========== Часть 1 ==========
Бейда ничего не помнила из своего раннего детства. Ничего, кроме нескольких отрывистых и колючих слов на полустершемся из памяти наречии: «белый уродец», «призрак», «бесцветная», и слез, стоявших в темных глазах ее матери, когда та передавала свою двухлетнюю дочь в морщинистые руки старого Абдуллы из племени Джаалин.
Именно в тот самый день маленькая Бейда обрела новую семью и навсегда распрощалась с родной нубийской деревней, увезенная утомленным караваном за плавящийся под солнцем горизонт. В далекой, но такой же сухой и горячей земле большая женщина, завернутая в пестрые ткани и совсем непохожая на мать, дала ей новое имя вместо того, которое Бейда так никогда и не вспомнила.
Бейда — значит белая. И, стоило забыть, какого цвета ее кожа, укрытая от палящих лучей грубой домотканой одеждой, как чей-нибудь голос, окликая по имени — «Бейда!» — напоминал ей о собственной исключительности. Все вокруг темные, как сырая, лоснящаяся от влаги глина, а она — бледная, как верблюжье молоко.
Бейда — значит белая. Бейда — значит призрак.
Но большую женщину Салиму и ее маленького мужа Хасана, чьим отцом был старый Абдулла с морщинистыми руками, не трогало сходство маленькой Бейды с верблюжьим молоком. Они беспокоились совсем о другом.
Однажды вечером четырехлетняя Бейда стояла у входа в их маленькое жилище и смотрела на большую африканскую луну, которая напоминала ей просяную лепешку. Бейде очень хотелось протянуть руку и снять ее с обильно усыпанного звездами неба, но страх темноты, которая неминуемо опустится на мир, останавливал. Поэтому она просто стояла, с любопытством вглядываясь в причудливые узоры на сияющем диске, и даже не догадывалась, до чего похожа в эти мгновения на привидение, с которым ее так охотно сравнивали там, откуда ее забрал Абдулла. Но не это напугало Салиму, вышедшую затем, чтобы забрать Бейду в дом. Ее напугала миниатюрная копия полной луны, которая покоилась в бледной маленькой ладошке, мерцая мертвенным светом.
Бейда так и не поняла, почему Салима так кричала в ту ночь, почему трясла ее, вцепившись в худенькие плечи, почему отчаянно призывала благого и всевышнего Аллаха, который так и не явился на зов. Но одно Бейда уяснила точно: ни большая Салима, ни маленький Хасан, ни старый Абдулла с морщинистыми руками, ни кто-либо еще не должны больше видеть луну в ее руках.
Уяснить было просто. Но порой луна сама падала ей в ладони, а вода в кувшине начинала светиться ультрамарином. А однажды Бейда взглянула на разбитую глиняную тарелку, и та стала, как новенькая. Старый Абдулла схватился за грудь, а Салима разрыдалась и надавала ей по рукам. Бейда тогда до вечера простояла в углу хижины, размазывая по лицу влагу и боясь лишний раз подумать о чем-нибудь необычном. Она знала, что ее мысли легко воплощаются.
Так шли годы. Бейда росла и училась смирять свои мысли, чтобы никто не бил ее по рукам и не ставил в угол. Иногда она не сдерживалась — перемещала взглядом вещи или запекала в мгновение ока лепешку, или щелчком пальцев зажигала огонь, и тогда Салима снова рыдала и кричала, спрашивая Аллаха (который так ни разу и не отозвался), за что он наказал их дьявольским отродьем, бледным призраком, белой ведьмой. Тогда Бейда тоже начинала плакать, просила прощения и обещала, что больше не будет «чаровать». И она держалась что есть мочи.
А в один знойный день, когда солнце жарило вовсю, а раскаленный воздух трепетал над иссохшей землей, обманывая взгляд причудливыми миражами, в мирную деревеньку племени Джаалин пришли люди, похожие на Бейду. Такие же белые и такие же странные.
*
— Отправиться сюда летом было не самой лучшей идеей.
Ньют бросил короткий взгляд на Литу и усмехнулся. Последние несколько часов, что они провели на верблюдах, она только и говорила о том, что лето — плохая пора для путешествий по знойным африканским степям. В целом, с этим сложно было не согласиться, но Ньют только молчал и улыбался, изредка прикладывая к мокрому лбу клетчатый платок.
— Мы можем остановиться в ближайшей деревеньке. Здесь всюду живут гостеприимные люди, они не откажут нам в приюте. Обследуем местность, сделаем несколько вылазок и, если ничего не найдем, двинемся дальше, — Ньют подождал, пока обессиленная Лита кивнет, и обратился к пожилому человеку семитской наружности, возглавлявшему караван. — Далеко до деревни?
— Недалеко, ибни, — на ломаном английском ответил тот, указывая рукой на запад. — мы совсем рядом, ибни.
И действительно, солнце только-только минуло зенит, когда они приблизились к небольшому поселению, сбитому из маленьких облицованных сланцем саманных домишек. Им навстречу высыпала шумная ватага прожаренных до цвета шоколада детишек, а вслед за ними появились и взрослые: женщины с натруженными руками и мужчины с обветренными лицами, чьи головы украшали большие тюрбаны. Все они с любопытством разглядывали товар, которым не преминули похвастаться купцы: ковры и циновки, пряности и посуда, всевозможные ткани и украшения. Но больше всего внимания перепало Ньюту и Лите, которые, расплатившись с караванщиком, разгружали свои немногочисленные пожитки. Быстро потеряв интерес к пестрому разнообразию безделиц, детишки обступили новоприбывших, перешептываясь и тыча пальцами. Ньют уже собрался было пошутить, что самое время почувствовать себя героями его будущей книги — диковинными британскими зверьками, — но детей быстро разогнал сурового вида мужчина, бегло что-то говоривший на местном диалекте арабского. Он-то и предложил путешественникам пристанище.
Сочтя гостей за супружескую пару — а они и не стали никого переубеждать — их поселили в небольшой хижине из сырцового кирпича на самом краю деревеньки. Успокоили — здесь все честные и никто вещами пришельцев не заинтересуется, разве что дети, а им всегда можно надавать подзатыльников — но Ньют все равно упрятал свой чемодан понадежнее, установив магловский режим и для верности наведя на него дезиллюминационные чары.
А потом они встретили ее.
*
Она стояла на пороге, и в ее огромных серых глазах отчетливо читалось любопытство и… волнение. Девочка появилась неожиданно и тихо, по-кошачьи. И теперь молча изучала странных незнакомцев, которые, в свою очередь, не менее заинтересованно уставились на нее.
— Смотри, Ньют, — посвежевшая после умывания Лита потрясенно смотрела на гостью. — У нее цвет кожи такой же, как у нас. Как такое возможно?
— Альбинос, — Ньют отложил свой путевой дневник и, ероша рыжие волосы, приблизился к девочке. Та вздрогнула и отступила на шаг.
— Никогда не слышала, что в Африке водят… живут альбиносы, — Лита покраснела и бросила косой взгляд на друга, словно надеясь, что он не заметил ее оговорки.
— Здесь это не такая уж и редкость. К несчастью для альбиносов, — тихо отозвался Ньют и осторожно присел на корточки перед девочкой. — Как тебя зовут?
Арабский он знал плохо, но для такого вопроса его филологической квалификации хватило. Познаний же в области антропологии было достаточно, чтобы понять: девочка родом не из этой деревни, черты лица выдавали в ней… скорее всего, представительницу нубийского племени, которое вблизи пятого порога Нила было достаточно многочисленным.
— Бейда, — она наконец-то решилась и расцвела несмелой улыбкой.
— Ньют, — он протянул ей руку, но Бейда не торопилась отвечать на этот жест. — Ладно, — он убрал ладонь и кивнул в сторону Литы. — А это Лита, моя подруга. Мы рады с тобой познакомиться.
Бейда продолжала улыбаться искренней улыбкой заинтересованного ребенка, пряча руки за спину. Ньют подумал, что ей на вид лет восемь-девять, не больше. А еще, сам не зная почему, вспомнил о поверье, ходившем в некоторых африканских племенах и гласившем, что альбиносы буквально пропитаны магией — нередко их даже убивали, чтобы задействовать какой-нибудь фрагмент тела в создании амулета или целебного зелья. Бейде такая судьба, к счастью, не грозила — люди, среди которых она выросла, были суеверны, но не кровожадны.
