка, все-таки он был козлом, но он показался мне обозленным.

– Ты храпишь, – сказал он.

Больничная палата просыпалась. Я слышал скрип резиновых подошв Менеджера по здравоохранению, знакомые звон, свист и вздохи, когда все свайпали по своим декам, чтобы проверить сообщения; чувствовал запах жженого сахара из чашек Карамельного Мокко с двойным кофеином от Кранч кофе™.

Однако было очевидно, что я все еще сплю и вижу сны. Поэтому я не раздумывал дважды, прежде чем ему ответить.

– Ты не настоящий, – сказал я. – Ты мне только снишься.

Он вздохнул. Вздохнул на свой козлиный манер.

– Такое, несомненно, требует воображения, – сказал он. Затем про себя: – Всю ночь он шумит, словно ротор, а теперь рассказывает мне, что я не настоящий… Настоящий философ, этот…

Я пару раз моргнул, ущипнул себя и даже легонько ткнул в новый шрам. Тем не менее он не исчезал; он просто лежал там, тоскливо грызя подушку. Чтобы быть уверенным, я протянул руку и ткнул его.

Он лягнул копытом, угодив мне в локоть.

– Господи, – сказал я. Я однозначно проснулся. Боль пронзила меня до самых зубов. – Ты чуть не сломал мне руку.

– Я что, должен извиниться? Я же не одна из тех Дакотских подушек-хохотушек. Ты не можешь вот так ширять меня своими пальцами. Кто знает, что ты делал этими руками? – Его голос был ужасен – как у пятилетнего ребенка, что пытается спеть разом все ноты в гамме.

– Эй, погоди. – Я сел, держась за локоть, изо всех сил стараясь не показывать, насколько это больно. – Ты сам не очень-то уж чист. Сказать по правде, от тебя воняет. Я чувствовал твой запах даже во сне. – Он принюхался.

– От синтетики у меня газы, – сказал он чопорно. – Я же не виноват, что постельное белье такое дешевое. – На самом деле он уже сжевал половину подушки и внушительный кусок одеяла.

Я вспомнил, что сказал нам Дэн Риджес перед тем, как Билли Лу сорвал его грандиозное выступление.

– Это ты насрал в туалете, не так ли? На полу.

– У меня слабый желудок, – сказал козел как бы между прочим. Я понял, что он вовсе этого не стыдился. Он снова начал жевать, на этот раз пытаясь просунуть зубы через стойку кровати. – Если бы только ему удалось меня сбросить… Эх, если бы только… Или поджариться при взрыве. Но не судьба… Даже волосы в носу не опалило…

– Погоди. Погоди секундочку. Ты что, пытался умереть?

Когда козел перелег в своей постели, я оглядел его задние лапы. Его тоже привязали к спинке кровати.

– Я знал, что задумал мистер Роупс, – сказал он. – Я твердо верю в право всех мужчин, женщин и животных, – он вперил в меня свой свирепый желтый глаз, словно ожидая, что я стану возражать, – закончить свою жизнь по собственному выбору, с достоинством. Мы не выбираем момент нашего рождения, и уж точно мы не выбираем свою форму жизни на этой жалкой планете. Но мы можем выбрать способ нашего перехода на Великое Пастбище.